Солоневич - Константин Сапожников

По словам Солоневича, «Народная Монархия» переделывалась и переписывалась четыре раза. Лишь после высылки в Уругвай писатель смог более или менее удовлетворительно завершить свой труд, но и тогда он говорил, что это только «схема» того, что он хотел бы написать. Солоневич был уверен, что после падения Советского Союза его книга будет востребована:

«Если я не ошибаюсь очень уж катастрофически, то в России она будет отвечать всей „тенденции развития“ новой и по-настоящему Национальной России. И вот именно поэтому я ещё и ещё раз обращаюсь с просьбой к нашим друзьям исправить все её ошибки, описки и даже опечатки. Я не историк. Объём моей „эрудиции“ очень разносторонен — от Клаузевица до Маркса — и от психоанализа до оккультизма. Но в исторической работе, какой по существу является „Народная Монархия“, моих знаний мне не хватает. И в этой работе могут быть ошибки. Их нужно исправить уже здесь, а не ожидать того, чтобы наши противники стали бы публично исправлять их в России. Первые два выпуска, „Основные положения“ и „Дух народа“, имеют очень общий характер, и в них фактические ошибки и пропуски очень маловероятны, хотя, может быть, есть и они. В дальнейших выпусках этих ошибок и пробелов будет больше. Их нужно ликвидировать уже здесь, чтобы к моменту падения пресловутого занавеса мы имели бы „катехизис“, по мере возможности неуязвимый ни для какой критики»[217].

«Для отдыха» Солоневич продолжал писать в очередные номера газеты главы-фельетоны романа «Две силы», который печатался под псевдонимом Глеб Томилин. С первого номера «Нашей страны» авантюрные похождения неунывающего Стёпки привлекли внимание читателей. Дубровская вспоминала:

«И. Л. так полюбил своего Стёпку (главный герой романа; поэтому очень скоро в разговорах роман стал называться „Стёпкой“), что во время каждого нашего посещения (Дель-Висо. — К. С.) разговор неминуемо касался „Стёпки“ и очередных его приключений для следующего номера газеты. „Стёпкой“ увлекались все: он пользовался исключительным успехом среди читателей. Уже из Уругвая… И. Л. меня просил, чтобы я ему посоветовала, что сделать с тем или иным персонажем романа „Две силы“ (вот тогда я поняла, что И. Л. всё же „накручивал на ус“ мои высказывания о литературе). Однажды он драматически мне написал: „Таня, мне приходится убить Стёпку! Как вы думаете, убивать или нет?“ Я ему ответила, что ни в коем случае, очень уж он симпатичен. И конечно, при наличии своего колоссального таланта И. Л. сумел „спасти жизнь“ Стёпки и выдумать новое приключение»[218].

В предисловии к одному из позднейших изданий книги было отмечено:

«По нашему искреннему мнению — это самый лучший роман о советской жизни, вышедший когда-либо в эмиграции… Основная идея романа — борьба двух сил: Бога и дьявола, добра и зла, свободы и рабства. Практическая же тема романа — борьба за атомное владычество (и, следовательно, политическое) над миром».

В краткой рецензии на «Две силы» газета «Наша страна» отметила удачные стороны книги:

«Роман — с одной стороны — это нарочито ироничное повествование, подчас напоминающее Зощенко и Ильфа-Петрова, с математически выверенным детективным сюжетом, при поверхностном прочтении почти фарсовое, что подтверждают, например, говорящие фамилии. Но налёт фарса настолько тонок, что не мешает относиться к повествованию всерьёз. При том, что Иван Солоневич всегда говорил, что добро и зло кристаллизируется в борьбе, положительные (условно) герои романа изображены отнюдь не однопланово и схематично; а отрицательные — это прежде всего серьёзные противники: „Глупых людей в этом учреждении не было вообще либо были на самых низах“. Читая роман Солоневича, отчего-то вспоминаешь Владимира Войновича — он отдыхает»[219].

В «Двух силах» писатель показал, как в недрах коммунистической системы возникли и множатся потенциальные изменники, оппортунисты, могильщики советской идеологии и партийных традиций. Они двуличны, бесчестны и терпеливо ожидают подходящего момента, чтобы переметнуться на другую сторону и нанести смертельный удар в спину бывшим соратникам. Прогноз писателя о перерождении правящей элиты Советского Союза оказался верным. Многие «ленинцы и марксисты эпохи развитого социализма» служили коммунизму из соображений выгоды, и когда партийные верхи дали сигнал: бери, хватай, грабь! — вся внешне непоколебимая оболочка советского режима рассыпалась в прах…

Отголоски личных наблюдений писателя ощущаются на тех страницах романа, где описываются персонажи НКВД. Самый зловещий персонаж романа — Берман, которого в партийных кругах называли «советским Фуше». Это — гений злодейства, который не признавал «умственного превосходства даже за Вождём Мироздания», то есть Сталиным. Берман ведёт рискованную игру и готов к любому исходу. Не напрасно он носит на среднем пальце левой руки кольцо с порошком цианистого калия. Имя Бермана Солоневич использовал в романе по понятной причине: Матвей Давыдович Берман был начальником ГУЛАГа во времена строительства Беломорско-Балтийского канала.

Вот какой портрет своего Бермана нарисовал писатель: «Маленький, тщедушный, сутулый человек… Во внешности не было ничего особенного — кроме, может быть, лица: чем-то и как-то оно напоминало лицо насекомого — если у насекомых вообще есть лица… Из глубоких впадин иногда выглядывали глаза — и тогда казалось, они снимали моментально и до мельчайших деталей точную фотографию окружающего мира — и опять прятались назад».

Иван сожалел, что ограничен временем и не может уделять нужного внимания литературной шлифовке текста. Вечный цейтнот, в котором находился писатель в последние годы жизни, а потом неожиданная смерть не дали ему возможности завершить печатание романа в газете, а потом подготовить его к изданию отдельной книгой. Но даже в таком виде роман «Две силы» является подлинным национальным бестселлером.

Первое время после высылки из Аргентины Солоневич жил в Монтевидео. Это были зимние для Уругвая месяцы — август — сентябрь, сильно дождило, небо было затянуто серой пеленой, что сказывалось на жизненном тонусе Ивана Лукьяновича.

От переживаний он снова заболел, и если бы не поддержка Валентины Евгеньевны Леонтович-Неёловой, трудно сказать, как бы он вышел из депрессии. Иван гостил и творчески работал на её куриной ферме в окрестностях Сориано, дожидаясь Рут, которая завершала «бюрократические дела» по отъезду из Буэнос-Айреса. Сын Леонтович-Неёловой Алексей вспоминал много лет спустя о том, как «дядя Ваня» жил в доме его матери и как собирались вокруг него по вечерам русские эмигранты, чтобы обсуждать его «передовые идеи». Самым заядлым среди оппонентов был профессор-историк Михаил Шкурин. Часто спорили до утра, и это скрашивало «долгие зимние холодные ночи, в комнате дым от папирос и от дров печурки был настолько густой, что, казалось, его нужно разрезать ножом, чтобы разглядеть лица»[220].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});