Игра - Фарит Маратович Ахмеджанов

кроликах у него не будет.

— А нас тогда куда?

Феликс сделал руками движение, словно сворачивал кому-то шею.

— Твой оптимизм всегда меня поражал, — сказал Раин. — Но мне сейчас совсем другое представляется.

— Что?

— Помните разговоры — Стальфа, Рика, Пирона. Какая-то опасность надвигается. Все ждут каких-то событий — уже скоро, в будущем году. И нам суждено принять в этих событиях самое непосредственное участие.

— И что?

— Да ничего. Вот представьте себе — прошло лет десять. И что мы будем иметь в итоге? Ну, Павол понятно — он продвинется по военной части. Будет генералом, великим полководцем и все такое прочее.

Калей — начальник королевской картографической службы, не меньше.

Феликс… и не смотри на меня волком, пожалуйста, всем и так все понятно. Король Мории, глава всех гномов Средиземья. Савон…

— Главный королевский повар? — с кривой ухмылкой перебил его Савон.

— Зачем повар? Ты, скорее всего, наконец-то исполнишь свою давнюю мечту — исходишь свое любимое Средиземье, настоящее Средиземье вдоль и поперек. Побываешь везде, где только хочешь…

— Ну, это лучше, — одобрил Савон.

— А ты небось в главные королевские маги метишь? — ехидно спросил его Феликс. — Школу свою учредишь, книжки толстые напишешь…

— А что, — скромно сказал Раин. — Это, конечно, не король Мории, но тоже неплохо! Если вспомнить, с чего начинали…

— Да уж, — воскликнул Калей. — Может тогда ну ее, Морию? В смысле — Летописный чертог и возможное возвращение домой. В нашем мире у меня точно не будет такой карьеры! Да и ни у кого из нас…

Все негромко рассмеялись — словно тяжесть с них спала.

— Все же, надо попробовать и в Морию тоже, — сказал наконец Феликс. — То, что сейчас нам описал будущий верховный маг будет тогда нашим планом Б, договорились?

Продолжая посмеиваться, друзья спустились на берег озера. Там их ждали гномы.

— Что определил? — спросил у Фоли Феликс.

— Непонятно, — ответил гном. — Просто пять камней, правильной формы, старых. Стоят просто так — ни к чему не приспособлены. Но поставлены хорошо, все точки опоры устойчивые. Долго еще простоит.

Когда они подошли к Пирону, тот потребовал подробного отчета о походе. Слушал внимательно, от него ничего не утаили.

— Клады, значит, есть, — сказал он, наконец. — Но этих ваших колдовских штук там нет?

— Нет. Никаких.

— Как считаете, где-то в других местах они есть?

Ребята переглянулись. Ответил Савон.

— Я думаю, что нет. Конечно, сказать наверняка нельзя, но если даже и есть — мы их очень долго искать можем.

Пирон кивнул, потом окинул взглядом долину.

— Место, где вы спустились, — медленно сказал он. — Там была возможность идти поверху дальше?

Павол покачал головой.

— Мне кажется, что нет. Хотя, если учесть, как хорошо тропа замаскирована и то, что ее продолжение мы все время находили случайно — может быть. Завтра можно будет попробовать…

— Нет, — отрезал Пирон. — Завтра с утра мы отсюда уходим. Отдыхать не будем.

— Если нужна подробная карта этого места, то можно было бы на день остаться, — вякнул было Калей.

— Нет, — повторил Пирон. — Завтра уходим с утра. Готовьтесь. Рисуйте карты до вечера.

Солнце почти село, на воду легли длинные тени. Радуги погасли и, хотя каскады падающей воды все так же притягивали взгляд, место утратило часть своего волшебства. К тому же стало прохладно.

— Вообще говоря, жить в таком сыром месте постоянно — прямой путь к туберкулезу, как мне кажется, — заметил Феликс, когда они укладывались. — Но меня еще другое смущает. Можно себе представить, насколько красивые тут стояли дома и как хорошо они были вписаны в окружающий пейзаж. Но такая красота, окружающая тебя все время должна, как мне кажется, утомлять.

— Почему? — спросил Раин.

— Хмм, хороший вопрос, — ответил Феликс. — Я отвечу с помощью аналогии. В школе нас возили на экскурсию в Москву, и там мы посетили Оружейную палату. Кто-нибудь в ней был?

Никто не отозвался.

— Тогда вам придется поверить мне на слово. Понимаете, там все — божественно. Бесподобные оклады икон, шапки-короны, царские наряды, скипетры, ларцы, все это необыкновенно красивая работа, подлинная старина. И вот меня там хватило всего на один зал. То есть я в первом зале охал, ахал и удивлялся, а потом у меня просто все словно отключилось. У восхищения и удивления тоже есть какой-то предел. Если его перейдешь — все.

— Ты там что, только один зал видел?

— Нет, я прошел все, но воспринял только один. Остальные — просто прошел. Они у меня в душе ничего не оставили.

Савон почесал в затылке.

— Ты к чему это вообще?

— Ну, вот смотри. Я туда пришел. По идее, мне надо было выделить на эту палату недели две. То есть пришел, посмотрел, ушел, пока не пресытился. Погулял, на следующий день — еще раз пришел. Тогда все как-то нормально в голове уложится. И я буду восхищаться, вспоминать и переживать заново.

А вот если там жить… ну, через некоторое время просто перестанешь воспринимать красоту как красоту, понимаешь? Это станет нормально, а красота — это все же нечто, отличное от нормального. Как и уродство. И вот, ты в Эфе, здесь божественно, но когда ты выйдешь за ее врата — там нормально для нас, а для жителя Эфы это будет уродство. А красота из его жизни тогда просто исчезнет, понимаете?

— Не-а, — ответил Калей. Слушал он, впрочем, невнимательно.

— Объясни еще раз? — попросил Феликса Раин. — Чего-то в голове мелькает, но не понимаю.

— Ну вот сам подумай, — терпеливо сказал Феликс. — Ты живешь в обыденности. Это совершенно нормально. Это то, что ты воспринимаешь каждый день. Обычные лица, обычные дома, городская природа без особой красоты и так далее. Потом заходишь, скажем, на помойку — это хуже обычного. Потом идешь в Оружейную палату или приходишь в такое вот неописуемо красивое место, как Эфа. Это — лучше. Помойка и Оружейная друг друга уравновешивают, потому, что они — крайности восприятия. Середина — между ними.

А теперь представь, что середина у тебя — вот здесь. Тогда тебе обычная жизнь, обычный пыльный лес, заросшее тиной озеро, покосившийся забор — все уродство. А уж свалка или помойка — полный аллес. А что тогда надо делать, чтобы получить положительный заряд? Где будет здешний музей и что в нем мы можем увидеть?

— Ты не учитываешь, что построили это все, скорее всего, не люди, а эльфы, — откликнулся Савон. — А эльфы, если они тут те же самые, которых Толкиен описал, от людей отличаются очень сильно. В частности — своей памятью.

— Ты о чем?

— У них у всех есть память о том,