Сказка - Кинг Стивен

— Я не хотела, чтобы ты видел меня такой, — сказала она. — Когда я нахожусь с людьми — а это, кажется, целый день, — мне приходится сдерживаться, чтобы не прикрывать рот. А когда я смотрюсь в зеркало…, — она подняла руку. Я поймал эту руку прежде, чем она успела поднести ее ко рту, и решительно положил обратно на колени.

— Я был бы счастлив поцеловать его, если бы тебе не было больно.

Она улыбнулась этому. Улыбка получилась немного кривой, но очаровательной. Может быть, именно потому что была кривой.

— Ты немного молод для поцелуев любви.

«Я все равно тебя люблю», — подумал я.

— А тебе сколько лет? — конечно, это был дерзкий вопрос для королевы, но мне нужно было знать, на какую любовь я могу рассчитывать.

— В любом случае, я старше тебя вдвое. А может, и больше.

Тут я подумал о мистере Боудиче.

— Но ты же не была на солнечных часах, не так ли? Тебе же не сто лет или что-то в этом роде?

Ей удалось выглядеть удивленной и испуганной одновременно.

— Никогда. Никто не поднимается на солнечные часы, потому что это очень опасно. Когда на Поле Монархов проводились игры и состязания — и это будет снова, хотя сначала предстоит провести большие ремонтные работы, — солнечные часы останавливали и надежно охраняли. Чтобы кто-нибудь из тысяч людей, приходивших на игры в те дни, не поддался искушению. Они очень старые. Элден однажды сказал мне, что они были здесь еще до того, как построили Лилимар, даже до того, как его только решили построить.

При этих словах мне стало не по себе. Я наклонился и погладил свою собаку, которая свернулась калачиком у наших ног.

— Радар это помогло. Именно за этим я пришел сюда, потому что Радар умирала. Но ты, наверное, знаешь это от Клаудии.

— Да, — сказала Лия и наклонилась, чтобы тоже погладить собаку. Радар сонно подняла глаза. — Но твоя собака — животное, не подверженное той заразе зла, что живет в сердце каждого мужчины и женщины. Той, что погубила моего брата. Думаю, в твоем мире эта зараза тоже есть.

Я не мог с этим не согласиться.

— Ни один представитель королевской семьи не пошел бы на это, Чарли. Эти часы изменяют разум и сердце человека. И это еще не все, что они делают.

— Мой друг мистер Боудич тоже прокатился на них, а он был неплохим человеком. Даже хорошим.

Это было правдой, но, оглядываясь назад, я понял, что это не совсем так. Иметь дело с сердитым и замкнутым мистером Боудичем было трудно. По правде говоря, почти невозможно. Я бы тоже не смог, если бы не дал обещание Богу (Богу в моем понимании, как говорили члены той группы «Анонимных Алкоголиков», в которую входил мой отец). И вообще никогда бы не узнал о нем, если бы он не упал и не сломал ногу. У него не было ни жены, ни детей, ни друзей. Он был одиночкой и скопидомом, парнем, который хранил в своем сейфе ведро золотых гранул и любил свои старые вещи: мебель, журналы, телевизор, антикварный «студебеккер» на складе. По его собственным словам, он был трусом, который приносил подарки вместо того, чтобы вмешаться и исправить дело. Если судить строго — я бы не стал, но вы можете, — он был немного похож на Кристофера Полли. То есть на Румпельштильцхена. Это не то сравнение, которое я хотел бы привести, но удержаться от него трудно. Если бы я не пришел, и, если бы он не любил свою собаку, мистер Боудич так бы и умер в своем доме на вершине холма, никем не замеченный и не оплаканный. И проход между мирами, который некому бы было охранять, наверняка был бы обнаружен. Неужели он никогда не думал об этом?

Лия смотрела на меня, вертя на пальце кольцо с печаткой и улыбаясь своей кривой улыбкой.

— Он был хорош сам по себе? Или это ты сделал его хорошим, принц Чарли?

— Не называй меня так, — попросил я. Если я не мог быть ее принцем, я не хотел быть ничьим. И это не был мой выбор. Мои волосы снова потемнели, а глаза вернули свой первоначальный цвет.

Она поднесла руку ко рту, потом заставила себя снова опустить ее на колени.

— Хорош сам по себе, Чарли? Или ты был милостью, которой одарили его высшие боги?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я не знал, что ей ответить. Большую часть своего пребывания в Эмписе мне казалось, что я старше, чем был, а иногда и сильнее, но теперь я снова чувствовал себя слабым и неуверенным. Увидеть мистера Боудича без смягчающего фильтра памяти было шоком. Я вспомнил запах того старого дома на Сикамор-стрит, 1, пока я его не проветрил: кислый и пыльный. Заброшенный.

Она спросила, и не без тревоги:

— Ты ведь не ездил на этих часах, не так ли?

— Нет, просто прокатил Радар, и она помолодела. Но я почувствовал его силу. Могу я задать тебе вопрос?

— Да, конечно.

— Золотая платформа. Мы поднялись на ней, чтобы спуститься вниз. Вниз по этой винтовой лестнице.

Легкая улыбка — все, на что она была способна.

— Мы справились. Это было рискованно, но мы справились.

— Лестница между стенами вела прямо в тот подземный зал?

— Да. Элден знал два пути. Тот, которым мы прошли, и еще один из маленькой комнаты с одеждой. Могли быть и другие, но, если и были, он мне их никогда не показывал.

— Так зачем же мы проделали такой долгий путь? — «и чуть не упали», но этого я не сказал.

— Потому что, как мне сказали, Губитель Летучих не может пройти самостоятельно больше нескольких шагов. Это делало лестницу между стенами более безопасной. Я не хотела рисковать, являясь на его вечеринку, но в конце концов выбора у нас не оказалось.

— Если бы мы не остановились в апартаментах Верховного лорда… Йота, возможно, был бы жив!

— Мы сделали то, что должны были сделать, Чарли. Ты был прав насчет этого, а я неправа. Я ошибалась во многих вещах. Мне нужно, чтобы ты знал это, и нужно, чтобы ты знал кое-что еще. Я теперь уродлива от носа и ниже…

— Ты не…

Она подняла руку.

— Тсс! Ты видишь меня глазами друга, я люблю тебя за это и всегда буду любить. Другие этого не делают и не будут делать. И все же, как королева, я должна буду выйти замуж до того, как стану слишком старой. Уродина я или нет, найдется много желающих обнять меня, по крайней мере, при выключенном свете, и поцелуи не нужны, чтобы произвести на свет наследника. Но мужчины, которые прокатятся на солнечных часах, даже на один оборот, не могут иметь детей. И женщины тоже. Солнечные часы дают жизнь, но они и отбирают ее.

Это, как я думаю, в значительной мере объясняло отсутствие маленьких Боудичей.

— Но Петра…

— Петра! — она презрительно рассмеялась. — Все, чего хотела Петра, — это быть королевой развалин, оставленных моим братом. И она все равно была бесплодна, — вздохнув, она выпила, опустошив свой бокал и налив другой. — Она была безумной и жестокой. Если бы Лилимар и Эмпис попали ей в руки, она бы каталась на этих часах снова и снова. Ты же видел, какой она была.

Я видел. И почувствовал это. И все еще чувствовал, хотя ее яд вышел из моей раны, и боль сменилась сильным зудом, который, как клялась Дора, со временем пройдет.

— Элден был другой причиной, по которой я так долго не приходила к тебе, Чарли — хотя мысли о тебе никогда не покидали меня и, думаю, никогда не покинут.

Я чуть было не спросил, точно ли она уверена в том, что я слишком молод для нее, но промолчал. Во-первых, я никак не подходил на роль супруга королевы, не говоря уже о короле. Во-вторых, у меня был отец, которому требовалось поскорее узнать, что я еще жив. Была и третья причина для возвращения. Угроза, которую Гогмагог представлял для нашего мира, возможно, миновала (по крайней мере, на данный момент), но оставалась угроза, которую наш мир будет представлять для Эмписа. Если бы я остался здесь, наш мир когда-нибудь непременно узнал бы, что в этот другой мир со всеми его несметными богатствами можно попасть через обычный сарай в Иллинойсе.

— Ты был там, когда я убила своего брата. Я любила его таким, каким он был когда-то, я пыталась увидеть его таким, каким он был, но ты заставил меня увидеть монстра, которым он стал. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вспоминаю его и то, что я сделала. Я помню, чего мне это стоило. Ты это понимаешь?