«Но люблю мою курву-Москву». Осип Мандельштам: поэт и город - Леонид Видгоф

Я нахожусь – Владивосток, СВИТЛ [625] , 11 барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы, из Бутырок этап выехал 9 сентября [626] , приехали 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей.

Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.

Родные мои, целую вас.

Ося.

Шурочка, пишу еще. Последние дни я ходил на работу, и это подняло настроение.

Из лагеря нашего как транзитного отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в “отсев”, и надо готовиться к зимовке.

И я прошу: пошлите мне радиограмму и деньги телеграфом».

Этот слабый голос из ада – последнее достоверно точное свидетельство о конце жизни Мандельштама. Определенно можно сказать одно: картина последних месяцев его жизни ужасна. Есть свидетельства о том, что Мандельштам сошел с ума, о том, что его били уголовники и, напротив, что они в каких-то случаях ему покровительствовали; о том, что он ничего не ел, боясь отравления, и довел себя до полного истощения; есть воспоминания о том, что его похоронили, возможно, еще живым. Но один из знавших Мандельштама в лагере вспоминает и о том, что поэт читал Верлена и Бодлера по-французски, Петрарку по-итальянски, говорил об Андрее Белом, Блоке, Эренбурге, Пастернаке… (Свод сведений о лагерном финале жизни поэта содержится в многократно уже цитированной книге Павла Нерлера «Слово и “дело” Осипа Мандельштама: книга доносов, допросов и обвинительных заключений».)

Мандельштам, как говорили раньше, «был удостоен мученического венца». Эти слова следовало бы написать без кавычек. В эти последние месяцы жизнь Мандельштама поднимается до уровня мифа. Миф – не сказка, а символическое выражение человеческой судьбы и времени. Образ мученика-поэта, убитого тираном за сказанную им правду, вечно будет связан со сталинской эпохой как один из главных ее символов. В сущности, не имеет значения, читал Сталин «посвященные» ему стихи 1933 года или нет (еще раз подчеркнем: автор книги считает – мнение о том, что Сталин крамольное стихотворение знал, аргументировано лучше). Мандельштама убил Сталин: он олицетворял систему, при которой за свободное слово мучили и убивали.

Волей судьбы Иосиф, сын сапожника из грузинского захолустья, стал во главе огромной страны, промышленность которой была разрушена гражданской войной, а в составе населения преобладало патриархальное крестьянство. (Действия партии, к которой он принадлежал, эту войну во многом и спровоцировали.) Идея мировой революции, противопоставившая новую Россию остальному миру; революционный пафос масс, которым трудно было бы объяснить, что единственный шанс развития страны в относительно щадящей форме – медленный рост и самое широкое привлечение на льготных условиях западных инвестиций с приходом в качестве концессионеров тех самых ненавистных «буржуев», которых так недавно прогнали; внутрипартийные конфликты, в которых было упущено время, когда еще теоретически можно было привлечь в страну иностранный капитал, прекратив революционную риторику (впрочем, такой поворот был маловероятен – любой, кто отстаивал бы последовательно подобную позицию, был бы объявлен, очевидно, ренегатом); установка на форсированную индустриализацию невзирая ни на какие жертвы и, наконец, личные качества Сталина – все это закономерно привело к формированию в стране диктаторской власти, способной существовать только в режиме директивного управления и подавления любого проявления свободы.

Сталин встал во главе страны в тяжелое время. Он много работал, и многое ему удалось. Но это не снимает с него ответственности за те чудовищные злодеяния, которые он и его приближенные совершили. «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит» (Евангелие от Матфея, 18:7).

В государстве, построенном сыном сапожника, не было места другому Иосифу, сыну кожевника из Варшавы, поэту – с его неумением подчиняться, знать свой шесток, помалкивать, с его непризнанием субординации, непредсказуемыми реакциями, нежеланием произносить готовые формулы и привычкой, напротив, говорить то, что он думал.

Вспомнят Мандельштама – вспомнят Сталина, вспомнят Сталина – вспомнят Мандельштама. Они навсегда вместе, и есть нечто неслучайное, символическое в том, что они тезки. Так они и останутся в истории – Иосиф Ужасный и убитый им Иосиф Прекрасный. Как у Михаила Булгакова в «Мастере и Маргарите», где Иешуа Га-Ноцри говорит Пилату: «Помянут меня – сейчас же помянут и тебя!» Нет ничего невероятного в том, что арест и дальнейшая судьба Мандельштама могли в определенной мере отразиться в линии Иешуа – Пилат в романе Булгакова: он, напомним, писал «Мастера и Маргариту» в эти же годы и в том же доме в Нащокинском переулке, в квартире 44. Уже давно было замечено (в частности, М.О. Чудаковой), что «имя» писателя из булгаковского романа – Мастер – вполне может быть связано с фразой Сталина из телефонного разговора с Пастернаком: «Но ведь он же мастер, мастер!» Но ведь и в образе Иешуа есть нечто, как нам представляется, мандельштамовское – отнюдь не традиционно-благостный, красивый Иисус, а чудак, не от мира сего – вроде Мандельштама. О том, что во внешности Мандельштама можно было увидеть нечто «библейское», свидетельствует уже цитировавшаяся запись из дневника В. Горбачевой (Клычковой). Отношение Булгакова к Сталину было неоднозначным (тиран; однако строит новую мощную державу и возвышается над литературной и прочей сволочью), но то, что великий вождь относится к миру зла, у него, думается, сомнений не было. В «Мастере и Маргарите» зло в Москве господствует, и без вмешательства верховной силы зла в булгаковском романе невозможна никакая справедливость. На добро нет никакой надежды. Поступок Мандельштама (поэт сказал то, что думал, в обществе, где произносить позволено, как в булгаковском Ершалаиме, только одобренное свыше) должен был произвести на Булгакова очень сильное впечатление, и это могло отразиться в образе маленького, тщедушного Иешуа, говорящего правду в мире узаконенной лжи. А о Мандельштаме у Булгаковых упоминали: об этом свидетельствует дневник Е.С. Булгаковой. 17 ноября 1934 года она записала, что приехавшая Ахматова говорила о его «горькой участи»; 19 апреля 1937 года (Мандельштам еще в Воронеже) Е. Булгакова пишет о том, что в ее отсутствие к Булгакову заходила Н. Мандельштам. Поэт в ссылке, а у его жены нет работы, положение тяжелое – так отражено положение соседей по дому в этой записи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});