Адаптер - Борис Петров

хотел откопать?

— Не знаю, никогда об этом не думал.

— А давай подумаем. Где можно что-нибудь найти?

— Да где угодно, хоть здесь.

— Вот, верно. Ну мы с тобой тут не будем копать, ведь настоящий клад зарыт в нас самих, не правда ли?

— Наверно, — Артем максимально наивно отыграл лицом, но все же чуть дернувшаяся рука выдала его напряжение.

— Что бы ты хотел найти в себе?

— Найти в себе? Как это?

— Ну как, легко и, в то же время, неимоверно сложно. Вот так. Каждый человек в процессе жизни отрывает в себе новое — это бесконечный процесс. Попробуй, ведь это так просто. Вот смотри, я всегда хотел быть поваром, но стал врачом. А если бы я тогда глубже посмотрел внутрь себя, то понял бы, что я не хочу быть поваром, я хочу вкусно есть, но не готовить. Видишь, как все просто, а?

— Нет, не вижу, — Артему вдруг надоела эта игра. — Зачем лишать себя удовольствия неизвестности? Если каждый будет глядеть внутрь себя, то скоро придет к выводу, что он ничего не хочет делать, ничего!

— Мне кажется, что у тебя слишком пессимистичный взгляд, неужели все люди таковы, как ты описал?

— Это заложено природой.

В комнату вошел ординатор и жестом показал психологу идти за ним.

— Мы продолжим, этот разговор, — психолог встал и вышел следом, поблескивая лысиной.

Через час Артему вкололи еще одну дозу. Это был какой-то новый препарат, от него голова не кружилась, а просто медленно отделялась от тела. Еще чуть-чуть, и он бы смог положить ее рядом с собой. Руки не слушались, роняя на пол отделившуюся голову. Голова что-то шептала немыми губами, а тело то раздувалось, то ссужалось в такт речи.

Александр Иванович нервно ходил по кабинету, сильно сжимая кулаки. Его лицо, обычно открытое для окружающих, с неизменной подкупающей улыбкой, было исковеркано гримасой гнева и страха. За журнальным столиком спокойно сидел лысый психолог и пил кофе с пирожным.

— Что-то мне кажется, что вы все сговорились, да? — Александр Иванович метнул на него гневный взгляд. — Сначала эта мне мозги крутила, теперь ты!

— Саша, никто тебе ничего не крутит. А Елизавета тебе все верно говорила. Конечно, у нее не было текущих данных, но чутье у нее что надо. Зря ты ее спровадил, она стоит всех твоих холопов.

— Да эти дебилы ничего не помнят! Все время копаются в своих планшетах и смотрят на меня детскими глазками. Вот ты мне скажи, они что все такие?

— Кто они?

— Да молодежь! Им же ничего не надо!

— Так и есть. Они не знают жизни, привыкли, что все есть. Это то же самое, что с собаками — будешь перекармливать, не будут работать, нюх потеряют.

— Да какие там собаки! Мартышки одни. Вот этот, прикинь, Антон, приходит ко мне и радостный такой сует мне сводку, а даже сам вижу, что это чуть ли не еще Лиза делала! Идиот!

— Ну, в этом ты сам виноват, — пожал плечами психолог, принимаясь за второе пирожное. — Присядь, толку от твоего хождения нет, только ковер протрешь.

— Да черт с ним с ковром! Ты понимаешь, что нас могут прикрыть?

— Понимаю. И думаю, что в итоге прикроют. Ты же чувствуешь, какая шумиха началась?

— Да, конечно. Вот зря я этого старого еврея послушался, зачем мы ввязались в эту грязь?

— Мне инвесторы каждый день звонят и требуют ответа, а что я им могу ответить?

— Правду, больше нечего.

— А в чем правда? Ты можешь мне сказать, в чем правда?

— Давай сначала определимся, чья правда.

— Ты мне эти свои психованные штучки прекрати. Не на приеме!

— Если бы ты был у меня на приеме, то уже давно сидел бы в рубашечке и заколотый, понимаешь? Ну, а если смотреть на ситуацию со стороны, то ты кинул этих людей, что в итоге то и всплыло. Зря ты, конечно, поломал им жизнь, зря. Тут скорее надо было бы им ребенка отдать.

— Да я уже готов! Этот прототип нам не подходит. Как ты сказал, повтори?

— Средняя личность, — психолог, наевшийся сладкого, довольно откинулся на кресле.

— Если обращаться к классической школе моей первой профессии, то я бы это назвал маниакальной депрессией с раздвоением личности.

— Ну конечно. Так можно любого человека обозвать.

— Не любого, но очень многих. Так вот, сейчас же мы имеем иную ситуацию — на наших глазах рождается новый человек, я бы назвал его сверхчеловеком. Ты помнишь вчерашний отчет?

— Да, помню. Черт возьми, мне кажется, что его никакая зараза не берет! Мы уже принудительно вводили ему вакцины, он даже не кашлянул, вообще никакой реакции.

— Я конечно не иммунолог, у тебя своих спецов хватает.

— Да какие спецы! Все приходится перепроверять!

— А ты не хочешь с Лизой поговорить? Она тут порядок бы навела.

— Я пробовал, — Александр Иванович сел за стол и залпом выпил остывший кофе.

— Она не хочет, ей нравится там, куда я ее сослал, прикинь, нравится! Меня чуть ли не каждый день Бодров благодарит.

— Это тамошний воевода?

— Да, главврач, козел.

— А, я не закончил. Что хотел сказать, что даже я вижу, что мы имеем дело с иммунной системой другого рода, не знаю, более совершенной, если можно так сказать.

— Именно! У него все другое — ты же заметил, что он мало ест, да? Вот, а сил больше чем у других.

— Мне кажется, что это твое субъективное мнение, возможно, что тебе хочется так думать. Интересное у него будет потомство, как, кстати, у него с материалом, на анализ брал?

— Не получается, не дает.

— Как так не дает? В его возрасте должен стоять при любом намеке на близость.

— А вот так, стимулировали, все тщетно.

— Может он гомик?

— Нет, проверяли, — ведет себя как бесполое существо.

— Интересно-интересно, — загорелся психолог.

— Да все у него нормально, — Александр Иванович сделал вид, что мастурбирует. — Прямо на камеру, ничего не стесняется. Он над нами смеется.

— Смеется. Это точно. Надо снимать препарат, он уже начал к нему привыкать.

— А что тогда делать? Так мы им хотя бы управляем.

— Нет, не управляем, а подавляем. А делать ничего не будем — надо его отпустить.

— Как отпустить? Не понимаю.

— Да все просто: вошьем чип вот сюда, — психолог показал на точку около запястья, — и дадим убежать.

— Ты думаешь, что он захочет убежать?

— Захочет. Я думаю, что он уже все продумал, просто ждет удобного момента. Мы сделаем вид, что ищем его, потрясем слегка родителей Артема, ту медсестру, как ее звали?

— Ульяна.

— М-м,