Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

— Мне все равно.

— Это ложь! — крикнул Авеста, придвинувшись ко мне. — Ты — живой, а, значит, тебе не все равно!

Я молчал, глядя на него. Рука моя сползла по штанине, готовая в любой момент выхватить нож. Я уже понимал, что промедление равносильно смерти, было ясно, что я стою на самом краю обрыва. Вот-вот фантом толкнет меня вниз…

— Это было оружие, но какое? Говори!

Палаш, выкованный умелой рукой Оружейника, упал на меня. Я не знал об их неимоверной ловкости и поверил в то, что буду быстрее. Если бы Авеста хотел убить меня, я бы умер, не успев ничего сообразить, но он лишь жаждал услышать ответ. Острие вонзилось мне в левую, вытянутую ногу, скользнуло, скрежетнув, по кости и вышло с другой стороны, глухо ткнувшись в камень. В глазах от боли помутилось.

— Каким оружием ты пользовался?! — разделяя слова, процедил фантом.

«Как же ты глуп — подумал я устало. — Тебе стоило меня обыскать, но ты же так боишься притронуться ко мне, боишься, что умрешь от одного прикосновения…»

Я поднял затуманенный болью взгляд и снизу вверх посмотрел на Авесту. Не впервой мне приходилось так смотреть на врага, и поражение ничуть меня не смущало.

Бешенство исказило белесое лицо, черты его показались демоническими. Фантом наступил мне на бедро ногой, а потом легко обломал лезвие меча, оставив обломок в ране, словно палаш был сделан не из железа, а из дерева. От боли я дернулся, но не распрямился и позы не изменил, лишь чуть-чуть приподнял изодранную штанину, готовясь воспользоваться смертоносным оружием.

«Хорошо же, — думал я. — Ты вызвал к жизни свою смерть! Ты сам открыл реку крови, которая несет тебе забвение. Очень скоро ты на своей шкуре узнаешь, что за оружие я использовал».

Кровь капала на пол.

Фантом вернулся и сел обратно в кресло, вновь положив то, что осталось от палаша, себе на колени.

— Мне не о чем с тобой более говорить, — сказал он равнодушно.

— Позволь мне?

Я удивленно посмотрел на фантома, стоящего слева от кресла у колонны. До того он молчал, наклонив голову и глядя в пол. Наверное, он был похож на того, кого убил последним — высокий человек с тонкими руками и красивыми, длинными пальцами.

«Музыкант», — подумал я глядя на то, как сплетены его руки в знаке защиты.

Фантом поднял голову, откинув с глаз черные пряди волос, и внимательно посмотрел на меня, потом, отстранившись от колонны, пошел по Храму, проходя через разноцветные блики на полу. Его шаги гулким эхо отдавались под высокими сводами.

— Они молчаливы, наши братья, и никогда не ответят на заданный вопрос, вот почему Авеста спрашивает тебя. Он знает, что крови не достаточно, чтобы разорвать границы. Что есть у тебя такого, чего нет у других?

Я молчал.

Подняв голову, фантом смотрел на витраж, на котором был изображен Бог.

— Не хочешь говорить. Хочешь оставить этот секрет при себе? В конечном итоге это не так уж важно, если тебя умертвить. Только погляди на него? Оружие несет в себе уничтожение, и ваш бог заносит над вами острие. Вы воюете между собой, убиваете друг друга. Это признак несовершенства и убогости. И вот ваш ум создает нечто себе подобное, не божество, но человека, пригревшего на ладони змею — символ коварства и предательства…

Я мог не отвечать, но этот странный, вобравший в себя чужие жизни, фантом так напоминал мне Шиву. Сдержано заговорив, я взвешивал и тщательно выбирал каждое произнесенное слово:

— Ни змея, ни человеческое оружие не могут причинить ему вреда. Бог знает их суть, суть предательства и смерти, он держит их в руках. Меч — это сила, а сила зачастую приравнивается к власти. Подобные изображения обозначают власть Бога над людьми, над всеми, на кого он смотрит с небес.

— Или…

Он ждал, и я согласно кивнул:

— Змея здесь подразумевает мудрость, ту самую, которая переломила меч. Сила и власть — это смерть, это насилие, а, значит, это против гармонии. Я думаю, так.

Музыкант долго молчал, потом остановился подле меня и сказал:

— Я портив того, чтобы его убивали. Не трогай его, Авеста, иначе дальше будет только смерть.

— Удивительно, но ты прав, — тихо пробормотал я и мягко поднялся, вытащив из-за голенища нож. Лезвие скользнуло по полу, умываясь кровью, и первый удар достался тому, кто не желал мне вреда. Теперь я знал наверняка, что не пожалею ни одного из них. Даже… Шиву.

Разбив витраж с изображением Бога, я вырвался наружу, рухнув на блеклый газон. Вслед за мной каскадом цветов осыпались осколки, играя в солнечных лучах подобно удивительному радужному дождю. Они ранили остро и жестоко, но их колющих прикосновений я уже не замечал, потому что за спиной моей была сама смерть. Я торопливо поднялся, оттолкнувшись от земли руками, и встал, но бежать не смог. Обломок меча, оставшийся в ноге, терся о кость, причиняя чудовищную боль, заставляя меня припадать на левую ногу. Вытащить кусок железа не было никакой возможности: концы обломка были слишком коротки, чтобы за них можно было ухватиться, кроме того железо, залитое кровью, было необычайно скользким. Поверив этим ужасающим доводом разума, я даже не стал пытаться что-либо сделать с ним.

В Храме я снова убивал, и лезвие ножа опять поблекло, стало белым, будто посеребренное ужасом. Я нагнулся и прислонил клинок к пропитавшейся кровью штанине, видя, как оживает металл, напитанный жизнью.

«Я уничтожил этот мир, — эхом слов Авесты пульсировало у меня в голове. — Такие, как ты, умеют создавать и разрушать границы».

Но это не значило, что стоило умирать. Не желая сдаваться, ощущая, как вытекает из Храма моя смерть, я начал свой долгий и мучительный путь к отступлению. Хромая, я ковылял вперед, молясь лишь о том, чтобы на моем пути не попался завал — с такой ногой я не в состоянии буду перебраться через груду камней.

Солнце перегорело, выжигая запас своего света, колыхнулось над крышами и упало за здания. Я долго был без сознания, минул целый день, и снова впереди лишь ночь. Высшие, дайте мне сил выбраться из этой ловушки!

Когда улица повернула, я еще раз увидел сползающий к горизонту яркий шар, но то были лишь секунды, и солнце снова скрывалось за мертвыми зданиями. Фантомы не торопились, они знали, что мне некуда деться, и они были правы в своей вере.

Тяжело дыша, я остановился перед завалом. Вот и все, бегство кончилось. Здание было полностью разрушено, даже со здоровой ногой я вряд ли бы рискнул пройти по этим развалинам: слишком велика была вероятность провалиться в пустые, таящие смерть полости.

Глянув на свою ногу, я торопливо смотал с запястья ленту Мастера и с силой затянул ее выше раны. Следовало сделать это много раньше, но тогда не было возможности. Теперь для меня уже ничего не изменится — не хватит времени.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});