Пришелец - Александр Волков

— Осторожнее, Сконн!.. — сказал пришелец. — Так можно и собственную голову оторвать…

Он подошел к вягу, взял у него из рук клок кожи и, приложив к окровавленному черепу, мягко провел ладонью над пораженным местом. Послышалось легкое потрескивание, в густых рыжих космах забегали беспокойные голубые искорки, и вырванный клок вновь намертво прирос к шишковатой голове.

— Однако… — пробормотал Свегг и тоже потянулся к початой щуке.

— Только не особенно увлекайтесь!.. И поберегите на утро!.. — сухо предупредил падре, когда вслед за воином и остальные стали подходить и отщипывать кусочки от рыбьего хребта. Сам он оторвал щучью голову, хвост, кусок запеченной шкурки и, поместив все это в полотняный мешочек, туго перевязал его кожаной тесемкой. Но даже занимаясь всем этим, падре ни на миг не выпускал из виду своих людей, наблюдая за тем, как они осторожно, волокно за волокном, поглощают белую плоть рыбы, неукоснительно нараставшую на обнажающихся костях. Осветительные плошки по углам давно остыли, но внутренность хатанги продолжал заливать ровный, не отбрасывающий теней свет. Падре поднял голову в поисках призрачного пришельца, но его нигде не было.

— Норман? — окликнул он командора. — Вы не видели, куда исчез наш гость?..

— Гость?.. — усмехнулся Норман, пристально глядя в глаза священнику. — Вы спрашиваете так, словно не узнали его?..

— Так вы думаете…

— Я не думаю, — перебил Норман, — я знаю… И знаю, что вы знаете, и вы знаете, что я это знаю…

— Нет-нет, — забеспокоился падре, — этого не может быть…

— Почему?.. Потому, что этого не может быть никогда, — так?..

— Зачем же сразу так, командор?.. Ну, когда-нибудь, разумеется, это должно будет произойти, но сейчас, здесь, с нами?.. Нет-нет, это бред, наваждение, морок!..

— Какой морок? — Призрак вновь сгустился из воздуха и повис над полом, слегка касаясь каменных плит полами хитона. — Почему вы каждый раз не верите мне?..

Падре хотел было что-то сказать в свое оправдание, но его ответ, по-видимому, не представлял для пришельца никакого интереса. Он вновь стал быстро бледнеть, удаляться и, сжавшись до размеров нормановской трубки, исчез в розовой от зари оконной прорехе.

Бык был не очень крупный, но мускулистый и злой, как все бычки, подолгу выдерживаемые в бревенчатых загонах неподалеку от пасущихся телок. Живущие в горных долинах накау специально готовили быков к Большим Играм, которые по древнему обычаю открывались отсечением бычьей головы. Сейчас такой бычок яростно рыл копытом песок в углу арены, выпускал пузыри пены из осклизлых ноздрей и смотрел на Катун-Ду свирепыми рубиновыми глазками. Четыре цепи, пропущенные сквозь петли в шейном ярме и закрепленные коваными стенными скобами, удерживали быка в углу арены до тех пор, пока Верховный не сойдет с трона и не встанет напротив разъяренного зверя, держа наготове широкий блестящий тесак. Затем один из воинов ударом топора рассекал кожаный ремень на вздыбленном бычьем загривке, но, прежде чем ярмо падало к ногам быка, даруя ему краткий миг обманчивой свободы, другой воин каменным молотом бил в выскобленную почти до кости звездочку на бычьем лбу. Выкаченные кровавые глазки зверя мгновенно подергивались пепельной поволокой, и к тому моменту, когда он на шатких подламывающихся ногах кое-как добредал до середины арены, Верховному оставалось лишь отступить на полшага в сторону и, пропустив мимо живота смертоносное жало бычьего рога, взмахнуть тесаком и ударить в ямку между Шейными позвонками. После такого удара тяжелая крутолобая голова резко надламывалась, а Верховный падал на колени, подхватывал ее за рога и вскидывал над собой, подставляя лицо и грудь под хлещущие струи крови.

Трибуны взрывались неистовым ревом, грохотом барабанов, трещоток, разноголосым воем флейт и рожков, а над высокой спинкой трона ярко вспыхивал и разгорался тройной факел, зажженный от фитиля, извлеченного Слушателем Горы из ее огнедышащего жерла.

Но на этот раз освобожденный от ярма бык не опустил рога, а неожиданно вскинул их, и удар молота, вместо того чтобы оглушить зверя, пришелся ему по ноздрям и до зубов рассек его тугую глянцевую губу. Хлестнувшая кровь на миг ослепила зверя, залив его выкаченные от боли и ярости глаза, и бык заметался по арене, ударяя рогами в стены и оставляя на тесаных камнях кривые белые царапины. А к тому времени, когда оплошавший воин решился остановить быка и исправить свой промах точным ударом молота в костяную звездочку, слезы смыли кровавую пелену с бычьих глаз и острый кривой рог зверя вошел в пах человека, прежде чем тот успел перехватить рукоятку своего оружия. По трибунам пронесся согласный вздох, сменившийся глухим нарастающим ропотом. Катун-Ду, стоявший посреди арены с обнаженным тесаком, краем глаза видел, как Слушатель Горы прикрывает от легкого ветерка дымящийся фитиль, боясь, что тот дотлеет прежде, чем Верховный вскинет над собой отрубленную бычью голову. Катун-Ду повернулся к быку и стал плавными шагами обходить его, глядя, как зверь пытается высвободить рог из обмякшего человеческого тела. Молот воина валялся на изрытом окровавленном песке, а сам он лежал на крутом бычьем загривке и судорожно дергал локтями, как бы стараясь в предсмертном усилии оттолкнуть от себя своего убийцу. Рог, по всей видимости, пробил плоскую тазовую кость и застрял в ней, не позволяя быку поворачивать голову и следить за Катун-Ду, пока тот осторожно подкрадывался к нему сзади. Трибуны затихли, во все глаза следя, как Верховный приближается к зверю, пропуская длинный язык утренней тени между его расставленными задними ногами. Бык тоже чувствовал приближение врага и время от времени переставал мотать тяжелой головой и замирал, вращая кровавыми белками и шумно раздувая разбитые молотом ноздри. Но Катун-Ду бесшумно переступал босыми ступнями по влажному от ночной росы песку, а его силуэт скрадывался тенью быка и глыбой лежащего на нем человека. Когда же до бычьей шеи оставалось не больше трех шагов, Верховный прыгнул, выставил ногу и, сбив со спины быка костенеющего покойника, взмахнул тесаком. Удар пришелся точно в назначенное место, но торжественный миг начала Игр был все же несколько смазан возней с отрубленной бычьей головой и растерянностью стоящих по углам арены воинов, которые вначале ринулись к Верховному, как бы желая помочь ему выдернуть рог из паха павшего товарища, но подоспели уже тогда, когда Катун-Ду вскинул над собой окровавленный трофей.

Над спинкой трона взметнулся тройной язык рыжего пламени, коронованный черной зубчатой полоской копоти, воины согласно ударили в деревянные щиты оперенными костяными топориками, до упора забитые трибуны тотчас ответили на этот грохот гнусавым завыванием тростниковых рожков, а высоко в небе повисли стервятники, наблюдая за тем, как рабы оттаскивают в боковую нишу безголовую тушу быка и бездыханное тело воина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});