Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

морду, да лучше тебе плюну! (Плюет в лицо ему.)

Солдаты выталкивают Марфу Петровну. Мария Николаевна, обессилев, плачет.

Харитонов. Господин капитан. Вы не обращайте внимания. Она это так… Нервная женщина. Они, правда, подруги были.

Розенберг. Ничего, доктор, я прощаю вашу жену, помня о ваших заслугах. (Говорит отчетливо, глядя на Марию Николаевну.) Я же не могу забыть ваших заслуг. Ведь вы же как-никак составили мне список на семнадцать коммунистов и вчера еще на пять. Вы же мне указали местонахождение начальника милиции Гаврилова. Вы же меня предупредили, где спрятан денежный ящик вашего банка. Вы же… Впрочем, я не буду перечислять, этот перечень, кажется, расстраивает вашу жену. Она плачет, вместо того чтобы радоваться, что вы нам так помогли. Ну ничего, успокойте ее. (Уходит в соседнюю комнату.)

Молчание.

Мария Николаевна (тихо). Это все правда?

Харитонов. Правда. Да-да, правда! Ты говори спасибо, что ты жива после того, что наделала!

Мария Николаевна. Я не хочу быть живой, мне все равно. Если бы не Коля, я хотела бы только умереть.

Входят Розенберг и Вернер.

Розенберг. Мария Николаевна, не забудьте про чай.

Мария Николаевна выходит.

(Вернеру, тихо.) Сейчас мы произведем интересный психологический этюд. Еще немножко изучения нравов, того самого, которое, вы так не любите… Доктор!

Харитонов. Слушаю.

Розенберг. Я надеюсь, что вы нам искренне преданы, доктор?

Харитонов. Искренне, господни капитан.

Розенберг. И все, кто борется против нас, – это и ваши враги, доктор? Так или не так?

Харитонов. Так, господин капитан.

Розенберг. Как так? Точнее.

Харитонов. Враги, господин капитан.

Розенберг. И когда они погибают, вы должны этому радоваться, доктор?

Харитонов. Да, должен, господин капитан.

Розенберг. Нет, точнее. Не «должен», а «рад». Так ведь?

Харитонов. Рад, господин капитан.

Розенберг. Я надеюсь, что ваша жена сказала неправду и ваш сын, конечно, не борется против нас?

Харитонов. Нет, господин капитан, к сожалению, это правда, он в армии. Я с ним давно уже в ссоре, но он в армии.

Розенберг. К вашему большому сожалению?

Харитонов. Да, господин капитан, к сожалению.

Розенберг. И если б его уже не было в армии, то ваши сожаления кончились бы?

Харитонов. Конечно, господин капитан.

Розенберг. Подойдите сюда поближе. (Закрывая удостоверение одной рукой, оставляя только карточку.) Это лицо вам знакомо?

Харитонов. Николай!

Розенберг. Я вижу, знакомо. (Открывая все удостоверение.) Здесь, на этой дырке, доктор, ваши сожаления кончились. Вы можете быть довольны. Ваш сын уже не в армии. Правда, я лично не видел, но я в этом уверен. Можете уже не сожалеть.

Харитонов молчит.

Ну как, вы рады этому, доктор?

Вернер. Розенберг!

Розенберг (поворачиваясь к нему, холодно). Да? Одну минуту терпения. Значит, вы рады этому, господин доктор? (Резко.) Да или нет?

Харитонов (сдавленным голосом). Да, рад.

Розенберг (Вернеру). Ну вот видите, Вернер, доктор рад. И мы с вами сомневались в нем совершенно напрасно. Вы можете идти, доктор. Мне все ясно. Спасибо за откровенность. Вы поистине преданный человек. Это очень редко в вашей стране и тем более приятно.

Харитонов выходит.

Вернер. Зачем вся эта комедия? Если нужно расстрелять – расстреливайте или скажите мне, если вы сами неврастеник и не умеете. Но то, что вы делаете, – это не солдатская работа.

Розенберг. У вас устарелые взгляды, Вернер. Изучение нравов входит в наши обязанности.

Вернер. Вы мне осточертели с вашим изучением нравов. Я завтра же попрошусь в полк, чтобы больше не видеть вас с вашим изучением нравов. Я буду убивать этих русских, будь они прокляты, но без ваших идиотских предварительных разговоров, которые мне надоели.

Розенберг. Вы не будете пить чай?

Вернер. Нет. (Выходит.)

Харитонов входит и бессильно прислоняется к притолоке. Входит Мария Николаевна с самоваром.

Харитонов (тихо). Маша! Послушай, Маша!

Мария Николаевна. Что тебе?

Харитонов. Я хочу тебе сказать…

Мария Николаевна. Что еще ты хочешь мне сказать?

Харитонов. Я хочу тебе сказать… Нет, не могу. (Уходит.)

Мария Николаевна. Сейчас я принесу заварку.

Розенберг (искоса смотрит на нее, держа в руке удостоверение). У вас, оказывается, был сын в армии?

Мария Николаевна. Почему был? Он в армии и есть.

Розенберг. Нет, был. Или, как говорит ваш муж, к сожалению, был. Но теперь, как говорит опять-таки ваш муж, его, к счастью, нет. Но знаете, ваш муж рад, что его нет.

Мария Николаевна. Что вы говорите? Что вы говорите?

Розенберг. Не подумайте только, что это имеет какое-то прямое отношение ко мне. Я не был бы так жесток с матерью. Но ко мне случайно попало вот это. Поэтому я и говорю «был».

Мария Николаевна сжимает в руках удостоверение, тупо смотрит на него и так, не выпуская, садится за стол. Сидит молча, оглушенная.

(После паузы.) Я бы не рискнул вам сказать, но я подумал, что вы разделяете взгляды вашего мужа, а ваш муж сказал, что он рад этому, несмотря на свои родительские чувства.

Мария Николаевна молчит.

Да-да, он так и сказал. Доктор!

Входит Харитонов.

Доктор, вы ведь сказали, что вы рады, а?

Мария Николаевна поднимает голову, смотрит на Харитонова. Харитонов молчит.

Или вы мне сказали неправду? Вы не рады?

Харитонов молчит.

Мария Николаевна (молча кладет удостоверение и говорит механически). Сейчас я вам заварю чай.

Розенберг. Спасибо, прекрасно.

Мария Николаевна за спиной Розенберга и Харитонова подходит с чайником к одному шкафчику, потом к другому, аптечному. Порывшись там, возвращается к столу.

Мария Николаевна. Вот чай.

Розенберг. Прошу вас, налейте. Солдатам всегда приятно, когда женская рука наливает им чай или кофе. А, доктор?

Харитонов молчит.

Что вы молчите? Потеряли дар речи?

Мария Николаевна наливает Розенбергу чай.

Доктор, может быть, вы выпьете чаю со мной, а? Вы взволнованы. Ничего. Выпейте. Вы наш преданный друг. Я рад сидеть за одним столом с вами.

Харитонов. Спасибо.

Розенберг. Мария Николаевна, налейте чаю вашему мужу.

Пауза. Мария Николаевна смотрит на Харитонова, потом тем же механическим движением молча наливает чай и ему.

Ну, доктор.

Харитонов. Я прошу простить, господин капитан, но мне дурно… я не могу…

Розенберг. Ну, как угодно, как угодно.

Мария Николаевна (спокойно). Вам больше ничего не нужно, господин капитан?

Розенберг. Нет, спасибо. Вернер, я иду к вам! (Взяв чашку, выходит.)

Харитонов сидит на диване, опустив голову на руки. Мария Николаевна стоит у стены. Молчание.

Харитонов. Маша!

Мария Николаевна. Что?

Харитонов. Маша, я не могу так.

Мария Николаевна. Оставь меня. Я не хочу тебя слушать.

Харитонов. Бросим все, уедем, убежим. Я боюсь их всех. Я ничего не хочу.