Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Это была очень маленькая, но грозная армия. Рогмо не представлял себе того безумца, который решился бы на них напасть. Ведь всем известно, что эльфы — прекрасные лучники и меченосцы. Да и в рукопашной схватке они дадут сто очков вперед любому испытанному наемнику.

* * *

Деревья сделали последнюю попытку удержать в своих объятиях молодого князя, но не выдержали его сопротивления, вздохнули и расступились. И глазам Рогмо предстала жуткая и невероятная картина.

— Этого не может быть, — прошептал он, судорожно сглатывая.

Горло пересохло, и его драло тем комком, который встал поперек, затрудняя дыхание. Со зрением тоже что‑то произошло. Рогмо некоторое время стоял на холме напротив замка, покачиваясь, борясь с темнотой, которая застилала глаза, и тупо повторял:

— Этого не может быть… Этого не может быть. — Затем он рванулся вперед с диким и отчаянным криком:

— Оте‑е‑ец!!!

Он летел с холма, расставив руки, как птица, защищающая гнездо. Он бежал так, словно от его скорости‑сейчас что‑то зависело, словно он мог помочь защитникам Энгурры, отстоять их, не дать свершиться трагедии. Он торопился так, будто его звали.

Бежал так, словно на соседнем холме по‑прежнему возвышался гордый замок эльфа Аэдоны…

* * *

Рогмо в который уже раз обходил дымящиеся развалины. Что же это должна была быть за сила, которая смогла до основания уничтожить замок, простоявший на этом месте несколько тысячелетий? Кто смог вырезать всех его защитников, не оставив никаких явных следов? Хотя следов, пожалуй, было слишком много. Окровавленные, закопченные камни, развороченные створки ворот, спаленные огнем дубовые перекрытия — и тела. Множество тел, изуродованных, искалеченных, сломанных, походящих на деревянных паяцев, которых продают на ярмарках для увеселения детей. По положению тел можно было догадаться, какая страшная, кровавая битва тут разыгралась.

Эльфийские воины лежали в самых немыслимых позах, вообще было неясно, как они могли получить такое количество ран, не уложив ни одного из нападающих. Рогмо, глотая слезы, бродил по пожарищу. Вот его старый друг, конюх Аэдоны, пронзенный копьем в грудь, лежит, сжимая в руках обломок окровавленного меча, — кто‑то же должен был обагрить его своей кровью! Трое защитников замка завалены камнями у метательного орудия — их лица спокойны… Но что за сила смогла своротить громадные камни?

Тело мачехи и двух братьев Рогмо нашел на руинах заднего двора. Несчастная была прибита гвоздями к могучему дубу, который, вероятно для этой цели, оставили нетронутым. И он тоскливо шелестел своей опаленной кроной, словно извиняясь перед молодым князем, что остался жив сам и не уберег остальных. Рогмо никогда не любил вторую жену своего отца и ее детей — отношения у них складывались далеко не самые теплые, однако смерти он ей не желал никогда. Тем более такой страшной смерти.

Тонкие белоснежные руки княгини Энгурры были подняты над головой, а в ладони вколочены длинные гвозди. Из‑под сердца торчало обломанное древко копья. Однако лицо эльфийки было спокойным и по‑прежнему надменным. И Рогмо подумал, что в своей смерти она стала достойна его отца.

Братья приняли не менее страшную гибель. Видимо, они пытались защитить мать, но некто не стал тратить на них время. Их изуродованные тела лежали в нелепых, неестественных позах, словно юношей подняли, смяли, скомкали и затем отбросили прочь. На их мечах не было видно даже следов крови.

Мысль о судьбе отца он нарочно гнал прочь. Душа его сгорела моментально, еще на холме, когда он увидел, что стало с замком. А теперь сердце покрылось коркой, потеряло чувствительность, и Рогмо не жалел об этом, потому что иначе он бы сошел с ума. Он искал отца с невероятным упорством. Он осматривал трупы, от которых мало что осталось. Он чувствовал, что узнает отца, что бы с ним ни произошло. Когда полуэльф уже терял надежду, он заметил, что исковерканные створки ворот придавили кого‑то. Рогмо ринулся туда и, обдирая о камни свои тонкие руки, стал тащить безжизненное тело защитника замка. Это и был сам Аэдона. Пронзенный стрелами, с раной, которую можно нанести только секирой или двуручным мечом (Рогмо хорошо разбирался в оружии), отец лежал поверх двух мертвых человеческих тел. В его холодной руке был крепко зажат меч, знакомый юному князю еще с младенчества.

Полуэльф вытащил тело Аэдоны, присел рядом и положил голову отца себе на колени.

— Что же с тобой сделали? — простонал он. — Кто?!

Рогмо долго сидел на пожарище, потом тяжело поднялся и подошел к убитым людям. И долго и пристально их рассматривал. Выводы, к которым он пришел, оказались неутешительными. Он был уверен, что это не люди атаковали Энгурру.

Двое мертвецов, которые должны были по чьему‑то замыслу играть роль нападающих, были зарублены не отцовским мечом.

* * *

Когда Рогмо понял это, то картина нападения для него прояснилась. Он еще не знал, кто посмел это сделать, но уже был уверен в том, что коварный и вероломный враг, разрушивший мирный замок князя Энгурры, более всего хотел, чтобы вину за это злодеяние взвалили на людей.

Преодолев собственный страх и сцепив зубы, чтобы не закричать от горя и боли, которая терзала его, полуэльф стал осматривать тела жителей замка. Он не отводил взгляда при виде страшных ран, он искал что‑нибудь, что могло бы навести его на след истинного убийцы, и кое‑что нашел. Эльфы были буквально разорваны на части — их раны не могли быть нанесены никаким из известных Рогмо видов оружия, но вполне подходили бы когтям или клыкам дракона или гигантского льва. Это были неутешительные выводы. А главное, юноша не мог понять, зачем, зачем кому‑то понадобилось совершать столь тяжкое преступление? Чтобы посеять вражду между людьми и эльфами? Но вряд ли бы из‑за этого началась война. В окрестностях Мерроэ больше не было эльфийских поселений. Ближайшее княжество находилось недалеко от Эламского герцогства, на территории Аллаэллы. И оттуда не стали бы посылать карательную экспедицию, хотя бы из‑за невозможности что‑либо предпринять. Не громить же подряд все населенные пункты. К тому же люди просто бы задавили эльфов своим числом, случись между ними серьезный вооруженный конфликт.

Еще два замка Старшего народа были в Курме и один — на землях Хадрамаута. Но то были уже морские эльфы, и они давно не поддерживали связей с лесными своими собратьями. Правда, Рогмо слышал старые предания о том, что многие их сородичи в свое время покинули густо заселенные эльфийские города в Аллефельде и Тор Ангехе и, купив у морских эльфов несметное число кораблей, целым флотом отплыли на другой материк. Где якобы и поселились. Но вестей от них и подавно не поступало.

Как Рогмо ни пытался объяснить себе причину гибели своего отца и всего народа Энгурры, так он и не смог это сделать. Но сказанное вовсе не означало, что он опустил руки и отказался от желания отомстить. Особенно же невероятной показалась ему маленькая деталь: все украшения с эльфов были сорваны, но тут же и брошены за ненадобностью — словно грабивший замок искал какую‑то одну, совершенно конкретную вещь. Даже венец правителя, представлявший собой немалую ценность, был оставлен у тела князя. Просто Рогмо, ослепленный своим горем, не сразу заметил золотую диадему с бриллиантовым трилистником в навершии.

Полуэльф поднял ее с обгоревших камней, вытер рукавом и водрузил на голову. Затем поднял руку и, обращаясь к Аэдоне, который лежал на спине, слепо уставясь в ослепительно голубое небо, раздельно и четко произнес слова клятвы:

— Я, Рогмо, сын Аэдоны, Пресветлого Эльфа Леса, принимаю эту корону вместе с титулом князя Энгурры, а с ними — и ответственность за счастье, спокойствие и благополучие моего народа, который клянусь защищать до тех пор, пока смерть не заберет меня.

Голос юноши прервался полустоном‑полувсхлипом: народа, который он клялся защищать, уже не было.

* * *

Ночь он провел в лесу, не испытывая ни малейшего страха. Рогмо был уверен в том, что лес защитит его. А утром его ждала тяжелая работа — он должен был исполнить свой долг и достойно похоронить сородичей. Как это сделать в одиночку, князь не представлял, а обращаться за помощью к людям ему не хотелось. Слишком страшное зрелище должно было предстать их глазам, и кто знает, что люди предпримут после этого? Может, ополчатся на всех эльфов?

Ночное небо безмятежно раскинулось, не подозревая о разыгравшейся на земле трагедии. Сверкающие капли звезд тяжело лежали на черном густом бархате. Молодой месяц поражал своей чистотой и юностью — и Рогмо невольно позавидовал его умению обновляться и возрождаться всякий раз после старения и смерти. Деревья тихо о чем‑то перешептывались. Ночные птицы на мягких бесшумных крыльях парили в поисках своих жертв. Угукала сова.