Жажда/water (СИ) - kissherdraco

Вместо этого он думал о тех словах, что сказал ей и о смысле сказанного. О последних использованных ими возможностях.

«Я люблю тебя, Гермиона».

Он имел в виду вовсе не это. Как можно было это вообще выразить хоть приблизительно?

Все те эмоции, что невозможно (увы и ах) выразить словами. Ты не можешь объяснить их никому. Не можешь заставить их открыть глаза так широко, чтобы смогли увидеть каждую причиняющую боль, спутанную нить чувств, паутиной оплетенных вокруг твоего сердца. Они давят на грудь неподвижным бременем, медленно и верно удушая тебя. А ты беспомощен и нем, ты потерялся во всем этом, и продолжаешь цепляться за пустые эпитеты и выражения, которые всего лишь царапают поверхность того, что ты чувствуешь внутри.

Другие вокруг тебя смотрят через искаженное мутное стекло. Они не в силах разглядеть каждую деталь со всей отчетливостью. В плену зазеркалья, сквозь гладь мутной воды ты взираешь на них, беспомощно оседая на дно.

Драко никогда не пытался объяснить свои чувства к Гермионе. Эти причиняющие боль, неописуемые чувства, запертые в грудной клетке. Из-за этого стекла и воды, что отделяла Драко от любого другого, нет никакой возможности, что она когда-нибудь сможет понять.

Он пробовал словами. Но они нисколько не подействовали. Но он продолжал идти намеченным курсом, потому что начало было положено. И если она поймет хотя бы крупицу того, что творилось внутри него – насколько это причиняло боль и какие сильные чувства он испытывает к ней – то это, в конце концов, будет уже хоть что-то. А ему и нужно хоть что-то.

«Любовь».

Что бы это не значило. Что бы ни затрагивало. Просто не соответствовало. Просто слово. И Драко никогда его не понимал. Вся явная сложность чувств внутри него никогда не сможет уместиться всего в одном слове. Это было дурацкое слово – слабая попытка человека избавиться от асфиксии собственного сознания.

Примерно так же они употребляют слово «скорбь», когда ты теряешь кого-то. Драко всегда думал, что для этого нет подходящего слова. Или фразы. Это было только тем, чем было. Абсолютно по-разному для каждого на всецело опустошающем и поглощающем уровне, и нет такого слова или слов, что смогли бы обобщить. Это не просто какое-то действо, это неизменная часть тебя и твоей сущности, которую нельзя вернуть. Кто-то, кто дал тебе жизнь, ушел, и теперь ты вынужден уживаться с кусочком пустоты внутри себя, который ничем нельзя заменить.

И какая-то там «скорбь» не в силах передать этого.

И тоже самое касается «любви». Все о ней ошибочно. Потому что он не хотел покупать Гермионе роз. Он не хотел писать ей любовные письма и держать ее за руку. Он ни разу не задумался о том, чтобы состариться рядом с ней. Или о том, как их отношения сложатся за стенами этого замка. Он вовсе не думал в таком ключе. Не задумывался о будущем. Он мог только думать о том, что переполняло его сейчас. Что происходило в данную секунду.

Он отступился от войны в собственном сознании и в его мире и понял, что есть еще что-то прямо перед глазами. Что-то, что до невероятного превосходит все это. Он знать не знал, что такое возможно, витал в облаках, полагая, что ничего не имеет значения.

Гермиона видела и презирала его, но поняла и пожелала его. Она испытывала частичку той же путаницы чувств, что и он. Она была его. Ее присутствие – это совершенный яд в его теле, отравляющий его мысли и действия. Сложность, которую он никогда не планировал, ситуация, в которую он никогда не поверил бы, пока она не случилась.

Но нет и никогда не было легкого решения для Драко. Он заключен внутри этих ломающих сознание стен, и так будет до тех пор, пока ломать больше будет нечего.

Но не до тех пор, пока он не попытается еще раз. Он был непреклонен доказать ей, что те чувства, что он испытывал, есть и внутри нее.

Последний раз.

А если не сработает?

На нет и суда нет. Он покончит с этим.

Он покинет это бесполезное место и никогда не вернется.

ГЛАВА 21, часть 3.

Гермиона попросила Гарри о встрече после занятий. Едва он успел согласиться, как она развернулась и, проследовав в конец класса, заняла самую дальнюю парту.

По окончании Гарри подождал, пока говорливая толпа рассосется из класса. Она медленно приблизилась к нему и, поймав его взгляд, жестом попросила следовать за ней. Она вышла из класса, пошла по коридору, спустилась по ступеням… опять коридоры, опять ступени… вскоре Гарри понял, что она ведет его на улицу.

Всю дорогу она ни проронила и слова. Она даже не оглядывалась на него, чтобы убедиться, что он все еще идет за ней. И в ответ он тоже молчал. Он был до странности нерешителен. Она казалась какой-то другой.

В конце концов, она остановилась на краю озера. Солнце уже садилось. Воздух был разряженным и холодным.

Она развернулась к нему. Медленно, почти осторожно она подняла голову.

- Гарри…

Одно единственное слово. Оно ему сказало так много. Ее надломленный голос и дрожащие губы, удерживающие что-то болезненное, рвущееся наружу.

Есть кое-что, что вы должны знать о Гермионе – прежде она никогда не была сломлена.

И это было как раз то, что, Гарри надеялся, никогда не случится с ней.

Он ничего не сказал в ответ. Вместо этого Гарри сделал шаг к ней и привлек ее к себе, крепко обхватив руками.

Ее голова упала ему на плечо, в то время как тело сотрясалось от беззвучных рыданий, которые она пыталась сдержать.

Прошло много времени.

- Мне жаль, Гарри.

- Почему ты говоришь, что сожалеешь?

- Потому что. Это были… это были странные несколько месяцев. Это термин, - пробормотала она, - «странный». Ты понимаешь?

Гарри подавил вздох. Он убрал прядь волос, что прилипла к ее щеке.

- Гермиона, - начал он, - не извиняйся передо мной. Это не то… Не этим бы словом я бы окрестил произошедшее. Я знаю это.

- Что ты имеешь в виду?

- Вовсе не так я представлял то, что было между тобой и…, - он запнулся. – Между вами обоими.

- Я не понимаю.

Гарри на краткий миг опустил взгляд.

- Я думал… - он пытался подобрать слова. – Я думал, он использует тебя.

Она сглотнула пару слезинок.

- Я думаю, так и было.

- Не знаю, Гермиона.

- Гарри… он и использовал. Он… и использует. Он изменил меня. Он сделал меня той, кем я вовсе не являюсь.

Гарри клацнул зубами.

- Я вижу, что это изменило ход вещей. И это изменило твои чувства. Но… но ты все еще прежняя Гермиона. Ты все еще здесь.

- Нет.

- Ты прежняя. Я знаю это, - Гарри сглотнул. – И если он и использовал тебя в самом начале, то теперь это не так. Я так думаю, - он заставил себя произнести эти слова.

Гермиона уставилась на него огромными блестящими глазами.

- Я думала… Ты сказал… Все это время… - она не смогла закончить предложения, и Гарри осознал, почему она была так сбита с толку. Он и сам едва верил, что эти слова сорвались с его губ. Они больно ранили.

- Гермиона, - негромко начал он, беря ее за руку, - ты знаешь, как я к нему отношусь. К Малфою, - он сделал паузу. – И что еще хуже, я знаю, как он относится к тебе, - Гарри почувствовал, как тошнота поднялась со дна желудка вверх. – Я думаю, что-то есть такое. Что-то, на что, я и не подозревал, он способен. И… ты, должно быть, видишь это. Потому что была рядом с ним. Ты была… с ним.

- Гарри…

- Гермиона, я его ненавижу. И делаю это вовсе не ради него, - Гарри мысленно встряхнулся. – Правда, я весьма далек от того, чтобы сделать нечто подобное для него. Но, думаю, что он испытывает к тебе то, что я не в силах понять. Или смириться с этим. Но это не меняет самого факта. И если ты хочешь, чтобы он испытывал это… если ты согласна с этим, тогда… - он глубоко вздохнул, - … тогда я не стану мешать.

Гермиона скептически замотала головой.