Обсидиановый нож - Александр Мирер

— Три солнца прошло, — заговорила она, — и три солнца я думала. Как все ученые, прослышавшие о железном доме… Охотники прошли на Птицах всю землю, Головастых нигде не встретив, — о-а, огромные кузницы построили железный дом! Таких нет на Земле… — Она как бы делала усилие, чтобы спросить, и не могла… — Врач Лахи думает, что вы рождены подобной Земле планетой, спрятанной за Солнцем…

— Изящная гипотеза, — пробормотал Володя. — Зеркальное отражение…

— Это говорил бритый, Врач, — быстро пояснил Колька. — Ахука —астроном, эх — куда же он подевался? Нет, Дхарма, мы не с планеты, спрятанной за Солнцем, мы… мы…

— Не знаем, как наша Земля соотносится с вашей, — механическим голосом подсказал Володя.

Колька перевел. Девушка кивнула, пылая от смущения, как черная роза на солнце. Обычаи, что ли, запрещают им расспрашивать гостей?

— О Границах я скажу, Адвеста. Пришествие ваше означает, что Равновесие имеет иные Границы, сверх известных нам. Но первый закон Границы приложим и к железному дому: «Случайное полезно. Намеренное — вредоносно».

— Не понимаю.

— Я понимаю, — сказал Володя. — Продолжай.

— Намеренное вредно… А мы, Охотники, намеренно ввели вас в Равновесие, мы нарушили закон. Границы, ибо не могли вас прогнать, ибо Раф-фаи был ранен, и никогда прежде Границы не пересекались Головастыми. Нам должно было вас прогнать, Адвеста…

— То есть как прогнать?

— М-молчи… — с тоской сказал Володя. — Продолжай, мы слушаем.

— Что же мы, слепни, чтобы нас прогонять? — возмущался Колька. — Дхарма, в законе нет мудрости, вредно случайное, а не намеренное!

Она снова, как четверть часа назад, поразилась до оторопи, но сдержалась. Только повторила, глядя расширившимися глазами: «Вредно случайное, а не намеренное…» Неожиданно Бурмистров добавил масла в огонь.

— Разве мы — поедатели крыс? — спросил он и уставился на Дхарму.

Она ответила:

— Вы более вредоносны, Володия! Пожиратели крыс нарушают Малое Равновесие. Вы, железные Головастые, нарушаете представление ученых о незыблемом.

— Эге, подобрались к сути, — сказал Володя. — Что же вы считаете незыблемым?

Дхарма ответила одним словом, которое в переводе имело смысл: «порядок развития» или «степень развития».

— Поясни примером, — попросил Володя.

Она улыбнулась через силу:

— Умение производить поделки из камня или железа мы незыблемо полагаем нижним. Даже крии пытаются обтесывать камни. Умение выращивать и управлять мы полагаем умением Равновесия.

Опять Равновесие! Колька уже открыл рот, чтобы выяснить раз и навсегда, что подразумевается под этим понятием. Володя жестом остановил его.

— По этому пункту все, Николай. Оставь ее в покое. Не то мы делаем, ей мучительно трудно, по-моему…

— Жалостный ты мой. Почему ей — мучительно?

— Ты б не юродствовал, Николай…

Бурмистров был прав, наверно. Рехнуться было впору от неизъяснимого чувства — этот мир вывернут наизнанку, как свитер двойного плетения. Фактура та же, но все узоры наоборот.

Девушка поспешила воспользоваться провалом в разговоре — отошла к Рафаилу, потом к нардикам. Из стены достала бесхвостого зверька с огромными глазами, перламутровыми, как у бабочки — посадила на лежанку. Зверек стоял на четырех тонких лапках, как статуэтка, без движения.

— Смеркается, — буркнул Колька. — Ладно, подождем. Давай, в чем ты там разобрался? Что же такое — «Равновесие»?

— Гомеостазис, — сказал Бурмистров. — Мы остолопы. Гомеостазис, не более того… минутку, Коля. Я бы выделил два применения этого термина: обозначение состояния этого общества, и обозначение самого общества. Или сообщества, поскольку в нет включается и животный, и растительный мир. Синтаксически — я не путаю?

— Ты молодчина! — простонал Колька. — Я вот остолоп, точно.

— Ничуть не бывало, — с невозмутимостью отвечал Володя. — Нас учили языку порознь и без словаря. Когда со мной отрабатывали понятие динамического равновесия, я сразу подставил термин «гомеостазис», а ты, очевидно, термин «равновесие». Затем ты переводил в своей терминологии, а я механически записывал. Так и шло, пока я случайно не прослушал сам фразу «Пожиратели крыс нарушают малый Гомеостазис». Понятно?

— Ты молодчина, Вовище!

Со стороны, наверно, они четверо являли собой странную картину. Тот, из-за кого заварилось все дело, лежал в наркотическом сне посреди круглого зеленого зальчика. У стены, ближе к его голове, неподвижно сидела коричневая кудрявая девушка, смотрела в пол. По диагонали зала сидели с такой же неподвижностью два здоровенных светлокожих парня и тоже смотрели в пол. Хороший признак — Колька снова мог смотреть на себя со стороны. Значит, стало полегче на душе. Он мельком подумал, что теоретическая находка никоим образом не облегчает их положения, но все-таки стало легче, даже много легче — смешно… Значит, гомеостазис — общество, которое находится в динамическом равновесии — все части сверхсложной системы уравновешены между собой. Это они молодцы, что рассматривают свое общество как равновесную систему — помнят всегда, что хвост вытащишь, а нос увязишь. Собственно, любое общество гомеостатично, если оно не разваливается, но много ли мы, земные, печемся о равновесии всех его частей? Текучка заедает… А тут — правильно. Пограничники, Охотники то есть, пользуются общетеоретической формулой. «Случайное полезно, намеренное вредно», все правильно… Любое воздействие на гомеостатическую систему можно рассматривать как случайное, с той или иной вероятностью. Здоровая система легко переваривает случайное воздействие. Скажем, не всегда легко, но переваривает. А намеренное воздействие — оно ведь намеренное, и только у человека бывают намерения, причем он сам является сложной системой. Одна система воздействует на другую. Иными словами, нельзя разрешить Охотникам пропускать через Границу кого-то по своему выбору — через нее и так просачиваются случайные гости. Правильно… И последнее. Для «железных людей» могли бы сделать исключение, кажется, не посчитаться с гипотетической угрозой системе… Кажется-то кажется, и цивилизация могла бы не опасаться трех жалких пришельцев, но все-таки они правы. Наше появление имело ничтожную вероятность, а опасность представляют именно маловероятные события. Инстинкт любого животного говорит: «бойся непонятного»; весьма вероятный грипп не страшен, маловероятная чума смертельна…

«Но система, система! — возражал себе Колька. — Мощна ведь системища, двести городов. Нараны эти, пища с неба валится». И тут же находил еще одно оправдание для хозяев: чем система сложнее, тем больше вилка между затратами на ее сооружение и на ее разрушение. Сформировать мозг ученого стоит огромных затрат, а уничтожает его легко двухграммовая пуля — цена копейка — посылается в дыхательный центр, и готово. «Эффектом разбитого стекла» они окрестили этот парадокс на кибернетических семинарах, или «эффектом стекла и рогатки».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});