Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес

На матраце лежала большая куча денег, не меньше чем несколько тысяч тридцатками, кругом расположились отнюдь не джентльменского вида личности с картами в руках, несколько поодаль стояли раскрытые бутылки с коньяком и чайные стаканы. Прямо на меня смотрела типично еврейская физиономия, с горбатым носом и пронзительными черными глазами. «Я Аид, – глядя на меня и, по-видимому, поражаясь моей наглости, произнес этот человек. – Чего надо, шпиён Лева из Егупеца?» Немного удивленный такой несолидной внешностью фюрера, я в тон ему ответил: «Рад познакомиться. Так, может быть, вас не затруднит спуститься вниз, где я имею сказать вам несколько слов?». Аид спустился, и я уже без всякого одесского акцента начал ему говорить: «Вот что, Аид, я действительно бывший шпион, то есть работник военной разведки Красной Армии. Взят прямо из Испании, за что, говорить не буду. Пока там был – смерти глядел в глаза каждый день, никого и ничего не боюсь. Понятно?» Аид молча кивнул головой, и я продолжил: «Все, что имею – на мне, и так просто отдавать это не собираюсь, потому что на Колыме мне все это придется менять на хлеб. Если в вас осталось хоть немного человеческой совести, то вы эти шмотки у меня не отнимете, а если отнимете, то только у мертвого, а мне бы очень хотелось выжить, потому что надо кое с кем посчитаться. Я здесь не один, нас двенадцать человек, все военные, бывшие фронтовики. Драться умеют, и есть чем (я показал на стоявшего вдали Турченко, поигрывающего ножом). У них всех, кроме шинелей и сапог, тоже ничего нет, и так просто они вам свое имущество тоже не отдадут. Конечно, вас больше, и вы сумеете нас одолеть, но будет много крови, с обеих сторон. Давайте лучше по-хорошему договоримся: мы не вмешиваемся в ваши дела, а вы нас не трогаете. Договорились?»

Аиду, видимо, пришлись по душе моя откровенность и храбрость, ведь не побоялся же я один, безоружный, в хороших шмотках, сам прийти сюда. Возможно, сыграла свою роль и моя принадлежность к еврейской нации: ему явно импонировало, что такой же еврей, как и он, был храбрым советским разведчиком. Немного подумав, он подал мне руку и сказал: «Хорошо, шпиён Лева. Вы мне нравитесь. Слово Аида здесь закон. Живите спокойно, никто вас пальцем не тронет, а если кто и полезет без моего ведома, то бейте чем хотите, хоть ножом, я вам за это и слова не скажу. Все», – заключил он и полез к себе наверх.

Я уже собрался уходить, но вдруг коврик приоткрылся, и в щель просунулся Аид, держа в руке полный стакан коньяка: «На, шпиён Лева! Выпей. У вас-то этого нет. Пей за что хочешь, – а потом, спохватившись, сказал: – Извините, пожалуйста, по привычке на ты, а с вами я на это не имею права. Выпейте, пожалуйста», – и вместе с коньяком протянул мне пригоршню шоколадных конфет. Я поблагодарил, выпил коньяк, заел конфетой, а остальные положил в карман, чтобы угостить товарищей. Обратно я шел, провожаемый уважительными взглядами аидовских телохранителей.

Пришел к своим, рассказал о переговорах и о «договоре о невмешательстве». Ребята, а особенно Михайленок и Козлов (коллеги по разведке), сильно за меня переволновались: что стоило этим бандюгам меня раздеть догола или зарезать? Турченко даже несколько раз порывался идти мне на помощь, но остальные его удержали. Ведь помочь он мне ничем не смог бы. Но все кончилось хорошо. Слово Аида оказалось железным: кругом шла «шуровка», а к нашему углу никто даже не подходил. Мы до того избаловались, что перестали выставлять ночную вахту. Все же изредка становилось не по себе: совесть никак не могла примириться с тем, что мы непрерывно слышали крики обворовываемых и избиваемых этими бандитами людей. Но что мы, жалкая кучка из двенадцати человек, могли тут поделать?..

Но время неутомимо шло вперед. Стали стихать и «шуровки». Тех фраеров, у которых было что взять, уже ограбили, уркачи начали держаться спокойнее, сидели на нарах и резались на «носки» и щелчки в карты, полученные с царского стола Аида. Наша дюжина коротала время за рассказами разных историй из бурной жизни каждого. Я поведал об эскадрилье имени М. Горького, а об Испании помалкивал.

Понемногу начал устанавливаться и корабельный быт: выдавать хлеб стали более регулярно и организованно. Иногда, в порядке очереди, которую организовывала охрана, даже выпускали на палубу, где под строгой охраной стрелков с карабинами одновременно человек сто могли получить горячую пищу и подышать свежим морским воздухом. В нашем углу стало совсем хорошо: из вентилятора непрерывно шла прохлада, борт парохода остыл. Правда, со светом было неважно: лампочка, ватт на сто, висела от нас метрах в двадцати, но глаза привыкли, и в такой полутьме мы могли не только свободно ориентироваться, но даже играть в шахматы, доску для которых мы расчертили на нарах, а фигуры нарисовали на клочках картона, который нашли в трюме.

Прошло около недели, пока нам не объявили, что пароход подходит к бухте Нагаево, что в четырех километрах от Магадана. Была вторая половина июля 1939 года, наш путь от Новочеркасска до Нагаево, вместе с отдыхом на Владивостокской пересылке на Второй речке, растянулся на три с лишним месяца.

Через несколько часов стихли машины, загрохотала якорная цепь, и наш «Дальстрой» причалил к пристани. В Нагаево мы прибыли еще до восхода солнца. Несколько часов заняла выгрузка, прошедшая без особых инцидентов. И вот, наконец, мы почувствовали под ногами твердую землю. Часа два длилась процедура сдачи нас корабельным конвоем уже колымскому конвою, и затем, растянувшись длинным хвостом, мы двинулись от Нагаево к Магадану.

КОЛЫМА: ПРИИСК СКРЫТЫЙ

Магаданская пересылка: обед с красной рыбой, регистрация, медосмотр. – Данишевский и Мейденберг. – Дорога на прииск Скрытый и ночь на свободе. – Певец Абалмасов. – Нормы выработки, туфта и кормежка. – Бригада Коломенского. – Кайлом и тачкой. – Бутара. – Хозяева Дальстроя: Берзин, Гаранин, Павлов, Никишов. – Милонов и доктор Приблудный. – Напарник Мотя Лерман. – Украденная тачка. – Поединок Давида и Голиафа: повержение Коломенского.

1

Особого впечатления на меня эта колымская столица не произвела: дома примитивнейшей архитектуры в два, три, редко в четыре, этажа, зелени мало, улицы, правда, заасфальтированы и содержатся в чистоте – по-видимому, зэков и на эту работу здесь хватало. В общем, никаких достопримечательностей я не заметил, даже знаменитый Дворец культуры имени М. Горького и то был на уровне заурядного клуба какого-нибудь крупного предприятия в областном центре.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});