Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Не согласится ли Аштон остаться в Кабуле еще на какое-то время (возможно даже, на год) и поработать тайным агентом на эскорт разведчиков, если, разумеется, предполагаемая британская миссия станет реальностью?

– Безусловно, я передам в Симлу информацию, сообщенную вами, и сделаю все возможное, чтобы отговорить начальство от решения послать миссию в Кабул. Однако, как я уже сказал, боюсь, мои усилия не дадут результата. И если миссия отправится в Афганистан, молодой Гамильтон почти наверняка поедет с ней в качестве военного атташе, командующего эскортом разведчиков; а после вашего доклада мне бы хотелось знать, что он поддерживает связь с вами и получает от вас всю необходимую информацию о положении дел в Кабуле, настроениях местных жителей и тому подобном. Если миссию отменят или эскорт решат набрать не из разведчиков, я немедленно извещу вас, и с того момента вы сможете считать себя гражданским лицом – вам даже не нужно будет возвращаться сюда.

– А если не отменят, сэр?

– Тогда я попросил бы вас оставаться в Кабуле, пока там находятся разведчики. Как только срок их пребывания там истечет и наших ребят сменит какой-нибудь другой полк, вы будете вольны покинуть Кабул. Вы выполните мою просьбу?

– Да, сэр, – сказал Аш. – Да, конечно.

При существующих обстоятельствах ответить отказом было трудно, даже если бы Аш хотел это сделать, чего не случилось. На самом деле данный вариант вполне его устраивал. Джули была счастлива в Кабуле, и к тому же он получит дополнительное время, чтобы решить, чем он станет заниматься дальше и куда они с женой направятся из Афганистана, ведь если корпус пошлет в Кабул эскорт, то на срок не менее года. А это, помимо всего прочего, означает, что он будет часто видеться с Уолли, но при этом еще целый год будет избавлен от необходимости сообщать другу, что он, Аш, подал прошение об отставке и уже никогда не вернется в корпус разведчиков…

Аш покинул Мардан в последний раз на восходе луны; Зарин провел его мимо часовых и проводил взглядом, когда он широким шагом двинулся по молочно-белой равнине в сторону границы.

Они обнялись напоследок и обменялись традиционными прощальными фразами, как часто делали прежде: «Па макхе да кха» – «Да будет твое будущее светлым»; «Амин сара» – «И твое тоже». Но оба в глубине души понимали, что произносят эти слова в последний раз и расстаются навсегда. Их пути разошлись в разные стороны и никогда больше не пересекутся, независимо от того, каким светлым окажется будущее каждого из них.

Аш один раз обернулся и увидел, что Зарин по-прежнему неподвижно стоит на месте, маленькая черная фигура на фоне залитой лунным светом равнины. Коротко вскинув руку в прощальном приветствии, он повернулся и двинулся дальше – и не останавливался, пока не миновал Кхан-Май. К этому времени Мардан исчез из виду, скрытый от взора расстоянием и складками местности.

«Остался один только Уолли, – подумал Аш. – “…Брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня”[34]».

Четыре опоры его воображаемого дома рушились одна за другой. Сначала Махду и Кода Дад, а теперь Зарин. Остался только Уолли, но даже он больше не был столь прочной опорой, как прежде, ибо отдалился от него и нашел другие интересы и ценности. И Аш спросил себя, сколько еще пройдет времени, прежде чем придется расстаться и с ним – как с Зарином. По крайней мере, это произойдет не в ближайшем будущем, потому что они наверняка встретятся в Кабуле. Кроме того, у него нет причин опасаться, что он потеряет Уолли, как потерял Зарина. А даже если такое и случится, разве это будет иметь большое значение сейчас, когда у него есть Джули?

При мысли о жене он увидел ее лицо так ясно, словно оно материализовалось перед ним из лунного света: серьезные глаза и прелестные нежные губы, безмятежный чистый лоб и очаровательные впадины под скулами. Джули, его покой, отрада и отдохновение. Джули, его восторг и услада. Ашу показалось, будто в ее глазах появился легкий укор, и он спросил вслух:

– С моей стороны эгоистично желать вас обеих?

Он вздрогнул от звука собственного голоса. Жаркая ночь была такой тихой, что, хотя он говорил чуть слышно, в лунном безмолвии голос прозвучал поразительно громко, и Аш вдруг осознал, что, вполне возможно, он не единственный путник в этой ночи. Его мысли тотчас приняли другое направление. Люди в этой местности не любили чужаков и имели привычку сначала стрелять, а потом задавать вопросы, и он ускорил шаг, сосредоточив ум скорее на возможной опасности, нежели на бесполезных надеждах и сожалениях.

Незадолго до рассвета он нашел расселину в скале, где смог спокойно проспать почти весь день. И во снах он видел не Зарина, не Уолли и не любого другого человека из прошлой жизни, а Анджули.

Он вернулся в Кабул через Малакандский перевал; город и окрестные равнины словно кипели на медленном огне в котле чудовищного зноя и пыли, и Аш мысленно помянул добрым словом марданскую прохладу. Хотя Кабул находился на высоте шести тысяч футов над уровнем моря, дожди здесь выпадали редко, и земля растрескалась от недостатка влаги. Но ветер, дувший по вечерам со снежных полей Гиндукуша, охлаждал верхние комнаты в доме сирдара и делал ночи приятными. И Анджули ждала его.

В первую ночь они почти не разговаривали; Аш лишь коротко коснулся своего безуспешного путешествия в Мардан и расставания с Зарином. Но на следующий день и в последовавшие за ним долгие июньские дни они много говорили о будущем, пусть и отрывочно и не ощущая необходимости срочно принять решение, ибо Накшбанд-хан убедил их остаться у него, сказав, что, даже если британская миссия в конечном счете не приедет в Кабул, им нет смысла уезжать, пока не кончится жара и не наступят прохладные осенние дни. У них впереди было все лето и полно времени, чтобы решить, куда они направятся, когда покинут Афганистан – если вообще покинут в этом году, а не решат провести здесь зиму и уехать весной, когда зацветут миндальные деревья (этот план, пожалуй, представлялся наилучшим).

Июнь сменился июлем, летние молнии засверкали среди гор, и ветер погнал грозовые облака над горными грядами. Дожди шли редко, но их хватило, чтобы пожухлая трава вновь зазеленела, и Анджули радовалась пасмурным дням, потому что яркий солнечный свет, пыль и сверкающие небеса напоминали ей о Бхитхоре, а Аш, глядя на жену, забывал строить планы на будущее, потому что настоящее его вполне устраивало.

Но июль едва перевалил за середину, когда будущее внезапно явилось к ним в форме тревожных историй о безжалостном разграблении отдаленных деревушек бандами недисциплинированных, не получающих жалованья солдат, которые со времени подписания мирного договора стекались в Кабул со всех концов Афганистана.