Том 27. Письма 1900-1901 - Антон Чехов

А. Б. Тараховский ответил 24 марта 1901 г. (ГБЛ).

Позвольте же мне поблагодарить Вас ~ за память обо мне… — В ответном письме Тараховский делился с Чеховым своим впечатлением от «Трех сестер»: «Три раза перечитал Вашу чудесную пьесу „Три сестры“. Она вызвала массу споров во всех слоях общества, и оказалось вдруг, что все почувствовали себя обиженными. Педагоги, общественные деятели, врачи и даже военные — все находят, что картина, нарисованная Вами, великолепна, но не соответствует действительности. Я не критик, но если бы мне пришлось разбирать Вашу пьесу с точки зрения бытовой, мне кажется, я бы отлично доказал, что пьеса рисует живых людей и что жизнь провинции находит в ней самое правдивое изображение. А ведь и я немного знаю провинцию. Все-таки 15 лет наблюдаю ее жизнь. Все удивляются (даже столичные критики), почему три сестры, интеллигентные, умные, окружили себя такими неинтересными знакомыми, как военные. Оболенский в „России“ говорит: разве в большом городе нет врачей, юристов, судей, вообще людей более умных и образованных, чем Соленый, Роде, Федотик и Тузенбах? Есть, конечно, но они выпускают из вида, что три сестры — дети генерала, военного, они выросли только в военной среде и привыкли и знают только военных. Наконец, мы знаем этих якобы интеллигентных врачей, юристов, судей. Громадное большинство из них почти ничего не читают, играют в карты, пьют и посещают театр ради уборных. Удивляются, почему же сестры не уехали в Москву? Ведь у них и средства есть, дом, пенсия. Но в этом-то и вся особенность современного человека. Все, кажется, есть, чтобы сделать то, о чем много лет мечтаешь, а между тем не делаешь. Вот и я уже 4 года собираюсь написать драму, все о ней мечтаю, все откладываю работу и убежден, что никогда не напишу. А ведь дело не такое уж невозможное. Пишут же другие, и среди сотен плохих драм было бы одной больше. Вот и все. И члены управы, и учителя гимназии, и врачи — да все это живые люди, но здесь их наблюдают только при исполнении обязанностей, домашней же интимной жизни никто не знает или не хочет знать. Я же знаю опустившихся членов управы, которые обленились, оболванились и притворяются, будто не замечают измены жены. Знаю учителей, тупых и смешных… И в каждом провинциальном городе таких большинство. Если бы я жил в столице, может быть, и драма была бы написана, да не одна, а несколько, и вообще вся моя деятельность приобрела бы, вероятно, иной характер <…> Ваша пьеса с громадным успехом прошла в Киеве, Одессе, ее читали в Артистическом обществе в Астрахани, и всюду она вызывала громадный интерес. Ее хотели поставить и у нас (приехала новочер. труппа на несколько спектаклей), но никак не могли добыть цензурованного экземпляра».

3322. Г. М. ЧЕХОВУ

8 марта 1901 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, т. VI, стр. 133.

Написано на обороте бланка денежного перевода: «100 руб. От А. П. Чехова. Ялта».

Ответ на письмо Г. М. Чехова от 6 марта 1901 г. (ГБЛ).

Писана пьеса не для провинции. — В своем письме Г. М. Чехов извещал: «19-го марта товарищество из лучших артистов провинциальных ставит в Таганроге „Три сестры“. Я очень рад, что увижу хотя не такое исполнение, как в Художественном театре, но зато буду иметь лучшее представление о пьесе, чем имею из прочитанных только выдержек в газетах. Один из таганрогских видел в Москве „Три сестры“ и в восторге от них и рассказывал об овациях, устроенных в театре по случаю постановки и исполнения этой пьесы».

3323. Б. К. ЗАЙЦЕВУ

9 марта 1901 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: дважды в ПССП, т. XII; стр. 322, с датой 9 марта 1904 г., и с исправленной датой — в т. XIX, стр. 56, а также в «Описании писем к А. П. Чехову», стр. 80.

Черновик телеграммы. Датируется телеграммой Зайцева от 9 марта 1901 г., на которую отвечает Чехов и на обороте которой написан черновик.

Ответ на письмо Б. К. Зайцева от 19 февраля и телеграмму от 9 марта 1901 г. (ГБЛ).

Холодно, сухо, длинно… — В письме от 19 февраля Зайцев обращался к Чехову с просьбой: «Пользуясь Вашим любезным разрешением, данным мне в Ялте осенью 900-го года, я вместе с этим письмом отсылаю на Ваш суд свою последнюю работу — „Неинтересную историю“. Когда я был тогда в Ялте, так думал, что кончу ее в октябре, а вышло совсем не так. Как бы то ни было, я с нетерпением буду ждать Вашего хотя бы и очень коротенького ответа. Впрочем, об этом распространяться незачем, потому что человек, написавший Константина Треплева, многое понимает. Одно только условие, Антон Павлович: ради Бога, пишите правду. Вчера я слушал одну безголосую молодую певицу, которую „похвалил“ знаменитый тенор; известно, как хвалят знаменитости — жалеют просто, а не хвалят. Чувство-то это и хорошее, и гуманное, и то, и се, а только иногда тяжело, когда жалеют. Да и вредно. Я помню, Вы тогда сказали мне: „если я скажу, что плохо, Вы два месяца писать не будете“ — так и не нужно же писать, коли бездарно. Итак, жду хоть и сурового, но совсем искреннего ответа <…> Рукопись не возвращайте — это копия». В телеграмме от 9 марта Зайцев запрашивал: «Беспокоюсь получили ли рукопись».

3324. М. П. ЧЕХОВОЙ

10 марта 1901 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XIX, стр. 56–57.

Открытка. Год устанавливается по почтовым штемпелям: Ялта. 11 III.1901; Москва. 15 III.1901.

Сегодня я послал тебе одно письмо… — Письмо это неизвестно.

…начальница с двумя барышнями. — В. К. Харкеевич.

3325. О. Л. КНИППЕР

11 марта 1901 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 106–107.

Написано на почтовой бумаге с оттиснутым сверху в виде обрывка газеты текстом: «En découpant ce morceau d’une vielle gazette je pensais à vous; (ce n’est pas une allusion croyez le bien), mais je me rappelais a lors…» («Вырезая этот отрывок из старой газеты, я думал о вас (поверьте, это не намек), но я вспоминал при этом»).

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 5 марта 1901 г.; Книппер ответила 16 марта (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 345–347 и 365–367).

Не хочешь, милюся, в Ялту… — В письме от 5 марта Книппер писала: «…ведь скоро увидимся, только в Ялту не поеду». В письме от 9 марта она поясняла причину, по которой отказывалась ехать в Ялту: «Только пойми, милый, что в Ялту я теперь не могу приехать. Чем я приеду? Опять скрываться, опять страдания матери, прятки, мне это, право, тяжело, поверь мне <…> До каких же пор мы будем скрываться? И к чему это? Из-за людей? Люди скорее замолчат и оставят нас в покое, раз увидят, что это совершившийся факт. Да и нам с тобой легче будет. Я не выношу этих неясностей, зачем так отягчать жизнь?» В письме от 21 марта Книппер опять возвращалась к этому вопросу (см. примечания к письму 3343*).

Ты пишешь, что я не люблю Петербурга. — В письме от 1 марта 1901 г. Книнпер писала: «Хочется куда-то пойти, хочется горизонта, простора, вздохнуть полной грудью, свободно, легко после удушливой нервной зимы. Кончу тебе письмо и пойду бродить. Мне Питер нравится с внешней стороны. Люблю ходить по набережной, люблю толпу, широкие тротуары, какой-то европейский лоск во всем. А ты его, кажется, не любишь?» (там же, стр. 337).

Петербуржского же театра, кроме Савиной и немножко Давыдова, — я не признаю… — М. Г. Савина в 1889 г. играла Сашу в чеховском «Иванове». Узнав о желании артистки взять эту роль, Чехов коренным образом переработал ее применительно к дарованию Савиной (см. письма к А. С. Суворину от 7 января и к Ф. А. Федорову-Юрковскому от 8 января 1889 г. в т. 3 Писем). Об отношении Савиной к Чехову см. ее воспоминания «Почему я отказалась играть в „Чайке“» («Чеховский юбилейный сборник». М., 1910, стр. 430). В. Н. Давыдов в 1887 г. в театре Корша был первым исполнителем роли Иванова в одноименной пьесе Чехова. Когда же в 1899 г. намеревались поставить в Петербурге «Дядю Ваню», Чехов писал Книппер, что Давыдов сыграет главную роль хорошо (см. письмо к Книппер от 4 октября 1899 г. в т. 8 Писем).

…твой дядя Карл… — К. И. Зальца.

Сегодня получил письмо от больного Флерова… — См. письмо 3327*.

Сегодня читал о покушении на Победоносцева… — Покушение на обер-прокурора синода К. П. Победоносцева было произведено в Петербурге в ночь с 8-го на 9 марта 1901 г. Н. К. Лиговским.

Только почему ты не хочешь, чтобы я подписывался иеромонахом? — В письме от 5 марта Книппер просила: «Не смей подписываться иеромонахом, я их не люблю».