Награда для Героя - Su.мрак

Как ни странно, после этой своеобразной исповеди перед самим собой стало словно легче дышать, однако чувство леденящего холода, охватившего душу и тело, уходить не желало. «Будто бы я снова оказался в Азкабане. Только его давящий холод может так пробирать до костей», — в памяти вереницей проносились картины, которые он гнал от себя полтора года. Тёмные коридоры. Мертвящая тишина, лишь иногда разбавляемая звуком шагов охранников… Западное крыло — камеры смертников… Южная, Северная, Восточная и Центральная части — дыхание смерти ощущается не так явственно, но всё пропитано той же самой аурой отчаяния и безнадежности… «Дыхание смерти… Аура…» В этот момент Блэк со всей ясностью вспомнил сладковато-гнилостную ауру, окутывавшую камеры умирающих узников. Ауру близкой смерти… Ту самую, что он почувствовал в гостиной Нарциссы на следующий день после гонок. «Аура смерти. Подозрения Тэда… Возвращение Снейпа» — логическая цепочка, так долго не дававшая ему покоя никак не хотевшими связываться друг с другом элементами, наконец-то выстроилась, заставив Блэка вскочить на ноги, одним заклинанием привести свой внешний вид в порядок, убирая следы терзавшей душу боли и вновь превращаясь в собранного жёсткого бойца. «Неужели мы не сняли проклятие? Я должен срочно поговорить с Нарциссой».

Водоворот аппарации. Привычно подступившая к горлу тошнота… И перед ним в разбавленной только-только занимавшейся зарёй темноте возникли контуры альпийского поместья. Такого маленького и… уютно-домашнего в сравнении с величественной громадой белых стен Малфой Менора. «Малфой Менор — место, где нас с Герми когда-то допрашивала Белла…» — Блэк помнил его разным: по-королевски великолепным — на колдографиях «Ведьмополитена» в начале девяностых, мрачно-настороженным — в 1998-м и… безжизненно-мёртвым — в 2005-м, когда Аврорат последний раз проводил обыск заброшенного поместья. Привычным усилием воли Блэк отогнал посторонние мысли и видения. От перспективы находиться в одной комнате со Снейпом всё в душе замирало ледяным комом, но он с момента Последней Битвы никогда не бегал от ответственности и не отворачивался от последствий собственных ошибок и впредь не собирался делать этого. У сыщика Блэка было незаконченное дело… и долг перед хозяйкой этого поместья, а значит, собственную боль и переживания он должен был пока спрятать подальше и… работать. «А Люциус?» — внутренний голос был полон тоски и надежды. — «А что — Люциус? Ты слишком заигрался, лорд Блэк. Тебе сейчас надо думать, как помочь Нарциссе и защитить детей и племянников, а личное счастье… у мёртвых его не бывает».

«Эдельвейс» встретил его насторожённой тишиной. В большой полуподвальной комнате, выделенной им Малфоем для работы с уликами, обнаружились шёпотом спорившие о чём-то Дэн с Эрлихом — без мантий, в рубашках с закатанными до локтей рукавами. В кресле, перекинув ноги через подлокотник и уронив голову на плечо, спал укрытый мантией Фейрфакса Алан.

— Чего салагу спать не выгнали? Завтра же у него вся спина будет болеть.

— Шеф!

— Блэк!

— Нет, мой призрак…

— Похож, — Дэн взмахом палочки наколдовал небольшое зеркало и повернул его к командиру.

— М-да-а…

— Краше в гроб кладут, — Эрл протянул командиру тарелку с выпечкой и кружку горячего чёрного кофе. — На, подкрепись, а то я тебя знаю. В общем, Тэд нам всё рассказал, и…

— Это к делу не относится, — Блэк заставил себя замолчать, друзья не заслуживали, чтобы он срывал на них свою боль. — Проехали. Спасибо за кофе… перекусить мне бы и впрямь не мешало. Может, мозги проясняться. Что-то откопали?

— Пока ничего. Складывается впечатление, что кто-то провёл среди вещей тщательную чистку и удалил всё, что может вывести нас на след хозяина.

— А остаточная аура?

— Была одна наводка. Тэд с Эрикой проверили…

— И?

— Цепочка аппараций со сменой направлений. Ребята отследили её до второй точки и потеряли след. Алан с Люком вскрыли и проверили всю базу сигнальных чар местного Аврората — ничего, — Фейрфакс едва не вывихнул челюсть, пытаясь подавить зевоту.

— Идите спать. Всё равно сейчас на усталую голову ничего придумать не получится. Встретимся здесь в 11 часов, — Блэк дождался, пока два его заместителя вместе со спросонья сшибавшим все углы Доусоном отправятся в сторону своих комнат, и с головой погрузился в изучение сделанных ими записей.

Рассвело, лучи утреннего майского солнца, проникнув в два больших расположенных под потолком окна, расцветили противоположную стену во все оттенки радуги. Бывший аврор потянул затекшую от долгого сидения спину, потёр уставшие глаза и… почувствовав постороннее присутствие в комнате, неуловимо напрягся, готовясь к возможной атаке. В помещении определённо был чужак — своих людей Блэк узнал бы даже в полумёртвом состоянии.

— Блэк? — тихий хрипловатый голос, раздавшийся за спиной, расставил всё по своим местам.

— Мистер Принц.

— Я… пришёл принести вам свои извинения, — чувствовалось, что каждое слово давалось говорившему с большим трудом.

Гарри повернулся, вглядываясь в резкие черты лица напряжённо застывшего с прямой, словно на параде, спиной и склонённой в признании вины головой мужчины:

— За что? Мы оба с вами знаем, что вы были правы.

— Нет. Гермиона верила в вас, а я, ничего не зная о настоящих обстоятельствах вашей жизни, привычно создал себе образ врага, — лицо зельевара застыло ничего не выражавшей маской: он ненавидел заблуждаться и терпеть поражения, но всегда имел смелость в открытую признавать свои ошибки.

— И как, полегчало? — Блэк жестом предложил бывшему преподавателю сесть в кресло напротив его собственного, решительно освободив стол от валявшихся на нём пергаментов с записями.

— Нет. А вы изменились.

— Надеюсь… Азкабан — прекрасное лекарство от наивности и идиотизма.

— А может быть, Миона права, и я просто не желал знать вас настоящего.

Они проговорили целый час, впервые за много лет рассказывая друг другу истории своих жизней… без купюр, без оправданий, без прикрас. Они не были и никогда не смогли бы стать друзьями, но что-то в глубине души толкало их на откровенность. Быть может, чувство старой вины друг перед другом или любовь к ним двух дорогих им обоим женщин. Это была не дружба, нет… скорее, определённое чувство родства. Гарри, всегда воспринимавший Гермиону своей сестрой, отнёсся к её новому мужу как к зятю. Для Северуса же продолжавший вызывать неоднозначные чувства сын старого врага и когда-то любимой женщины в его организованном с разложенными «по полочкам» сведениями разуме чётко классифицировался как шурин. Родственников не выбирают, их считают семьёй и защищают, даже ценой собственной крови. Вот к чему сводились итоги этой рассветной беседы. А так же к договору вместе заняться мнимым «Суаресом» и его людьми после поисков врагов Люциуса. Для одного это было завуалированной просьбой повидаться с подругой, для другого — таким же завуалированным согласием принять его в качестве родственника жены.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});