Выбор девы войны - Вебер Дэвид Марк

- Иди ко мне, сука! - закричал он и бросился ей навстречу.

Они метнулись друг к другу, и он торжествующе зарычал, когда понял, что у нее даже не было меча в руках! Ему следовало бы быть осторожным со скакуном, но на самом деле ему было безразлично, выживет он или умрет сейчас, уже все равно. Все, что имело значение, это то, что он убьет ее перед смертью, и эта дура облегчала это!

Он поскакал прямо на нее, вытянув саблю в длинном прямом выпаде, ожидая удара в запястье, когда сталь войдет в нее, а ее там не было.

Глаза Кассана начали расширяться от изумления, когда Гейрфресса рванулась вправо, невероятно быстро для чего-то такого огромного, и Лиана извилисто изогнулась в седле. Его сабля прошла мимо нее, не причинив вреда, и он все еще поворачивал голову, пытаясь понять, что произошло, когда Гейрфресса с грохотом пронеслась мимо него в противоположном направлении, а левая нога Лианы оказалась под его левой ногой и ударила с дикой силой. Внезапное давление заставило его потерять равновесие, и сабля вылетела у него из рук, когда он отчаянно вцепился в луку седла.

Было слишком поздно. Он был изумлен, уже неустойчив после выпада, который не попал в цель, а удар ногой Лианы полностью вывел его из равновесия. Он ударился о землю с силой, сокрушающей кости, вскрикнув, когда что-то треснуло в его правом плече. Острая боль пронзила его, и он неуверенно покачал головой, поднимаясь на колени. Он должен был встать на ноги, он должен был, но что-то мелькнуло у него над головой. Колено врезалось в его лопатки, как кувалда, и его левая рука бесполезно вцепилась во внезапно ставшее скользким от крови горло, когда гаррота девы войны глубоко укусила его. Он булькал, отчаянно извиваясь, и Лиана Хэйнатафресса скрестила запястья у него за головой, расправила плечи и выкрутила изо всех сил.

Последним звуком, который Кассан Эксхаммер когда-либо слышал, был хруст его собственной шеи.

Глава тридцать девятая

Варнейтус уставился в свой грамерхейн, сжав челюсти, в то время как эхо недоверия отразилось глубоко в его глазах.

Невозможно. Все шло совершенно идеально! - и этот ублюдок Теллиан все равно обернул дело против него. После всех его многолетних усилий, его планов, рисков, на которые он пошел после того, как поставил каждую деталь на место, несмотря на все препятствия и все требования его госпожи, все это было разорвано в последнюю минуту вмешательством одного жалкого мага, паршивой своры дев войны, одного младшего лорда-правителя... и единственной назойливой всадницы ветра, которую, казалось, было почти так же трудно убить, как и ее никогда не бывавшего достаточно проклятым мужа! Этого не могло случиться, и все же это произошло.

Недоверие превратилось в трескучую ярость, когда высокая, стройная, рыжеволосая молодая женщина и огромная гнедая кобыла галопом подскакали к дымящимся руинам охотничьего домика. Молодая женщина соскользнула с седла, подошла к тому месту, где ее отец стоял рядом с королем сотойи, и бросила что-то круглое к ногам Мархоса. Король носком обуви откатил круглый предмет в сторону, и мертвые, изумленные глаза Кассана Эксхаммера уставились на монарха, которого он пытался убить.

- Сука! - зашипел волшебник, все годы потраченных впустую усилий, которые олицетворяла отрубленная голова, обрушились на него потоком ярости, и его рука дернулась к резной костяной палочке, лежащей на столе перед ним.

- Будет ли это разумно? - спросил тихий голос, и голова Варнейтуса повернулась. Сардор встретился с ним взглядом и слегка пожал плечами. - Это ваше решение, но как только мы активируем кейрсэлхейн, все в Норфрессе будут точно знать, кто стоял за всем этим. Или, во всяком случае, каждый маг и Венсит, и даже с ее приказами Совету это не понравится.

Варнейтус сверкнул глазами, но даже когда он это сделал, он знал, что его гнев на самом деле не был или не должен был быть, во всяком случае, направлен на магистра. Сардор просто случайно оказался достаточно близко, чтобы служить фокусом, и Варнейтус заставил себя сдержать свой гнев. В данных обстоятельствах это было нелегко, но никто не мог достичь ранга мастера-волшебника, не научившись управлять своими собственными страстями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Точно, - сказал он через мгновение, его голос был резким, и его ноздри раздулись, когда он глубоко вдохнул. Затем он повернулся обратно к своему собственному грамерхейну.

Образ Руки Шэйханы засветился серебристо-голубым светом Лиллинары, и новый поток лавы гнева прокатился по нему, когда он увидел, как она возложила руки на Мархоса Силверэкса. Светящаяся голубая корона пробежала по ее рукам к ладоням, окутывая короля, и Варнейтус действительно мог видеть, как закрывается его рана. Каким-то образом заживление этой раны, раны, которая была видимым доказательством того, как близко они подошли к тому, чтобы ввергнуть королевство Сотойи в гражданскую войну и разрушение, на самом деле помогло ему пригасить тлеющие угли своей ярости.

Он снова вдохнул, более естественно, и встряхнулся. Это было потому, что наблюдение за тем, как она исцеляет Мархоса, вернуло все в фокус, решил он. Это подчеркивало неудачу убийц Артнара и Кассана и заставило его пересмотреть все заново, со всем с трудом заработанным бесстрастием, которому он научился за свою долгую, амбициозную жизнь.

Они вывели всех из руин охотничьего домика, когда последние языки пламени пожирали оставшееся топливо, но далеко они не ушли. Да и они бы не стали, с таким количеством раненых. Шэйхана исцелила бы самые тяжелые раны, но одна Рука Лиллинары не смогла бы исцелить очень многих из них, и перемещение раненых по дорогам Сотойи было бы мучительным испытанием для них. Гонцы были отправлены галопом в Балтар и Сотофэйлас, и он был уверен, что дополнительные оруженосцы и целители устремятся к Чергору, как только эти гонцы достигнут мест назначения. В конце концов, конечно, Мархос уйдет либо в Балтар, либо в свою столицу, но ни один король Сотойи не покинет поле боя, где столь многие пали, защищая его, пока он лично не убедится, что обо всех выживших должным образом позаботились. Это означало, что Мархос будет привязан к сгоревшему охотничьему домику по крайней мере на следующий день или два, и все, что ему действительно было нужно, - это находиться в пределах полумили или около того.

Кейрсэлхейн, который Варнейтус заботливо заложил под очаг в главном домике, несомненно, был погребен под обрушившимися, обуглившимися бревнами и каменной кладкой, но самый сильный смертельный огонь едва ли затронул бы камень. Он был сделан из того же кристалла, что и его грамерхейн, сплавленный в сердце работы, рядом с которой самая мощная молния была всего лишь слабой и бледной вещью. И, как и его грамерхейн, он был изготовлен с тщательностью, близкой к искусству. Он был чувствителен, мог управляться чем-то столь малым, как большой палец ребенка, но при этом способен фокусировать и хранить силу, которая могли бы уничтожить город размером с саму Трофроланту. И все же это была лишь одна из его возможных функций. Кейрсэлхейны могли использоваться и часто использовались в качестве хранилищ для таких заклинаний, а также... более тонко, но их также можно было использовать в качестве маяков, якорей или ключей.

Варнейтус все еще не был уверен, как именно действует талант мага, ходящего по ветру, но он явно отличался от заклинаний телепортации, доступных волшебнику, поскольку ходящий по ветру мог путешествовать в места, где он никогда не был, даже никогда не видел, если он совершал путешествие достаточно короткими этапами. Волшебник не смог бы. Искусство нуждалось в фокусе, точке прицеливания, и (в отличие от ходоков по ветру) волшебнику дорого обходилась собранная сила и концентрация, чтобы телепортироваться на большие расстояния даже с фокусом; попытка перенести кого-либо еще в то же время увеличивала стоимость в геометрической прогрессии. При необходимости в качестве фокуса можно было использовать почти что угодно, если волшебник должным образом подготовил его, прежде чем он или кто-то другой доставил его по назначению, но кейрсэлхейн был лучшим, потому что его можно было зарядить до того, как он был помещен. Волшебник мог использовать энергию, хранящуюся в камне, вместо того, чтобы расходовать свежесобранную (и иногда ... неуправляемую) силу, что позволяло ему приходить в полной силе, при этом его владение искусством оставалось неизменным, что было немаловажным соображением, когда коллеги, желавшие ему зла, могли ожидать его прибытия.