Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына - Семен Резник

Согласно профессору Лурье, в древнем мире антисемитизм появлялся там, где появлялись евреи, отсюда он и делает вывод, что они сами его порождают своими «привычками и нравами». Какими же? Как излагает Солженицын, они «всегда имеют как бы двойное подданство: стране, в которой они живут, и, выше того, — своему всемирному „землячеству“ …В этом-то двойном подданстве, в постоянном сохранении национального чувства не по отношению к стране, где евреи живут, а к своему бестерриториальному единству, Лурье и видит единственную причину антисемитизма во все века, причину озлобления окружающих не-евреев» (стр. 12).

Эти выводы, мягко говоря, очень сомнительны, ибо далеко не все евреи и далеко не во всех ситуациях сохраняют верность своему «землячеству» (например, Лурье его не сохранил). Да и антисемиты подобным объяснением своей нетерпимости к евреям никогда не ограничивались. Ненавистному племени приписывались куда более страшные качества и преступления — отравление колодцев, ритуальные убийства, надругательство над христианскими святынями, колдовство, стяжательство, алчность, патологическая трусость, тайные заговоры и множество других пороков и злодеяний. Причем, само наличие евреев для этого вовсе не обязательно! Я не берусь оспаривать то, что такой выдающийся знаток античности, как С. Я. Лурье, писал о древности, но более поздняя история полна примерами сильнейшего антисемитизма при полном отсутствии евреев.

Так, Шекспир, скорее всего, не встречал в своей жизни ни одного еврея: из Англии они были изгнаны за два с половиной века до его рождения. Но определенные представления о евреях он имел, а какие именно, показано в образе Шейлока: кровожадного, жестокого, всех ненавидящего и всеми ненавидимого ростовщика.[864] Откуда же взялись такие представления? Очевидно, они сохранялись в сознании части британского общества, питаясь предрассудками, передававшимися из поколения в поколение.

Если в Англии евреи отсутствовали лет триста, то в России — восемьсот! Но фантастические  представления об их коварстве, злобе, кровожадности и т. п. не только снова и снова воспроизводились в сознании обывателей, но и накладывали печать на государственную политику, а порой играли важную роль во внутренних религиозно-политических разборках (пример — расправа над «жидовствующими»).[865]

Поскольку присутствие в обществе евреев вовсе не обязательно для присутствия в нем антисемитизма, то основной посыл С. Лурье не состоятелен. Сам он этого, видимо, не знал или об этом не задумывался, но Солженицыну это хорошо известно. Как, вероятно, и то, что книга «самоотверженного ученого» вскоре после выхода в свет стала настольным пособием для ведущего идеолога нацизма Альфреда Розенберга  (выходец из Прибалтики, он хорошо знал русский язык).[866]

Если взгляды и аргументы С. Лурье, подробно изложенные в ШЕД-1968, перешли в «Двести лет вместе» в рудиментарном виде, то от фрагмента об австрийском философе начала XX века Отто Вейнингере, не осталось даже упоминания. Между тем, в «опусе» 1968 году ему посвящено несколько очень прочувствованных строк: «Этот гений, чудо природы, в двадцать три года сгоревший от гениальности, сам еврей, в главе XIII, II-й части своей блистательной книги „Пол и характер“, разбирая еврейство не как расу и не как вероисповедание, а как духовное направление [?], как психическую конституцию [?], дал критику редкой тонкости и огромной амплитуды» (ШЕД-1968, стр. 11).

О. Вейнингер

Книга Вейнингера «Пол и характер» (1903) дала толчок целому направлению исследований, в этом смысле она действительно считается выдающейся. Но это одно из самых спорных и противоречивых творений не вполне здорового ума и воображения. Молодой философ был почитателем Канта, обладал обширными для его возраста познаниями в биологии, психологии, общественных учениях своего времени. Он был знаком с работами Габино, Дюринга, Чемберлена, но недостаточно подготовлен к тому, чтобы в них критически разобраться. Он сделал попытку доказать моральное и интеллектуальное превосходство мужского начала над женским и арийской расы — над «низшими» расами. Он был противником модернизма, феминизма и других современных течений, а носителями их считал евреев, чью беду видел в отсутствии (или малом присутствии) в них «мужского» начала. Он относил евреев к неполноценным существам (как и женщин), в чем и усматривал причину антисемитизма. Женщины, по его мнению, не заслуживают равноправия в силу своей природной неспособности достичь духовной высоты мужчин арийской расы. Как и евреи. В себе он пытался культивировать «мужское», «арийское» начало, но, осознав, что природную еврейскую неполноценность не преодолеешь, покончил с собой, доведя свое самоненавистничество до логического конца. В его трагической судьбе, как отчасти и в формировании взглядов, похоже, не последнюю роль сыграла неудачная любовь.

Почему в работе 1968 года, Солженицын опирается на С. Лурье и О. Вейнингера, а из двухтомника они вычищены? Видимо, потому, что за прошедшие тридцать с лишним лет надобность в самоненавидящих евреях «классического» образца отпала, ибо успела расцвести их новая генерация. Особенно активны некоторые «сионисты», эмигрировавшие из бывшего СССР в Израиль. С младых ногтей они, как губка, впитывали расхожие антисемитские мифы. Сперва большевистские — про отравленные пули эсерки Каплан, про контрреволюционные заговоры «Иудушки» Троцкого, etc. А затем антибольшевистские — про расстрел царской семьи, про «расказачивание», приписанное Свердлову, про «еврейских» комиссаров, чекистов и, конечно, про большевистского палача Лейбу Троцкого.[867] В Израиле все это и многое другое с мазохистским сладострастием стало выливаться на страницы русскоязычной печати. Черпай горстями! Это и делает Солженицын в первом и особенно во втором томе своего двухтомника, обходясь без Вейнингера и Лурье — ведь использование их работ нацистами сильно подпортило их репутацию.

7.

Как я отмечал раньше, «Протоколы сионских мудрецов» в первом томе двухтомника едва упомянуты, а во втором о них говорится очень скупо. Можно заключить, что Солженицын либо не интересовался «Протоколами», либо не придавал им значения. Оказывается, не так! В небольшом опусе 1968 им посвящена отдельная глава — под выразительным названием: «Протоколы сионских мудрецов и ленинско-еврейская революция в России».

С. Нилус

Солженицын излагает историю первой публикации «Протоколов», которую знал неточно. Вероятно, в то время он не располагал всей необходимой литературой по данному вопросу (да и мудрено было располагать: в Советском Союзе она была под запретом!) Похоже, что единственным — впрочем, весьма важным — источником ему служило второе (или какое-то более позднее) издание книги Сергея Нилуса «Великое в малом, или антихрист как близкая политическая возможность» (1905), куда в качестве приложения вошли «Протоколы».

Следуя за Нилусом, Солженицын пишет, что публикатор обрел этот текст в 1901 году, но целых четыре года их невозможно было опубликовать «из-за сопротивления властей». От себя Солженицын добавляет: «Это последнее заявление очень правдоподобно: как и всюду всегда, в России тоже антисемитизм правительственный отставал от антисемитизма волонтеров. Понадобилась революция 1905 г., чтобы открыть путь этой публикации» (ШЕД-1968, стр. 23).

Правдоподобно, но неверно. «Протоколы» впервые были опубликованы в 1903 году в газете «Знамя» П. А. Крушевана. Цензурный устав действительно не разрешал публикаций, «натравливающих одну часть населения на другую»; но по личному указанию министра внутренних дел Плеве разрешение Крушевану было дано в обход Цензурного комитета. Нилус, видимо, ужасно досадовал, что его опередили, вот и считал эту публикацию как бы не существующей, а свою называл первой!  

Солженицын не ставит под сомнение подложность «Протоколов» и даже приводит тому свои доводы: «Все это претендует быть записью как бы доклада некоего видного представителя еврейства — масонства. Но ни один трезвый разумный деятель не может излагать свои излюбленные идеи даже среди замкнутых единомышленников столь порочащим для них и для себя образом, столь саморазоблачающим языком» (стр. 23). Он цитирует десятка два фраз, показывающих, что, действительно, самый закоренелый злодей не стал бы таким языком объяснять свои замыслы даже сообщникам: «нам пришлось брать золото из потоков крови и слез», или «нам нужно вооружиться хитростью и пронырливостью, но казаться честными и сговорчивыми», или «мы присвоим себе либеральную физиономию», etc. Этот язык говорит о том, что фальшивка была сработана слишком грубо.