В трущобах Индии - Луи Жаколио

Браматма, резиденция которого находилась постоянно в Беджапуре, прекрасно знал все потайные коридоры, которые проходили внутри толстых стен и сообщались со всеми комнатами огромного здания посредством целого ряда особых ходов. Копия плана этих ходов находилась у него в секретных бумагах, которые достались ему от его предшественников; как и последние, он знакомил членов Совета Семи, возобновлявшихся несколько раз со времени вступления его в должность, лишь с главной артерией этих сообщений, устроенных Адилом-Шахом, чтобы иметь возможность пройти по всему дворцу и не быть никем замеченным.

Благодаря этой предусмотрительности, сохраненной им по традиции, он мог в тот день, когда в уме его возникли серьезные подозрения против членов Совета Семи и древнего из Трех, присутствовать при их совещаниях, дабы убедиться в основательности своих опасений. Он прежде всего переоделся пандаромом и смешался с толпой, чтобы судить, насколько искусно он переоделся. Мы оставили его раздающим в ожидании ночи зерна сандала, омоченные в священных водах Ганга.

Когда наступил удобный, по его мнению, час, он медленно направился к дворцу, пробираясь среди развалин и стараясь никому не попадаться на глаза. Придя на место, он немедленно прошел к коридор, неизвестный Семи; коридор вел к верхнему этажу здания, где жили в это время последние. Он добрался туда без всяких затруднений, несмотря на то, что всего только один раз проходил здесь, знакомясь с тайным расположением здания. Он осторожно проскользнул в комнату, где в это время собрались все Семь. Через потайное окошечко, скрытое между балками потолка, которое он мог открывать и закрывать по желанию, он заглянул внутрь комнаты — и едва не вскрикнул от удивления, но, к счастью, удержался. Только взглянув на зрелище, открывшееся перед глазами Арджуны, можно было понять, какую силу характера нужно было иметь последнему, чтобы побороть свое волнение.

Кругом стола, на котором стояла амфора из черной глины, наполненная аррек-пати (напиток), сидели все Семь и спокойно пили, разговаривая о событиях предыдущей ночи. Ни на одном из них не было установленной правилами маски, — что, главным образом, и вызвало удивление браматмы, которое ему удалось подавить; сначала он взглянул на это, как на нарушение строгих уставов, которое обыкновенно наказывается смертью. Но когда, всмотревшись в каждого из членов совета, он узнал Кишнаю-душителя в лице древнего из Трех, а в лице остальных членов Совета — родных и союзников знаменитого туга, принадлежащих к той же проклятой секте, — он едва не забыл всякую предосторожность и чуть не позвал факиров, чтобы приказать им выгнать этих негодяев.

К счастью, он вовремя опомнился и понял, какой опасности едва не подверг себя. При малейшем шуме все Семь немедленно надели бы свои маски, и Арджуна, убитый на месте факирами, поплатился бы жизнью за свой неразумный поступок. Напрасно кричал бы он последним:

— Этот человек не кто иной, как туг Кишная, которого вы все знаете; его товарищи принадлежат к самой низкой касте. Сорвите с их лиц маски — и вы увидите перед собой отребье населения Беджапура!

Никто из них не поверил бы ему и не посмел бы поднять руку на древнего из Трех и на других членов Совета Семи. Он вряд ли добился бы этого даже от собственных факиров; нечего было поэтому рассчитывать на помощь служащих Совету. Дрожа всем телом, Арджуна решил отложить месть до другого раза, чтобы лучше обдумать, какие средства употребить для захвата этой шайки разбойников. Он понял, что прежде всего нужно узнать их проекты, и, приложившись ухом к потайному окошечку, стал слушать. С первых же слов он понял, что пришел слишком поздно; Кишная говорил своим сообщникам:

— Пусть будет по-вашему, миллион рупий за поимку Наны принадлежит вам; я отдам даже свою часть. Варуна только что уведомил меня, что вице-король в большом зале с одним из своих офицеров и Ватсоном, я сейчас же сговорюсь с ним… Подождите меня здесь, я вернусь и передам вам его ответ.

Затем Арджуна ничего больше не слышал. Догадавшись, что тот отправился к сэру Лауренсу по одному из внутренних ходов, он стал осторожно пробираться по известным лишь ему одному коридорам, которые соединялись с главной артерией, где должен был проходить Кишная. Он выбрал самый короткий путь, чтобы опередить предателя, и, спрятавшись позади подвижной части стены, стал терпеливо ждать… Несколько минут спустя он по легкому шороху догадался, что туг прошел мимо этого пункта. Медленно, стараясь не делать ни малейшего шума, повернул браматма пружину и направился по следам Кишнаи. Когда последний вошел к вице-королю, Арджуна воспользовался одним из разветвлений, ведущих к каждому окну, и подошел по возможности ближе к тому месту, где сидел сэр Лауренс; отсюда он мог следить за вышеприведенным разговором. В тот момент, когда туг произнес зловещие слова: «Браматма! Я сам пристрою его!», — Арджуна не устоял против желания взглянуть на это странное собрание, — и вот тогда-то негодующее лицо его и показалось среди кашемировых портьер, закрывавших окно.

Из данного рассказа душителя Арджуна узнал все, что ему нужно было, потому что негодяй не скрыл ни одного из своих адских планов. Трудно описать волнение, с которым он слушал изложение дьявольского заговора; не приди ему в голову счастливая мысль переодеться пандаромом — неминуемо погибли бы и Нана-Сагиб, и общество «Духов Вод». Герой войны за независимость сгнил бы в английской тюрьме, а древнее общество, которое в течение нескольких веков держало всех в страхе и защищало бедных индусов против целой армии чиновников, жаждавших наживы, распалось бы безвозвратно.

Он решил не ждать появления падиала и приступить к действию; при первых словах вице-короля о падиале он, не зная, приведут ли Дислад-Хамеда или нет, поспешил скрыться. Предстоящий разговор с ночным сторожем Беджапура не мог сообщить ему ничего нового. Между тем необходимо было собрать по возможности скорее нескольких субедаров, к которым он питал доверие, и обсудить с ними, какие меры лучше всего будет принять. Но, проходя мимо дворца по направлению к своему жилищу, он очутился среди толпы шотландских солдат, находившихся в веселом настроении духа по случаю обильных возлияний; они тотчас же потащили его к надворным постройкам дворца, где помещались, и, приняв его за настоящего пандарома, просили погадать им.

Оказать сопротивление этим развеселившимся грубым людям, для которых жизнь индуса в те смутные времена стояла на одной степени с жизнью собаки, было бы безумием, и браматма решил следовать за ними добровольно, надеясь этим обезоружить их. Но скрытое бешенство его дошло до крайних пределов, когда он вынужден был, по капризу Ватсона, повторить ту же комедию перед вице-королем. Мы присутствовали при том, что произошло, и слышали зловещее предсказание, которое он в раздражении бросил в лицо начальнику полиции.