Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ) - Крис Кельм

Жива.

Я подхватил ее на руки и отнес под навес, где в очередной раз убедился, что на теле девушки нет ни ожогов, ни каких бы то ни было других ран. Но она по-прежнему находилась в бессознательном состоянии. Наверное, нужно было сделать искусственное дыхание, массаж сердца — что делают обычно в таких случаях? — но, пока я вспоминал, как это делается, она очнулась самостоятельно.

У нее был восхитительный мягкий голос. Первым делом она захотела узнать, что произошло, кто я такой и где ее отец? Я так и не смог произнести вслух страшные слова. Назвав свое настоящее имя, в остальном я безбожно врал и обнадеживал.

Она смотрела на меня, но, такое впечатление, будто не видела. И только теперь я понял, что девушка слепа.

Ослепла от вспышки молнии?!

Бедняжка…

Впрочем, я ошибался. Уж слишком спокойной она была для человека, только что узнавшего о том, что он ослеп.

Но все равно мне стало ее очень жалко.

Прежде чем она снова отключилась, я узнал, что ее зовут Галия, и она живет на Крутой улице. Укутав ее в плащ, я на руках донес девушку до дома.

Дверь открыла какая-то женщина лет сорока.

Мать?

Если так, то я не завидую Галии. Известие о смерти «мужа» она встретила безучастно, а тот факт, что девушке лишь чудом посчастливилось уцелеть, восприняла и вовсе с сожалением. Она позволила мне отнести Галию на кровать, а потом, даже не поблагодарив, выставила из дома под снова усилившийся дождь.

Ну, да, Бог ей судья…

На следующий день я пришел на Крутую улицу, чтобы узнать о самочувствии Галии. Но ее тетка — а не мать! — не пустила меня даже на порог, заверив, что с девушкой все хорошо, и в моем участии они не нуждаются. Проходя мимо дома, я увидел Галию, сидевшую в полной прострации у распахнутого окна. Должно быть, тетка сообщила ей о смерти отца. Я не сдержался, подошел, выразил свое сочувствие. Она узнала мой голос, поблагодарила — даже не знаю за что именно — и снова замолчала. Но и у меня не нашлось для нее слов. Я просто прикоснулся к тыльной стороне ее ладони, а потом ушел.

И вернулся на Крутую улицу днем позже…

Так и ходил к ней каждый день. Она, как обычно, сидела у окна. Чаще всего мы просто молчали, но она чувствовала мое присутствие и не возражала. Потом я впервые принес ей букетик полевых цветов. Она не взяла его в руки, но на следующий день я увидел их стоящими в горшке с водой. В другой раз, заметив, как она исхудала, я принес лукошко с крыжовником. Она скушала несколько ягод и… улыбнулась. Пусть несмело, натянуто. Но это было первое проявление позитива за прошедшее с момента смерти отца время.

Я приходил к ней каждый день, и каждый раз приносил ей скромный гостинец. Я ни на что не рассчитывал и ни на что не надеялся. В моем сердце все еще жила Тера. К тому же я не собирался задерживаться в этом мире, а потому даже не помышлял о серьезных отношениях. Это было простое участие. Девушка, лишенная родительской ласки и элементарного внимания со стороны единственной родственницы — тетки, — как никто другой нуждалась в заботе, пусть даже совершенно постороннего для нее человека.

Да и мне самому становилось легче, когда я знал о том, что в этом чужом для меня мире есть хотя бы один человек, который мне рад.

Она ждала моего появления. Когда я приходил и тихо опускал на подоконник цветы или фрукты, она улыбалась. Мне не нужно было ничего взамен. Ее улыбка была для меня самой большой наградой…

Поэтому, несмотря на то, что появляться на городских улицах с некоторых пор стало небезопасно, я не хотел нарушать устоявшейся традиции и, прихватив с собой гостинцы, направился на Крутую улицу, к дому, где меня ждали.

Для того чтобы навестить Галию именно в этот день, у меня была еще одна веская причина. Назавтра у меня была назначена встреча с человеком, которую я с нетерпением ждал две декады. Если она не состоится в этот раз, новой встречи придется ждать еще целый месяц — и это в лучшем случае. При сложившихся обстоятельствах до нее я мог и не дожить.

Увы и ах: Галии не было у окна, да и оно само было закрыто и зашторено. Набравшись смелости, я постучал в дверь, предчувствуя неприятный разговор с вредной теткой.

Никого.

Куда они могли уйти?

Я подождал немного и, когда на меня стали обращать внимание, оставил гостинцы у двери в надежде на то, что они достигнут адресата, а сам отправился обратно к тайнику. В преддверии завтрашней встречи я собирался забрать все свое имущество. Рискованно, конечно, но на этот раз у меня не было другого выбора…

Оставшееся золото я распихал по карманам, повязал свой альтиндорский поясок с единственной оставшейся у меня Иглой, нож и Проводник я заткнул за пояс — так, чтобы их не было видно. Вытащив корзину, я достал со дна тайника меч в ножнах, завернутых в щедро смазанную жиром тряпку. Носить его по городу я не имел права. По сандорским законам ножом мог владеть каждый, а вот меч был неотъемлемой частью наряда исключительно представителей знати, которых в Варголезе именовали марченами, воинов и городских стражников. Любого другого человека, появившегося на улице столицы с клинком длиннее локтя, ожидал солидный штраф, а то тюремное заключение. Поэтому мне пришлось на время расстаться со своим оружием. К счастью, жир уберег сталь ото ржи, а меня — от нудной работы по ее очистке. Проверив состояние клинка, я снова завернул его в тряпку. Его время еще не пришло.

А теперь мне предстояло поискать жилье на ближайшие несколько дней.

Выбор у меня был невелик. Вейдан, жители которого знали друг друга в лицо, отпадал сразу. Появление нового жильца не осталось бы незамеченным. Для Верхнего Асхонела я рылом не вышел: там обитали люди более-менее состоятельные. Про Ульгут и говорить не стоит. В Иноземном квартале люди селились общинами и землячествами, и для любого из этих образований я был бы чужаком. Таверны и постоялые дворы тоже отпадали: в них меня будут искать в первую очередь. Оставался лишь все тот же Нижний Асхонел, где гостило немало приезжих со всех уголков Варголеза. Одни приезжали, другие покидали столицу — именно то, что надо.

Немного подумав, я решил обратиться к владельцу дома, на задворках которого я устроил себе тайник. Говорят, там жил какой-то пропойца по имени Вессил, по причине своей Пагубной страсти постоянно нуждавшийся в деньгах.

Хозяина я застал дома в состоянии жуткого похмелья и плохом настроении. Визиту незнакомого человека он был не рад. Но только до тех пор, пока в его глазах не отразился блеск серебра. Договорились быстро: один фор за ночь плюс бутылка чего-нибудь вархарского. Я заплатил для начала за три дня, добавив еще один серебряк на вино, он передал мне ключ от двери. Оказывается, в комнату на втором этаже можно было попасть, не заходя на первый: к ней вела лестница в переулке между домами. То, что надо: не хотелось лишний раз пересекаться с домовладельцем.

День подходил к концу, и я решил лечь пораньше, потому как вставать мне придется затемно. Кроме того, как и обещал Винеар, действие обезболивающего заканчивалось, и все мое тело начало ломить и рвать на части. Пришлось достать склянку и пригубить глоток отвратной на вкус смеси. Понемногу начало отпускать.

Я спустился в гостиную, где Вессил дегустировал купленное на мои деньги вино. На этот раз он встретил меня радушно, даже предложил выпить. Я отказался, но попросил разбудить меня незадолго перед рассветом.

— Конечно! — согласился хозяин дома…

…и тут же забыл о данном мне обещании. К счастью, я проснулся сам. За окном было еще темно. Определить более точное время за отсутствием часов было невозможно. Впрочем, я выспался, отдохнул, а потому, выпив немного лекарства — впрок — и прихватив завернутый в тряпку меч и все остальное имущество, решил отправиться в путь немедленно, даже если и было слишком рано. Лучше уж подождать на месте, чем опоздать на минуту. От этой встречи зависело слишком многое, чтобы ее пропустить.

По еще пустынным улицам я без проблем добрался до холма Героев, у подножия которого находился вход в канализацию. Таких было несколько — по крайней мере, два в каждом квартале, но именно у этого ему была назначена встреча. Вход в подземелье перекрывала толстая деревянная дверь, обитая стальными полосками и запиравшаяся на встроенный замок. Словно этого было мало, дополнительной преградой на пути любопытных служила кованая решетка, на которой висел еще один массивный замок. Впрочем, все эти меры безопасности были рассчитаны не только на тех, кто собирался без разрешения проникнуть в канализацию — пусть бы лезли, если жизнь не дорога! Гораздо хуже, если наружу вырвутся твари, обитавшие под землей. Вот этого столичные жители боялись гораздо больше. И хотя массового вторжения не было уже лет сто, время от времени в городе, несмотря на все меры предосторожности, появлялись непрошенные гости из сандорских подземелий.