Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг - Петр Александрович Дружинин

быть как очень простым, так и специально вытканным из многоцветных нитей.

Если обычный, ординарный переплет ограничивается указанным выше обязательным набором, то в случае с художественными переплетами существуют названия обозначения для различных роскошеств и ухищрений мастеров-переплетчиков.

Тиснение на переплете, которое порой отсутствует вовсе, а порой ограничено только одним-двумя словами, в некоторых случаях бывает и чрезвычайно богатым. Оно наносится на материал переплета либо золотом или поталью (поталь, в отличие от золота, со временем окисляется и темнеет), либо так называемым «блинтом», то есть получается оно слепое или, иначе говоря, бесцветное, но и видимое зрительно, и ощущаемое тактильно. Традиционно тиснение наносится только на внешнюю поверхность – переплетные крышки и корешок.

В случае с высокохудожественными переплетами тиснение может украшать книгу и там, где глаз это не сразу увидит – по бортам крышек переплета или на внутренней стороне крышек, где расположен форзац. Тиснение по борту обычно наносится простым роликом, потому как ширина борта (толщина картона с учетом двух сгибов кожи) не дает особенно разгуляться переплетчику. Термин «борт» происходит от французского «bord» (край, кромка, борт). В последнее время отмечены попытки назвать эту часть книги «поребриком», однако вряд ли так стоит называть борт крышки книжного переплета, если, конечно, вы находитесь не в Петербурге…

Упомянув о терминологических курьезах, можем назвать еще один – это когда отвороты кожи на внутренней стороне переплетной крышки, которые уходят под форзац, называют подверткой, что, конечно, ни к науке о книге, ни к благозвучию никакого отношения не имеет. И вместо обычного выражения «тисненые золотом рамки на внутренних сторонах крышек», которые в русской традиции именуются золототисненой дублюрой, нам доводилось даже встретить выражение «тиснение золотом по подвертке». Словом, оригинальной терминологии в области антикварной книги довольно много…

Еще один вариант украшения особых экземпляров – когда переплетные крышки изнутри проклеиваются не бумагой, а подбиваются тканью. Это стало модным в эпоху ампира, и императорский переплетчик Никола Тезье – придворный мастер Наполеона I – подбивал красные тисненые марокеновые переплеты голубым муаром или шелком; и с тех пор форзацы из дорогой ткани – общеизвестный пример переплетного изыска.

Французская традиция именует такое украшение переплетов дублюрой, поскольку это и есть дословно – дополнительный слой ткани. Вообще термин этот в России в большей степени характерен для различных драпировок и занавесей, и именно в таком качестве он стал известен у нас в XIX веке – вспомните о «белых шторах на розовом дублюре» у Лескова. В русской книговедческой традиции дублюрой именуется переплет, не обязательно подбитый тканью, но снабженный золототисненой рамкой по периметру внутренней стороны крышки. Переплет же, в котором вместо бумажного форзаца поставлена ткань, традиционно еще с XVIII века именуется подбитым тканью, к примеру, «подбитый розовой тафтой».

И наконец, последний штрих к переплету – закладка в виде ленточки, подклеенной у корешка со стороны головки переплета. В последние годы и «закладка», и «ленточка» в описаниях уступили свое место французскому термину ляссе. И в тех случаях, когда это действительно очень качественная закладка – тонкая цветная или даже многоцветная шелковая лента, можно ее и по-французски назвать.

Конволют и его составляющие

Поскольку переплет книг в прежние столетия был значительной статьей расхода как библиофилов, так и библиотек, выискивались способы экономии. В качестве такового можно рассматривать соединение томов одного и того же издания попарно – в таком случае удавалось сэкономить почти вдвое. И хотя сама культура книги выработала принцип «один том – один корешок», он часто нарушался, а в некоторых случаях его просто-таки было невозможно соблюсти. Речь идет о летучих изданиях и книгах малого объема (в просторечии – брошюрах). Даже если с помощью переплета тонкая книга выглядела внушительнее – прибавьте к книжному блоку еще два листа переплетного картона (2,4–4,5 мм) и покрывной материал, – то неудобства не исчезали. Дело в том, что на узком корешке тиснение названия («титула» книги, как это называли в XVIII веке), а если позволит место, то и имени автора, – затруднительно. Да и на полках тонкие переплеты не так ровны и презентабельны, как эталонные для библиотек века Просвещения фолианты словаря Бейля или кварты «Древней истории» Роллена. И вот был избран способ, который удовлетворил всех – и с точки зрения рачительности в расходах, и с точки зрения внешности книг: тонкие книги подбирали по формату и объединяли по нескольку названий под одним переплетом. Особенно часто приходится видеть такие тома, в которых собраны театральные пьесы, оперные либретто, политические манифесты, диссертации… Порой собиратель составлял из таким образом переплетенных изданий целый многотомник – так делал статс-секретарь Д. П. Трощинский в конце XVIII века; на корешках было вытиснено, например, «Пьесы», и все тонкие пьесы собирались по 2–3–5–7 и более изданий в каждый том, а число таких томов могло доходить до нескольких десятков.

Сборные тома называются конволютами, и составляются они всегда по некоторому принципу, но не всегда очевидному – например, книги одного автора или схожей тематики. Порой единственный их общий признак – формат, и когда этот конволют выходит из рук переплетчика, на его корешке красуется надпись varia, то есть «разное». Подобных томов особенно много в публичных библиотеках, где всегда были трудности с хранением мелких изданий. Каждая отдельная книга в таком конволюте является аллигатом. Собственно, аллигат – всегда часть конволюта, и никак иначе. И не следует думать, что аллигат – набор нескольких книг. Это всегда одно издание, которое имеет в составе конволюта свой порядковый номер (например, второй аллигат конволюта, содержащего пять изданий).

Де-факто конволютами называют переплетенные вместе издания, которые не представляют собой вне указанного конкретного случая какой-то несомненной общности. То есть если шесть частей академического собрания сочинений М. В. Ломоносова (1784–1787) переплетены, как часто бывало, попарно, то формально это, может быть, и конволюты, но никто так их называть не будет – просто будет указано, что комплект переплетен в три корешка, по два тома в каждом. Ровно так же и первое издание «Евгения Онегина» в главах, которые выходили по-отдельности в 1825–1832 годах, но переплетенные вместе, никакой разумный человек тоже не назовет конволютом – это будет полный комплект глав в одном переплете.

Рукописные сборники, включающие несколько различных сочинений, конволютами называть тоже не принято, и обычно желание так обозвать рукописный сборник воспринимается исследователями рукописей, особенно древнерусских, как откровенное оскорбление. Конволютами не являются переплетенные подборки газетных вырезок (они грамотно так и называются, ибо «конволют газетных вырезок» – это уже перебор). Важно понимать, что конволютом в отечественной книговедческой традиции называют не набор абы чего под одной переплетной крышкой, а