"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна

Телефонной связи с Мензелинском нет. Путь туда лежит по местам, где бандиты пока еще чувствуют себя привольно. Нужно к интернационалистам послать человека надежного, решительного, смелого, знающего местные условия и к тому же ловкого. К счастью, такой человек в отряде есть.

— Ты у меня вроде министра внешних сношений, — пошутил Чеверев, давая Данилке задание.

— Ну что ж, — согласился Данилка, — министр так министр.

Дело на первый взгляд простое — не то что разведка в белый тыл. Мензелинск недалеко, ехать придется по отвоеванным у белых местам. А бандиты все же не вражеская контрразведка. Для опытного разведчика противник не слишком опасный.

— Ты смотри не зарывайся, не к теще на блины едешь, — предупредил Данилку Чеверев, почувствовав излишне легкомысленное настроение разведчика.

— Есть, не зарываться, — вытянулся перед командиром Чирков.

Данилка проверил оружие, надел чистую рубаху и новый пиджак. Подумав, сменил и фуражку: достал из фанерного чемоданчика, где хранились разные вещи, необходимые для походов в тыл врага, неношеную, а старую спрятал. В дороге лучше всего иметь вид исправного молодого хозяина, едущего за покупками в город, — в случае встречи с кулаками легче будет прикинуться своим.

Полученный от Чеверева документ, предлагающий Советам по пути в Мензелинск «оказывать содействие тов. Чиркову», Данилка спрятал в боковой карман пиджака. Попрощался с Чеверевым, сел на телегу, поудобнее устроился на свежем сене. Пожилой крестьянин-возница, взявшийся отвезти Чиркова в Мензелинск, перекрестился, негромко сказал:

— Ну, с богом. — И телега тронулась вдоль освещенной солнцем улицы села.

Веселое настроение, с которым собирался Данилка в Мензелинск, не покидало его и в пути. Все нравилось ему: и резко пахнущее свежее сено, на котором он лежал, и мягкое покачивание телеги, и мерный стук лошадиных копыт, и степенный возница, беззлобно понукающий лошадь: «Но, но, богова скотинка!»

Миром веяло от раскинувшихся по обе стороны дороги полей. И не хотелось верить, что где-то недалеко идут бои и льется кровь.

Тарахтящая телега спугивала с придорожных кустов стаи разноцветных бабочек. Они поднимались в воздух, петляли, летели рядом, затем снова исчезали в кустах. Кажется, легкая, беззаботная, безопасная жизнь — порхай себе и порхай. Но вот изо ржи вылетела серенькая птичка, на лету ловко схватила бабочку и потом, как бы празднуя победу, толчками стала подниматься ввысь.

«Жаворонок… Как ловко бабочку-то сожрал. Вот тебе и безмятежная жизнь! Нет ее, везде борьба», — сквозь дрему думал Данилка. В телеге укачивало, как в люльке. Он и не заметил, как уснул.

Он, еще вихрастый мальчишка, сгребает солому, увязывает в снопы, вилами подает на телегу. Работа ему не под силу: дрожат руки, напряглись, вот-вот выпустят вилы. Но за ним наблюдает со стороны хозяин. Стоит ему заметить, что Данилка не справляется с делом, и сейчас же получай расчет. Кажется, разламывается спина. «Упаду… Упаду», — думает Данилка и просыпается от резкого толчка.

В то бурное время люди привыкли к неожиданностям. Вечером маленький городишко засыпает в полной уверенности, что белые остановились здесь прочно, надолго. А просыпается утром и видит, как ветер полощет на старой пожарной каланче красный флаг. Вчера по улицам города расхаживали офицеры, требовательно поглядывая на солдат: четко ли, по уставу отдают честь? А сегодня валит гурьбой дружная компания партизан с красными лентами на фуражках, и не поймешь, кто среди них командир, а кто подчиненный, — все одинаково держатся.

Сколько раз Данилка, перейдя линию фронта, еще чувствуя тепло дружеских рукопожатий, сразу же попадал в стан врага. Час назад был среди своих, а сейчас на него смотрят настороженно, недоверчиво, и надо обдумывать каждый жест, каждое слово, чтобы рассеять подозрение и чем-нибудь случайно не выдать себя.

Данилка привык к таким переходам. Он умел мгновенно оценить обстановку и действовать в соответствии с ней. Но, проснувшись в телеге от резкого толчка, Данилка в первую секунду растерялся. Несколько солдат окружили телегу, а прямо перед ним стоял офицер а тыкал наганом в лицо.

Откуда здесь белые? По всем данным, они должны быть в десятках верст от Дюртюлей. Но об этом раздумывать некогда.

— Руки вверх! — требовательно и, как показалось Данилке, немного испуганно орет офицер.

На поясе Данилки, у бедра, висит кольт. В кармане удостоверение, подписанное Чеверевым. Эх, попался Данилка. Что же делать? Мысль мечется в поисках выхода.

Это была разведка белых, высланная к Дюртюлям. Скрываясь то в лесах, то в высокой ржи, она подошла почти к самой деревне. А где-то позади этого высланного вперед отряда ползла к чеверевцам смерть.

Несколько часов офицер просидел с солдатами во ржи, ожидая, не проедет ли кто из Дюртюлей. Ближе подходить к деревне ему не хотелось — опасно. Лучше всего захватить кого-нибудь из партизан или, на худой конец, крестьянина из деревни, выпытать у него все об отряде. Главное — узнать численность отряда Чеверева. Сведения, которыми располагали белые, были разноречивы. Кулаки из соседних деревень утверждали, что у Чеверева больше тысячи партизан. Но этому не верили в штабе белых. «Паникуют, — говорили там. — Боятся Чеверева. У страха глаза велики».

Как на зло, дорога из Дюртюлей, петляющая в полях, была пустынна. Но вот наконец вдали показалось облачко. Трусцой бежит лошадь. Тарахтит телега, поднимая пыль.

Выскочив изо ржи, солдаты остановили телегу. И вот перед офицером стоит невысокого роста ладный малый в новом пиджаке и в новой фуражке. Из-под полы пиджака торчит в кобуре кольт.

На возницу офицер не обращает внимания: невелика птица, сразу видно. А вот этот парень наверняка тот, кто ему и нужен. Вишь, как сразу схватился, потянулся к кольту, но быстро обмяк, понял, что сопротивляться бесполезно. Офицерские глаза сверлят Чиркова.

— Снимай кольт! — приказывает офицер.

Парень неловко отстегивает пояс и снимает с него тяжелый кольт.

— Куда едешь? — спрашивает офицер.

Он, видимо, ждет, что парень будет запираться, врать, вывертываться. Но тот с суетливой готовностью лезет в карман, достает оттуда какую-то бумажку, протягивает ему и терпеливо молчит, пока офицер не торопясь ее изучает.

— В Мензелинск послали, — наконец произносит Данилка с готовностью, словно подбадривая офицера: спрашивай, мол, пожалуйста, а я на все отвечу, как на духу.

— Зачем послали? — все еще недоверчиво спрашивает офицер.

— Для связи.

— С кем должен связаться?

— Тут видишь какое дело… Отряд наш отступает из Дюртюлей. Так вот меня и послали сказать об этом, предупредить Мензелинск. Курьер я. В голосе Данилки искренняя угодливость, как у приказчика, пытающегося всучить покупателю залежалый и не очень качественный товар. Офицер продолжает быстро, деловито допрашивать. Чувствуется, что его радует удача. Не попадись этот малый, трудно пришлось бы ему. Пойди добудь все те сведения, которые сейчас выкладывают ему.

— Сколько человек в отряде? — спрашивает офицер.

Данилка сосредоточенно, словно прикидывая в уме, размышляет.

— Человек полтораста, должно быть, есть, — наконец произносит он.

— Как вооружены?

— Э, плохо, — говорит с осуждением Данилка. — Один пулемет, да и патронов мало. — Он сокрушенно вздыхает. — Люди уходят из отряда. Разве без оружия можно? По нас-то из пушек садят, а мы.

— Что, не нравится? — удовлетворенно улыбается офицер.

— Да кому охота помирать? Хоть белый, хоть красный. Что тут говорить…

Несколько секунд офицер молчит, очевидно решая, как ему поступить с Чирковым.

— Ты коммунист? — спрашивает он у Данилки.

— Что? Да нет, какой коммунист, — трясет головой Данилка. — Беспартийный.

— Доброволец?

— Да нет же. Мобилизованный. Кому охота добровольно голову подставлять?

— Врет он, — убежденно говорит стоящий рядом солдат. — У Чеверева все добровольцы. Головорезы как есть. Пустить его в расход, и точка.