Трон тени - Векслер Джанго

Было утро после празднования великой победы, и снаружи, в зале, царила тишина. После парада добровольцы вернулись в свой безалаберный лагерь в Онлее, и за ними последовала огромная толпа горожан. По приказу королевы были открыты дворцовые погреба, и бочки с вином одну за другой выкатывали на потеху благодарной алчущей публике. Столичные разносчики продавали снедь, предоставляя особую скидку каждому, кто носил на рукаве черную повязку, а самые предприимчивые торговали разнообразными сувенирами, подарками и посвященными празднику гравюрами. Чаще всего встречался рисунок, на котором неизвестный художник изобразил сцену капитуляции королевы — Расиния покорно склоняет голову перед торжествующими Генеральными штатами, а ее офицеры и личная охрана в ужасе взирают на это зрелище. Почти до утра Винтер слышала буйный хор ликующих возгласов и крики «Орел и Генеральные штаты!».

Она, как и прежде, выставила вокруг всего зала часовых — охранять от посягательств условное целомудрие своих солдат; вот только на этот раз часовым вменялось в обязанность никого не выпускать. Девушки тем не менее по двое–трое тайком выбирались наружу, чтобы присоединиться к общему веселью, и хотя Винтер наверняка знала, что многие из них замышляют то, о чем могут горько пожалеть поутру, она не чувствовала себя вправе их останавливать.

Сама она предпочла провести эту ночь в своей просторной кровати и в обществе Джейн. Без сомнений, на празднестве можно было — во всяком случае, за умеренную плату — утолить любое плотское желание, да только ее это совершенно не привлекало.

Она проснулась в блаженной наготе, под чистыми простынями. Джейн спала рядом, крепко прильнув к ее плечу. Винтер поцеловала ее в лоб. Джейн тотчас распахнула ярко–зеленые глаза и едва слышно застонала.

— Я сегодня с постели не встану! — объявила она. — И ты тоже.

— Придется, — отозвалась Винтер. — И мне, и тебе. Ты забыла, что наши сегодня вернутся из лазарета?

Она выбралась из кровати, умылась над тазиком и принялась одеваться. Застегивая мундир, заметила, как Джейн, изогнув бровь, бесстыдно глазеет на эту процедуру, и выразительно вздохнула.

— Что такое? — с невиннейшим видом осведомилась та, натягивая брюки.

Уже на пороге квартиры Винтер услышала снаружи радостный шум и приветственные возгласы.

«Должно быть, они уже здесь».

Она протянула руку к засову, но Джейн схватила ее за рукав.

— Что я должна ей сказать? — спросила она, вперив взгляд в резную филенку и упорно не желая смотреть на Винтер.

— Кому?

— Абби. «Извини, что бросили тебя умирать, рада, что ты все–таки выжила!» — и далее в том же духе?

— Все было совсем не так, — сказала Винтер, одной рукой обняв ее за плечи. Ты это знаешь, и Абби тоже. Как и все, кто остался в живых.

— Это я подбила их записаться в армию, — упрямо сказала Джейн. Это моя вина.

— И это неправда. Они сами так решили. Ты же мне об этом и говорила.

— Да, знаю.

Винтер обхватила ладонью затылок Джейн, притянула ее к себе и крепко поцеловала. Когда они наконец оторвались друг от друга, Джейн протяжно выдохнула.

— Я люблю тебя, — проговорила она.

Винтер улыбнулась, лишь самую малость порозовев.

— И я тебя. А теперь пора заняться делами.

* * *

Вернувшихся из лазарета увели в небольшую казарменную столовую, и там же собрались все, у кого после минувшей ночи хватило сил выбраться из постели. Полдюжины раненых, со свежими повязками девушек возглавляла Абби. Голова ее была обмотана полоской чистого белого полотна, но других ран, судя по всему, не было.

Вернулись, само собой, легкораненые. Много больше оставалось таких, кто еще нуждался в услугах врача. Те, кто переживет тяготы лазарета и ужас медицинской пилы, рано или поздно возвратится — некоторые на костылях или с пустым, подколотым к плечу рукавом. И конечно же, кто–то так навсегда и остался па поле боя. На секунду при виде радостных, звонко хохочущих девушек Винтер охватил гнев, а с ним — жгучее желание вслух напомнить о тех, кого они потеряли.

Мысль мелькнула и тут же исчезла бесследно. Они всё знают. Конечно, знают. Это видно в каждом объятии, каждом взгляде. Они так радуются возвращению Абби и остальных подруг еще и потому, что знают — все до единой — о тех, кто не вернулся. Винтер припомнилось, как седьмая рота бурно чествовала ее, своего сержанта, спасшего их из смертельной ловушки, куда они угодили по глупости Д’Врие. Тогда она считала отвратительным ликовать, помня о всех, кого не смогла спасти. Однако настоящий солдат считает иначе, а эти девчонки за прошедшую неделю удивительным образом стали настоящими солдатами.

Вошла Джейн, и Абби тут же бросилась к пей, заключила в тесные объятья. Оказалось, что и объясняться им, собственно, ни к чему.

Понемногу все угомонились и наконец накрыли завтрак. Джейн, как обычно, сидела во главе стола, Винтер по правую руку от нее, Абби слева. Когда Джейн подалась вперед, чтобы что–то выкрикнуть, Винтер перехватила взгляд Абби, и они обменялись улыбками.

«Знает ли она, что произошло тогда, на поле боя?»

Скорее всего, нет, решила Винтер. Абби уже говорила, что пришла в себя лишь на следующий день, в палатках мясников, и тогда узнала, что ей чертовски повезло. Пуля на излете чиркнула ее по лбу, но недостаточно сильно, чтобы пробить кость.

«Как бы то ни было, — подумала Винтер, — все мы только исполняли свой долг».

Вошла девушка с черной нарукавной повязкой — одна из часовых. Под мышкой она несла мушкет, и лицо у нее было озадаченное.

— Сэр, — обратилась она к Винтер, — там хотят вас видеть.

— Кто?

— Я ее не знаю, — ответила девушка–часовой. — Говорит, что слыхала, будто здесь стоит «Армия Чокнутой Джейн», и хочет к нам записаться.

— Записаться? — хмыкнула Джейн. — И почему чокнутой прозвали именно меня?

— Скажи ей, — мягко проговорила Винтер, — что мы пока не набираем новобранцев.

— Есть, сэр! Другим сказать то же самое?

— Другим? Каким еще другим?

— Их там много, и все твердят одно, — сообщила девушка, оглянувшись на входную дверь. — Мы пытаемся построить их в очередь.

Винтер встретилась взглядом с Джейн, и та знакомо, возмутительно дерзко усмехнулась краешком рта.

Расиния

Расиния предполагала вернуться в свои прежние комнаты в Башенке принца, однако после парада и неизбежных аудиенций слуги провели ее в королевские покои. Невозможно было отделаться от ощущения, что она идет повидаться с отцом, — и на краткий миг ей представилось, как, распахнув дверь, она увидит отца, который ждет, чтобы сообщить: она прошла некое хитроумно составленное испытание.

«Или его призрак, который объявит, как я его разочаровала и теперь он станет преследовать меня до конца моих дней». Спору нет, она победила Орланко, но большая часть страны по–прежнему не подчиняется ее власти, а Генеральные штаты распоряжаются от имени народа.

Одному богу известно, что будет дальше. У нее есть Янус, и это обстоятельство выровняло соотношение сил, по сути дав ей свободу, — но теперь, когда кризис миновал, депутаты шумят о том, что Янус скорее угроза правительству, нежели гарантия его безопасности. Расиния придумала временный выход из положения и назначила Януса исполняющим обязанности министра военных дел — с тем чтобы он по–прежнему оставался под рукой, но не имел официальной возможности командовать войсками. Однако это лишь благовидное прикрытие, о чем обе стороны прекрасно осведомлены. Если Янус отдаст приказ, Первый колониальный полк подчинится независимо от его официальной должности, и точно так же поступят многие добровольцы.

Расиния тенью прошла через переднюю, приемную залу, где отец встречался с важными гостями, частную столовую, где он принимал своих друзей. Как же мало осталось здесь от него самого! Иные короли усердно трудились над тем, чтобы оставить в Онлее неизгладимый отпечаток своей личности, но Фарус VIII предпочитал передоверить эти хлопоты бесчисленной дворцовой обслуге. Его комнаты были богато обставлены, но при этом непостижимо безличны, лишены души, как если бы их хозяин не жил здесь постоянно, а лишь останавливался время от времени, точно в дорогой первоклассной гостинице.