Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин

Шапочка с бабушкой варят волка.

— Наши сказки, — строго заметил Барабас, — это жизнь. В них чёрная вода лесного озера и кипящая поверхность молодильного котла с варёным царским крупом, в них горький военный вкус каши из топора и сиротский плач медвежьей родни. В них гусеничный лязг самоходной печи и щучий присвист несбывшихся желаний. Вот что такое наши сказки, которые просто чуть окрашенная билибинской киноварью правда. Наша жизнь, и наши сказки всегда предлагают цепочку испытаний. Обычно их три, а вот в театре за четыре сольди — блямц! — и всё. А у нас не нужно собирать слово «вечность» для чего-то. Наш человек просто вечно ходит по ледяной пустыне, и что-то собирает — тоже вечно. Одним словом, ничего ты не понимаешь в сказках. Главное, живи без торопливости. Если просидеть на крыльце, не выпуская корзины с пирожками из рук достаточно долго, то увидишь, как мимо твоего дома проплывает дохлый волк.

Но Малыш не оставил своей идеи. Он то и дело приставал к директору театра.

— Хотите, Всеволод Эмильевич, я напишу вам ещё парочку пьес? — говорил он Барабасу. — Это несложно, честное слово.

Наконец, Барабас кинул на него очень странный взгляд и поднял средний палец для привлечения внимания.

— Дурак. Повторяю, ты ничего не понимаешь в искусстве. Одни говорят, что сюжетов всего тридцать два, другие — что их четыре. Я слышал, про одну женщину, которая говорила, что их два — герой, приезжающий в чужой город и женщина, получающая наследство. Но и это не так.

Вот ты смотришь на картинку в книжке и видишь там мальчика со стариком да белого пуделя. Ты думаешь, что это история о том, как мальчик живёт без семьи, которую написал один француз. Мальчик всюду чужой и не знает, что он наследник огромного состояния. Но потом ты обнаруживаешь ту же иллюстрацию в русской книжке, и там среди родных осин, узкими горными тропинками, от одного дачного поселка до другого, бредёт по полуострову компания неясной принадлежности. Впереди бежит, свесив набок длинный розовый язык, белый пудель, остриженный наподобие льва. За собакой идёт двенадцатилетний мальчик, который держит в одной руке свернутый коврик для акробатических упражнений, а в другой несёт грязную клетку со щеглом, обученным вытаскивать из ящика разноцветные бумажки с предсказаниями. И, наконец, сзади плетётся дедушка с шарманкой на скрюченной спине. И всё потому, что сюжет один, везде есть старый и малый, Шерлок и Ватсон, Дон Кихот и Санчо Панса. Только иногда мы рассказываем его в тот момент, когда у мальчика нет собаки, а иногда — когда собака у него уже есть.

Так вот, в мире нет даже двух сюжетов. Сюжет всего один. Но давай, ты просто вечером придёшь на репетицию.

Малыш пришёл и застал всех — даже крысу.

Сперва они сидели за столом, и он с нетерпением ждал, когда всё начнётся. Но они просто ели и пили, а потом Мальвина вымыла всем ноги. Это Малышу понравилось.

— У нас довольно мало кукол, — сказал Барабас, обращаясь к Малышу. — Поэтому во время выступлений наши актёры исполняют по нескольку ролей. Тебя же не удивляет, что актёры играют не одного персонажа всю жизнь, а множество. Ты, к примеру, теперь будешь изображать странника, прибывшего в город.

«Это недалеко от истины», — подумал Малыш про себя.

— А вот Мальвина будет одновременно твоей женой и подругой. И та и другая получили тебя как внезапный дар.

«Вот это — тонко, по-современному», — решил Малыш.

— Владимир Владимирович и Александр Александрович будут одновременно стражниками и разбойниками: очевидно же, что стражники и разбойники одно и то же. Однако ещё они будут твоими друзьями и учениками.

— А кого будешь играть ты?

— Я всегда играю самого себя — согласно своему имени. Ну, или фамилии, как её понимают некоторые.

— Но ведь Барабас — это не настоящая фамилия!

— Опять ты ничего не понял. Самая настоящая, ей две тысячи лет. Тогда меня звали точно так же, только произносили по-разному — Βαραββᾶς, или Вар Раванн. Но можно просто — Варрава. Меня отпустили тогда на волю, и с тех пор я обречён проигрывать один и тот же сюжет. Все поели? Теперь вяжите его!

И коллеги, улыбаясь, обступили Малыша, медленно сжимая кольцо.

2022

Смерть под парусом

Карлсона хватились не сразу. Они плыли на плоту давно, и каждый выбрал себе личный распорядок дня. Карлсон всё время спал в своём закутке или шуршал своими рукописями, появляясь только к ужину. Его должность напоминала певца-говоруна, которого брали с собой викинги для разнообразия жизни. Писатель Карлсон пересказывал им романы — свои и чужие.

На плоту стояло пять палаток. В одной жил Председатель, в другой — Шкипер, в третьей — Рыбак, а в четвёртой супружеская пара Малыш и красавица Гунилла. В пятой палатке обитал Карлсон, и теперь палатка была пуста. Ветер перебирал рукописи, и время от времени один лист улетал прочь, чтобы потом лечь на спокойную воду океана.

Они всё равно сели ужинать, но ели безо всякого аппетита. Потом они закурили: после кораблекрушения уцелело десять ящиков сигар, и спасшиеся обсуждали их сорта, вкус и скрутку. На этот раз пришёл черёд коибы.

— Есть три табачных листа, — сказал Председатель. — Лист секко создаёт прочность, лихеро отвечает за крепость, а воладо…

— Карлсон ничего не понимал в сигарах, — невпопад произнёс Малыш.

— Воладо не годится по вкусу, — вставил Рыбак, а секко дает вкус. Делали бы всё из секко, было бы лучше, но экономика Кубы это не позволяет.

— Наверное, Карлсон покончил с собой, — вступил Шкипер. — Последнее время он казался мне несколько странным.

— Это очень жаль, — произнёс Рыбак. — Но во всём есть свой смысл. В конце концов, у нас не так много провизии.

Наутро они догнали Карлсона. Труп плыл по волнам и смотрел на рыб внизу удивлёнными глазами. Шкипер подвёл плот ближе, и они вытащили тело на горячие доски.

— Может, он всё же покончил с собой? — сказала Гунилла с надеждой.

Все уставились на гарпун, торчавший из спины покойника, а потом перевели взгляды на Рыбака.

— А что я? Я тут не причём, — быстро сказал Рыбак. — Всякий мог.

— Мы тут одни, — мрачно молвил Председатель. — Мы в замкнутом кругу единомышленников. Никто из нас не сойдёт на берег, пока мы не найдём убийцу.

— Нужно понять его мотив.

— Какой мотив мог быть у Карлсона? Он вообще был немотивирован.

— Мотив убийцы, — Председатель был непреклонен.

— Мы все любили Карлсона, — быстро сказала Гунилла.

— Да что ты