Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

Куртисом и Гудом.

— Благодарю тебя, прекраснейшая королева, моя царственная сестра, — заговорила она спокойным тоном, — за твою любовь ко мне с детских лет, а особенно за то, что ты отдаешь мою особу и мою судьбу в руки лорда Инкубу, который будет королем! Пусть счастье, мир и благоденствие распустятся чудными цветами на твоем жизненном пути, нежная, добросердечная королева! Царствуй долго, победоносная королева, и держи, обеими руками любовь твоего супруга. Пусть процветает твое потомство, сыновья и дочери твоей дивной красоты! Благодари тебя, лорд Инкубу, будущий король, тысячу раз благодарю тебя, что тебе угодно было принять в дар от королевы мою бедную жизнь и судьбу и передать ее твоему товарищу но оружию и приключениям, лорду Бугвану! Этот поступок достоин тебя, Инкубу! Наконец, благодарю тебя также, лорд Бугван, за то, что ты, в свою очередь, удостоил меня своим вниманием и не отказался от моей жалкой красоты! Благодарю тебя тысячу раз и добавляю, что ты — добрый и честный человек и клянусь, положа руку на сердце, что я сказала бы тебе «да», если бы могла! Теперь, когда я поблагодарила всех, — она улыбнулась, — я добавлю только несколько слов. Мало вы знаете меня, королева Нилепта, и вы, господа. Для меня нет середины! Я смеюсь над вашей жалостью и ненавижу вас! Я не нуждаюсь в вашем прощении — для меня это жало змеи! Я стою здесь перед вами, обманутая, покинутая, оскорбленная, и все же торжествую над вами, смеюсь и презираю вас всех! Вот вам мой ответ!

Вдруг, прежде чем кто-нибудь мог догадаться о ее намерении, она подняла серебряное копье, которое держала в руке, и нанесла себе такой сильный удар в бок, что конец копья прошел насквозь, и упала на пол.

Нилепта вскрикнула. Гуд почти лишился чувств, остальные бросились к Зорайе. Царица ночи подняла свою прекрасную голову и взглянула своими дивными глазами в лицо Куртиса, словно прощаясь с ним. Потом голова ее упала назад, раздался вздох, похожий на рыдание, и мрачная, но прекрасная душа Зорайи отлетела.

Ее похоронили с царской пышностью, и все было покончено.

Прошел месяц со времени трагической кончины Зорайи. В храме Солнца совершилась торжественная церемония, и Куртис был официально объявлен королем-супругом в стране Цу-венди. Я был болен и не пошел на церемонию. В самом деле, я ненавижу этого рода вещи, толпы народа, звуки труб, развевающиеся знамена. Гуд, присутствовавший на церемонии (в полной форме), вернулся и рассказал мне, что Нилепта выглядела очень красивой, а Куртис держал себя так, словно родился королем, и был встречен громкими приветственными криками, подтверждавшими его огромную популярность в стране. Потом, рассказывал он, когда в процессии вели королевскую лошадь «Денной луч», народ начал громко, до хрипоты кричать: Макумацан! Макумацан! Они кричали так, что он, Гуд, должен был встать во весь рост в экипаже и закричать им, что я болен и не могу участвовать в церемонии.

Потом сэр Генри, или, вернее, король пришел навестить меня, выглядел очень утомленным и клялся, что никогда не скучал так в своей жизни. Но я думаю, что он несколько преувеличивал. Человеческой натуре несвойственно, чтобы человек соскучился в таких необыкновенных обстоятельствах. В самом деле, не удивительная ли вещь, что человек, который за год до этого времени приехал в страну никому неведомым пришельцем, теперь женился на прекраснейшей и любимой королеве и сделался королем всей страны! Я попытался прочитать ему наставление, чтобы он не возгордился и не увлекся блеском и силой своей власти, но помнил бы всегда, что был когда-то простым английским джентльменом и призван Провидением к великом и ответственной обязанности.

Куртис был так любезен, что терпеливо выслушал мои увещевания и даже поблагодарил меня за них.

Сейчас же после церемонии меня перенесли в домик, где я теперь пишу эти строки. Это прелестный уголок, в двух милях от Милозиса. Здесь, в продолжение 5 месяцев, не сходя с моего ложа, я употреблял свой досуг, составляя эти записки, историю наших странствований. Быть может, никто никогда не прочтет их, но это неважно. Во всяком случае, составление этих записок помогло мне коротать мое время, часы тяжелых страданий. Я очень страдал тогда. Слава Богу, скоро конец моим страданиям.

Прошла неделя с тех пор, как я написал последние строки. Теперь я снова берусь за перо, в последний раз, потому что конец мой близок.

Моя голова свежа, и я могу писать, хотя с трудом держу перо. За последнюю неделю болезнь легких усилилась, но теперь совершенно прекратилась, я чувствую полное онемение членов и не обманываю себя надеждами.

Боль исчезла, а с ней исчез и страх смерти, и я чувствую и ощущаю близость вечного покоя и отдыха. Радостно, с тем же чувством покоя, с каким дитя лежит на груди матери, я готов упасть в объятия Ангела смерти! Всякая робость, все страхи, посещавшие меня при жизни, отлетели от меня, бури прошли, и Звезда вечной надежды, блестевшая передо мной на далеком горизонте, теперь приблизилась ко мне. Много раз был я близок к смерти, много товарищей умерли на моих глазах, теперь — моя очередь! Еще 24 часа, и мир будет далек от меня со всеми его страхами и надеждами. Меня не станет, и мир забудет обо мне! Так было и будет со всеми! Тысячи веков тому назад умирающие люди думали свои думы и были забыты! Пройдет еще тысяча веков, и потомки наши будут умирать и думать и будут также забыты в свою очередь.

«Человеческая жизнь — дыхание быка зимой, звезда, блуждающая по небу, легкая тень, исчезающая с закатом солнца!» — так выразился однажды зулус в разговоре со мной.

Нет, наш мир нехорош! Кто может не согласиться с этим, кроме тех, кто ослеплен собой?

Как может быть хорош мир, в котором первостепенное значение имеют деньги, где путеводной звездой является эгоизм и себялюбие?

Но теперь, когда моя жизнь кончена, я рад, что жил, что узнал нежное дыхание женской любви и верную дружбу, которая пережила любовь женщины, рад, что слышал звонкий смех детей, любовался на солнце, месяц и звезды, чувствовал