Зарождение добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

Таганрогского полка на Скобелевской улице и частично занят Лазаретный городок.

Огромную пользу для формирования принес начальник снабжения, инженер Павел Павлович Казакевич. Его стараниями и умением были заполнены всеми видами одежды, белья и обуви огромные помещения складов торговой фирмы Хахланджева. Для отопления казарм им же был реквизирован караван судов, стоявших на реке Дон, груженных каменным углем для работ по шлюзованию Дона.

Придя однажды в штаб, я заметил в группе посетителей фигуру в полной парадной форме мирного времени, со штаб-офицерскими эполетами. На мой вопрос, кто это такой, полковник Лебедев доложил, что это инвалид, просит о принятии его в наше формирование. Я сказал полковнику Лебедеву, чтобы его зачислили в интендантство. На следующий день полковник Лебедев доложил мне, что это – унтер-офицер 4-й кавалерийской дивизии, наступавшей на Ростов с севера. Он был опознан офицерами этой дивизии, служившими у нас. На дознании он сознался, что был прислан в штаб с целью разведки, и был расстрелян.

Противник наступал на Ростов с трех сторон: с севера, из села Большие Салы – 4-я кавалерийская дивизия; с запада, у железнодорожной станции Матвеев Курган – войска Сиверса и с юга, у станицы Батайск – отдельные отряды красных. Все это сдерживали и отбивали наши не успевшие еще окрепнуть доблестные части. Вследствие такого обложения, пересекшего все пути, ведущие к Ростову, приток добровольцев сильно сократился. Но в самом Ростове была масса праздно блуждавших людей в военной форме, которые, заполняя рестораны, нагло насмехались над проходящими по улицам командами добровольцев. «В солдатики играют», – громко шипели они, а это вызывало справедливое негодование добровольцев. «Почему не мобилизуют всю эту сволочь?!» – говорили они в свою очередь.

После смерти атамана Каледина наш, как мы его называли, «большой штаб» переехал в Ростов и занял помещение моего штаба в особняке Парамонова на Пушкинской улице. Мой штаб был расформирован, и все дела переданы приехавшим. Я поступил в распоряжение генерала Деникина, который принял командование зарождавшейся Добровольческой армией. Начальник моего штаба полковник Лебедев уехал в армию адмирала Колчака, другие же чины штаба частично остались при новом штабе, а остальные разошлись по частям. Генералы Алексеев и Корнилов оставались как бы верховными руководителями армии. Штаб командующего армией занял помещение бывшего ресторана «Медведь» на Таганрогском проспекте, возле здания театра.

Под давлением превосходных сил противника отряд полковника Кутепова последовательно отходил к Ростову и задержался у железнодорожной станции Хопры. По приказанию генерала Деникина я сменил полковника Кутепова на этой позиции, так как он получил другое назначение. Позиции занимали следующие части: Офицерский отряд полковника Симановского, силою около 200 штыков, Партизанский отряд сотника Грекова («Белый дьявол») – 120 штыков, Корниловский ударный полк – 200 штыков, казаки станицы Гниловской – 300 штыков. Всего около 820 штыков.

Противник был численно значительно сильнее нас. Обе стороны, кроме наблюдения и охраны своих флангов, к более решительным действиям не приступали. Однажды полковник Симановский уехал по делам в Ростов. Через некоторое время его заместитель, полковник Мухин[277], пришел ко мне и дал прочесть письмо полковника Симановского, в котором тот писал, чтобы полковник Мухин, под разными благовидными предлогами, снимал с позиции людей своего отряда и отправлял их в Ростов, в его, Симановского, распоряжение. Я, конечно, строжайше запретил полковнику Мухину исполнять распоряжение Симановского. Зная большое расположение генерала Корнилова к Симановскому, я лично поехал в Ростов и, после доклада о положении дел на позиции, вручил упомянутое письмо генералу Корнилову. Прочтя его, генерал стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Кому же тогда верить можно?» Приблизительно числа 6 февраля ко мне в Хопры приехал командующий армией генерал Деникин. Ознакомившись на месте с обстановкой, он сказал мне: «Продержитесь еще день-два. Я соберу все, что можно, в Ростове, сниму все караулы и ударю по их левому флангу». К сожалению, этому плану не суждено было исполниться, так как на другой же день казаки станицы Гниловской среди бела дня бросили свою позицию и на глазах противника ушли в станицу, говоря: «Мы будем только свои хаты защищать». Не помогли и уговоры священника той же станицы, который с крестом в руках останавливал уходивших с позиций казаков. Они разошлись по домам и обнажили наш правый фланг, закрыть который у нас не было уже сил. Я немедленно донес генералу Деникину о создавшемся положении и получил приказ: сдерживая наседающего противника, отходить на Лазаретный городок – участь Ростова была решена.

9 февраля, после короткого совещания, был отдан приказ об отходе на станицу Аксайскую, куда выступили часов около 11 вечера. Переночевав в Аксайской, с большим риском, по тонкому льду, покрывавшему реку Дон, Добровольческая армия переправилась на левый берег и остановилась в станице Ольгинской, где произошло переформирование всей армии. Из отдельных отрядов были созданы новые полки: 1-й Офицерский полк – командир полка генерал Марков (впоследствии полк переименован по имени первого командира в «Марковский»), Корниловский ударный полк – командир полковник Нежинцев, Партизанский полк – командир генерал Богаевский, конные отряды: дивизионы полковника Гершельмана, Глазенапа и Корнилова, Чехословацкий батальон – командир капитан Неметчик[278], Охранная рота – командир полковник Дейло[279], артиллерийский дивизион (2 батареи) – командир полковник Икишев, Походный лазарет – начальник доктор Трейман[280].

Я так и оставался в распоряжении генерала Деникина. На походе выполнял различные задания общего характера, главным образом командование арьергардом.

Из станицы Ольгинской Добровольческая армия выступила в свой легендарный Ледяной поход, продолжавшийся 80 дней, из которых 44 прошли в боях. Численность армии была 3683 человек. При подходе к Екатеринодару к нам присоединился вышедший из него Кубанский отряд полковника Покровского (при нашем соединении произведенного в генералы), удвоивший наши силы. Территорию наша армия занимала ту, на которой в данный момент стояла, и пока стояла.

М. Мезерницкий[281]

Так пролилась первая кровь[282]

Офицерство, юнкера и кадеты с каждым днем прибывали все больше и больше.

Но в то же время и местные большевики с прибывающими казаками-фронтовиками начали подымать все сильнее и сильнее голову. Старики просили Каледина и Богаевского о сформировании из них дружин для защиты Дона. Но правительство не соглашалось.

В общежитии становилось все теснее и теснее. Сюда прибывали главным образом рядовое офицерство и мальчуганы, гвардейцы же и кавалеристы являлись только регистрироваться, да и то не все, размещались же они по частным квартирам или знакомым. Генерал Алексеев жил в отдельном вагоне где-то на дальних путях станции.

На другой день [после] моего приезда, то есть 5 ноября,