История России с древнейших времен. Книга VI. 1657-1676 - Сергей Соловьев

Гонец подьячий Бурцов, бывший летом в Польше, привез вести: король в Варшаве небезопасен; сенаторы по-прежнему поднимаются, короля почитать не хотят, бранят его, называют невоинственным. Гетман Собеский, презирая королевские листы и посыльщиков, зовущих его в Варшаву, не едет. Кто противен королю, те приезда гетманского с радостию ожидают, кто за короля, те не хотели бы и на свете видеть Собеского. Епископ волошский и посол молдавский были у Бурцева и говорили: «Присланы мы к королю с просьбою, чтобы поспешил походом, а наши государи в союзе, и наготове у них войска 8000; если бы только показались польские войска, то мы бы со всеми христианами обратились на турка. Но нам здесь чинят проволоку, ответа никакого не дают, отговариваются отсутствием гетмана Собеского, всю силу полагают в нем. От такой задержки нам может быть беда, потому что посланы мы тайно, узнают о том турки, то не только нас с домашними смерти предадут, и самих господарей не пощадят. Видится нам, что господа сенаторы не только нас из-под ига бусурманского не освободят, но и сами не хотят ли добровольно турку поддаться. Если бы мы жили так погранично с государствами царского величества и присланы были к нему, то, конечно, отпуск нам был бы скорый и намерение наше от царского престола отринуто не было». Говоря это, епископ и посол плакали. В Вильне гетман Михайла Пац объявил Бурцеву иное, чем Возницыну: «Чтобы царское величество поход свой на турка удержать изволил, изволил бы оставаться в Москве, чтобы лишних мыслей иным не прибывало. Чтобы войну с турком около границ киевских изволил вести и отпор давал через бояр. Чтобы не велел войскам своим переходить за Днестр, чтобы такою стремительностию не облегчить Польши и не навлечь на себя большей тяжести. Чтобы царские войска под Белою Церковью или в других местах с войсками коронными не соединялись: а то лукавым не пришло бы в голову сделать так же, как под Чудновым. Чтобы царские войска не наступали на турок без задору с их стороны, а смотрели бы, что будет делаться у коронных? Прямо ли станут оборонять отчизну свою от турок? Чтобы царское величество изволил приказать в приеме Дорошенка наблюдать осторожность, потому что Дорошенко бьет челом и королю, а мы считаем его другом Собескому. Я к войне на турка готовлюсь, только литовские войска с коронными соединяться не будут. Если еще немного продлится непостоянство коронных и нерадение, то я со всею Литвою поддамся царскому величеству».

В августе приехал в Москву от короля покоевый дворянин Павел Свидерский с небывалым характером — резидента. «Я прислан резидентом, — объявил Свидерский, — для удобнейшей обсылки с королевским величеством, особенно теперь, когда король этот год будет находиться в обозе, чтобы царское величество знал обо всех движениях короля и его войск, и, наоборот, чтобы королевское величество знал обо всех намерениях царских. Еще давно, при договорах Андрусовских, Ордин-Нащокин предлагал установить резиденцию, для чего и почта была учреждена, и Тяпкин уже был назначен резидентом к королю Яну-Казимиру». Свидерский потребовал, чтобы ему был вольный доступ к царскому величеству, ко всем боярам, окольничим, воеводам и думным людям, вольный разговор с резидентами и послами окрестных государств, чтобы ему давали овес, сено и дрова, стол же будет иметь на счет короля и Речи Посполитой. Ему отвечали, что как скоро присланы к нему будут от короля государственные грамоты, то с ними он будет иметь доступ к царскому величеству; с боярами, окольничими и думными людьми, также с иностранными послами и резидентами может видаться, только прежде должен давать знать об этом в государственный Посольский приказ.

В Варшаву резидентом отправился стольник и полковник Василий Михайлович Тяпкин, при нем в дворянах сын его, жилец Иван, переводчик, подьячий, черный священник с антиминсом и полною церковною службою и шесть человек стрельцов. На дороге в Смоленске, 24 ноября, Тяпкин узнал о кончине короля Михаила, дал знать об этом в Москву и получил указ отправляться на место назначения. В Орше его остановили на основании предписания панов радных — не пропускать иностранных послов в Варшаву по случаю смерти королевской. Но Тяпкин, зная только указ своего государя, отправился далее на своих подводах и без пристава. 30 января 1674 года въехал Тяпкин в Варшаву, и чрез несколько дней принесли ему сочинение на польском языке, рассуждавшее об избрании царевича Феодора Алексесвича на польский престол. «Славные оба народа языком и обычаями в вере мало рознятся, живут на одной земле, не разделены морем и никакими неудобопроходимыми рубежами; по большей части соседи у них общие, и могли бы они стать необоримою стеною христианства против силы бусурманской, когда бы между собою заключили союз вечный. Союз этот может быть заключен, если старший сын терский сделается королем польским и великим князем литовским. Потому указывается старший сын, что царское величество, будучи еще в цвете лет, может долго управлять своими государствами и воспитать меньшего сына; а, с другой стороны, нравы и обычаи отчизны нашей, особенно в нынешнее время, требуют государя уже возрастного. Побуждения к союзу: союз с домом австрийским, с которым у царского величества давно уже дружба, может быть еще более скреплен супружеством царевича со вдовствующего королевою польскою, эрцгерцогинею австрийскою. Союз между тремя государствами поведет к счастию и обогащению подданных посредством свободной и безопасной торговли. Соседям всем страх, особенно турку. Открытый путь к распространению всех этих государств без взаимной обиды и ненависти. Помощь общая и скорая. Надежда наследства польского и литовского для потомства царевича, ибо хотя в Польше правление избирательное, однако не было еще примера, чтобы обходили сыновей королевских, напротив, отыскивали их в монастырях и вымаливали у папы позволение возвести их на престол. Освобождение греческих и славянских пародов из неволи бусурманской. G другой стороны, если царь не согласится на этот союз, то поляки могут выбрать себе государя из дому французского; этот государь не будет дружен ни с цесарем, ни с царем, потому что корона французская в союзе с султанами турецкими, также в союзе с королевством Шведским».

6 февраля Тяпкин отправился к архиепископу-примасу в присланной за ним карете шестеркою; с ним вместе в карете с левой руки сидели пристав и переводчик; перед каретою верхом с государевою грамотою ехал жилец Иван Тяпкин с двумя подьячими, перед грамотою ехали дворяне королевские, 20 человек, а за каретою шли московские стрельцы с бердышами и посланниковы люди. Первая встреча была у крыльца, у самой кареты, другая — в сенях, третья — в дверях палатных; при каждой встрече говорили гостю: «Егo милость ясноосвещенный арцыбискуп вас, его царского величества посланника, ожидает с любовию». Сам архиепископ с пятью сенаторами встретил Тяпкина среди палаты. «Великий государь, — начал посланник, — вам, примасу и первому князю, и всем вам господам сенаторам и целой Речи Посполитой свою царскую милость обещает на всякое время и велел мне вас навестить и спросить о вашем здоровье». Архиепископ и сенаторы стояли все без шапок и слушали посольство со всякою учтивостию. Посланник поднес архиепископу грамоту великого государя в тафте; тот, приняв грамоту, спрашивал о здоровье великого государя, говорил речь, именованье и титул по письму сполна. Когда Тяпкин ответил, что царское величество в добром здравии, то примас спросил: «Великого государя бояре и вся Дума их по здорову ль?» «Бояре и все думные люди в благоденствии и добром здравии пребывают», — отвечал посланник. Следовал спрос о здоровье и путешествии самого посланника; когда Тяпкин ответил, что «милостию божиею и великого государя жалованьем в путном шествии поводилось во всем здраво и благополучно», архиепископ и сенаторы сели по местам, велели сесть и посланнику среди палаты против архиепископа. Посидевши немного, посланник встал и объявил, что он прислан резидентом, точно так как Свидерский прислан в Москву. Канцлеру литовскому Кристофу Пацу Тяпкин подал статьи, чтобы ему быть в Варшаве в таком же положении, в каком Свидерский находится в Москве: «Великий государь вашему резиденту позволил вольный доступ к себе, к своим ближним людям и к иностранным резидентам, конский корм указал давать понедельно и дрова помесячно, по пяти четвертей московских овса да по пяти возов битых сена на неделю, дров на месяц по 20 возов; кроме того, дано денежного жалованья на три недели с приезда его, по 70 рублей на неделю».

В то же самое время в Москве посланник литовского гетмана Паца Августин Константинович подал Матвееву условия, на которых царевич Феодор может быть избран в короли польские: 1) принятие католицизма; 2) вступление в брак со вдовою покойного короля Михаила; 3) возвращение всех завоеваний; 4) соединение сил против турок и денежное вспоможение Польше. Отвечал посланнику ближний боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий: «Великий государь сыну своему на Короне Польской и Великом княжестве Литовском быть не изволяет, а соизволяет быть государем сам, своею государскою особою в православной христианской вере восточной церкви. Быть королю католиком — эта статья трудна с обеих сторон: на коронации у вас король присягает не притеснять никого в вере, если же присягу нарушит, то этим подданных от подданства увольняет, а если быть королю и греческой веры католиком, от этого между восточною церковию и западным костелом преломление, чему никаким образом сделаться нельзя». «Между греческою и римскою верою, — отвечал посланник, — мало разницы; только в королевстве Польском всегда бывали короли-католики, точно так как и другие окрестные государи держат также католическую веру, и об этом можно договориться». «Станут духовные съезжаться для постановления о вере, пройдет много времени, — сказал Долгорукий. — Великий государь хочет быть государем польским и литовским в греческой вере, а Речи Посполитой все права и вольности подтверждает. Что прежние польские короли были католиками и что другие окрестные государи католики, то не пример; которые у великого государя подданные римской, люторской, кальвинской, калмыцкой и других вер служат верно, тем никакой тесноты в вере не делается, за верную службу жалует их великий государь». «В Польше и Литве никогда не бывало государей греческой веры», — повторял посланник. «Бывали разных вер, — отвечали ему, — сам ты говорил, что между греческою и римскою верою мало разницы, следовательно, государю греческой веры у вас быть можно; можно быть и потому: в последнем договоре с султаном вы обязались давать ему гарач, следовательно, сделали его себе государем. Об условии, чтобы царевич вступил в брак с королевою, говорить нечего, потому что королем хочет быть сам государь. О возвращении завоеваний будет договор в то время, как приедут к царскому величеству польские и литовские послы. Что же касается до вспоможения казною, то до сих пор войскам государевым, которые помогают Короне Польской, розданы многие тысячи миллионов. Царское величество делает это теперь только для имени христианского, а когда будет государем польским и литовским, тогда совесть понудит его оборонять своих подданных как своими, так и чужеземными войсками. Все доходы королевские государь велит собирать Речи Посполитой на наем войск, а сам будет довольствоваться своею царскою казною». Константинович был отпущен с ответом: «Великому государю не только для короны Польской и Великого княжества Литовского, но и для целого света нельзя оставить благочестивой веры греческого закона; быть у вас государем царское величество изволяет сам, а сына своего отпустить не соизволяет; следовательно, королеве замуж выходить не за кого, а как ей жить, о том договорятся комиссары с обеих сторон. Когда царское величество будет государем во всех трех государствах, то рубежей разделять не для чего. Права ваши и вольности не будут нарушены, а при коронации сенаторы и вся Речь Посполитая присягают в верной службе и послушании; в уряды ваши и маетности великий государь никогда вступаться не будет и никому не велит. Когда царское величество будет вашим государем, тогда Польшу и Литву станет оборонять от всяких неприятелей своими ратными людьми, не требуя из скарбов коронных и литовских никаких податей; коронные и литовские войска должны помогать государевым ратным людям на всякого неприятеля ровным числом на коронных и литовских проторях, потому что великий государь никаких поборов и податей, которые сбирывались в казну королевского величества с его экономий, в свою казну собирать не изволит, а укажет всякие поборы и подати раздавать ратным людям. Ты упоминал о даче миллионов Речи Посполитой; но великий государь владеет своим Российским государством и впредь его содержать может по своему бодроопасному разуму без приискивания иных государств куплею; так эту торговлю Речь Посполитая оставила бы. Если Речь Посполитая хочет иметь у себя государя премудрого, благочестивого, в ратных делах искусного, многонародного и всякими годностями в Европе цветущего, то пусть обратится к царскому величеству, пусть пришлет послов своих с прошением, а государь отправит на елекцию своих послов с полною мочью, которые и станут договариваться».