История розги - Джеймс Бертрам

Читая описание жизни Борджиа, вы на каждом шагу наталкиваетесь на труп. Среди чудовищных пыток, которые изобрели эти похотливые и жестокие умы, телесные наказания с дисциплинарною целью занимали одно из первых мест, если только не самое первое…

Вот сначала личность Родригеца Борджиа, личность интеллигентная, насмешливая, когда нужно – добродушная. Он нам напоминает немного Людовика XI, столько он употребил настойчивости, часто довольно злостной, чтобы уничтожить власть государей, управлявших мелкими итальянскими государствами.

Когда он познакомился с девицею Ваноцца в 1471 году, он был уже кардиналом, епископом Порто. В молодости он дрался, грабил, искал разных опасных приключений, но потом понял, что только одна Церковь может дать ему положение, которого требовало его от природы ненасытное честолюбие. Вот почему он бросает военную карьеру и поступает в монашеский орден, где и подготовляет избрание в папы Сикста IV при помощи чисто дьявольских интриг; одновременно он работает в пользу избрания в папы и Иннокентия III, сея повсюду раздоры и становясь знаменитостью исключительно благодаря своим скандалам.

Современная хроника сообщает нам, что Ваноцца из фамилии Катанеи была девушка пылкая и страстная, которая вполне могла влюбиться в этого странного завоевателя, отличавшегося холодной жестокостью и дикой страстью к господству.

Родригец Борджиа не скрывал своих любовных увлечений с беззаботностью, свойственной натурам сильным, душа которых развращена полной безнравственностью, так как они ставят себя выше всяких человеческих законов.

Однако Ваноцца, конечно, поняла, что она сама станет жертвой этого бессовестного сердца, а потому решила искать в своей семье защиты от преступлений, которые она предвидела, и забытья своих ошибок, хотя имела от связи с Родригецом трех детей.

Кардинал Борджиа преследовал ее и успел, как рассказывает современный итальянский историк Брюшарди, настигнуть ее в окрестностях Рима, где она укрылась у одного из своих родственников. Родригец сжег замок, захватил свою любовницу и привез ее в свой дворец, где ночью собрал совет из своих секретарей, епископа Таррижента и священника Мурсии. Но предоставим слово самому историку Брюшарди, хроники которого имеют особенную ценность и оригинальность. Я привожу латинский текст, без малейшего сокращения, сохраняя также ту грубость, которую допустил автор.

«Это был довольно странный совет, собранный будущим папой Александром VI. Трудно себе представить что-нибудь более отвратительное, как бегающие глаза кардинала Мурсии, который никогда не мог посмотреть противнику прямо в глаза, и в то же время вы чувствовали, что он из-под ресниц пронизывает вас насквозь своими глазами. Епископ Таррижента был маленький, подвижный, болтливый, под его медоточивыми речами скрывалась жестокость, отличавшаяся чисто дьявольской изобретательностью.

Таковы были два аколита кардинала Борджиа, и они втроем заседали на особой эстраде. У подножия их сидело шесть их приверженцев, разодетых в богатые одежды; они-то и должны были судить провинившуюся любовницу, эту несчастную Ваноццу, которая совершенно нагая сидела на дубовом резном стуле, спрятав свое лицо в своих распущенных густых золотистых волосах, дрожа от холода и страха. Это было ужасно и величественно.

Родригец патетическим голосом, но с невозмутимым выражением на лице изложил подробно свою претензию. Он поведал, как сильно он любил Ваноццу, что трое детей от нее подтверждают это достаточно, и вот, в награду за эту любовь, она не побоялась навлечь на него и его приближенных всевозможные беды. Он особенно напирал на то, что его больше всего возмущает, что эта мать, дочь которой впоследствии должна была испытать ласки Родригеца и продолжить его славу, бросает трех детей. Затем он задал вопрос: какому за это наказанию следует ее подвергнуть?

Его подчиненные приговорили ее к смерти, думая этим пойти навстречу тайному желанию своего начальника. Но на лице Родригеца появилось недовольное выражение; тогда поднялся кардинал Мурсии. В зале наступила полная тишина, нарушаемая только рыданиями несчастной Ваноццы.

Кардинал Мурсии прежде всего сослался на то, что Евангелие запрещает убивать, но в конце своей речи он уже не был против казни, оправдываясь своим слишком известным презрением к женщине, но все-таки предложил назначить ей унизительное наказание, но какое именно, он не указал. Родригец после его речи улыбнулся. Епископ Таррижента, который считался большим казуистом, напомнил наиболее известные наказания мирян, подвергавших телесному наказанию, особенно часто употреблявшемуся в наши времена упадка нравов. Все присоединились к его мнению, так как мужчинам хотелось насладиться зрелищем истязания женского тела.

Но тогда в осужденной заговорила фамильная гордость Катанеев; она встала во всем величии своей наготы, и многие теперь еще более порадовались избранному наказанию. Она стала умолять, чтобы ее лучше убили, ползая у ног своего любовника, который, встав с величественно поднятой рукой по направлению к кресту, единственному украшению зала, повторял несколько раз изречение Евангелия о запрещении убивать. Нужно было положить конец этой тяжелой сцене.

Четыре человека схватили несчастную девушку. Она отчаянно защищалась, царапала их, кусала, но, наконец, утомленная, должна была уступить силе. Согнутая могучими руками, она должна была подставить свой античный круп по направлению своих судей и палачей, у которых, видимо от сладострастия, разгорелись глаза. Здоровеннейший детина, весь одетый в красный костюм, подошел к женщине, держа в руках плеть в несколько хвостов, на концах которых были свинцовые гирьки.

С первых же ударов раздался дикий, нечеловеческий крик, который, впрочем, не произвел на присутствующих ни малейшего впечатления. Кожа покрылась рядом красных рубцов; таких ударов ей было дано двадцать, когда она не могла уже держаться на ногах и потеряла сознание. Весь ее круп и все ляжки были совершенно обнажены от кожи и представляли сплошной кусок мяса; в таком жалком виде ее унесли в ее комнату».

Брюшарди, которого я сильно подозреваю в том, что он был в числе шести аколитов, помогавших Родригецу, прибавляет лицемерно, так как в то время, как появились его хроники на латинском языке, Александр VI уже умер, и в Риме царствовал его преемник и заклятый враг Юлий II: «Подобные сцены по приказу священнослужителей, из которых один впоследствии стал даже папой, были бы позорищем для нашей святой апостольской церкви, если бы великий человек, с сердцем возвышенным, не явился бы примером своей жизни и своего высокого характера изгладить гнусное впечатление от десяти лет сплошного разврата и преступлений».

Не забудем, что этот развратник и преступник был одарен умом ясным и как догматик был непревзойден. Мы можем повторить вполне справедливое изречение про него знаменитого французского писателя Жозефа де Меера, который сказал: «Содержание булл этого чудовища вполне непогрешимо».

Одетый в золото и бархат, на громадном коне, в сопровождении свиты аргузинов, ландскнехтов, навербованных в Швейцарии, кавалергардов, кирасы которых на солнце горели тысячами огней, и трех тысяч пехотинцев в желтых и красных мундирах, вот он – Цезарь Борджиа, со своей армией вступающий в добрый городок Шинон, чтобы встретить торжественно Людовика XII и заключить с ним разбойнический договор. Сын Александра VI настолько был убежден в необходимости невероятной роскошью ослепить французского короля, что его лошадь, а также лошади его свиты были подкованы серебряными и золотыми подковами, причем так, что, проходя по улицам города, они расковывались и теряли подковы, из-за которых народ вступал в драку, чтобы завладеть драгоценностями, с таким презрением бросаемыми.

Людовик XII уверовал в могущество этого принца, дал ему полк, двадцать тысяч луидоров и руку Шарлотты, дочери Жана Альбера, короля Наварры. И вот человек, олицетворивший в своем лице наиболее удачное воплощение дьявола на земле, вошел в семью будущего французского короля Генриха IV.

Завоевание Романьи есть сплошной ряд сцен невероятных жестокостей и истязаний, между которыми флагелляция занимает первое место.

Когда Цезарь вступил в город Форли, который защищала Катерина Сфорца, он захватил в плен эту принцессу, по словам современных хроникеров, «красивую, как архангел Гавриил». На городской площади он собственноручно поднял ей платье с юбками и, обнажив круп, стал шлепать по нему рукой в железной перчатке на глазах всего своего войска, которое замерло в восторге при виде подобного зрелища.

В 1500 году он берет город Римини, принадлежавший Пандольфу Малатеста.

Сопротивление было продолжительное и упорное, так что Цезарю пришлось потерять довольно много своих солдат. Понятно, что наводнение города армией победителей вызвало беспорядки и насилия, неизбежные в таких случаях, особенно если это была армия Цезаря Борджиа. Однако, покидая город, чтобы отправиться в Фаенцу, Цезарь, наместник папы, приглашает своего пленника – Малатеста, с которым, впрочем, внешне он находится в превосходных отношениях, на большое празднество; по его словам, он хочет изгладить следы пролитой крови. Все войска в парадной форме проходят церемониальным маршем при блеске лучей яркого солнца Италии, затем следуют идиллические сцены национальных танцев, так как этот утонченный развратник временами любил освежать свои чувства созерцанием пляшущих добродетельных крестьянских парней и девок.