Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать Андерсена и две её сестры, все — незаконнорождённые, «приблудные» — как говорили в спину. И её первая дочь тоже была «приблудной», жила у бабушки, редко виделась с матерью.
Иногда Андерсену казалось, что он видит на не бе забытое лицо своей сводной сестры, и рука его, как перелётная птица, сама тянулась помахать ей, как бы извиняясь. Но дошёл ли до неё этот прощальный жест, искупил ли его отношение к Карен?
— Гансик, далёкий сынок, пиши почаще, — говорила мать, прощаясь с сыном.
— Может, когда и возьмёшь к себе свою бедную мамочку, столько с тобой намучившуюся, — твердила она, обращаясь в письме сыну. И она слышала за строчками его голос. — Возьму тебя к себе, мама, только немножко подожди...
И сейчас Андерсен так ясно себе представлял её старость, когда и сам-то уже был стариком.
«А в зимние дни, — думал Андерсен, погружаясь в воспоминания, чтобы хоть отчасти справиться с зубной болью, — она прикладывала ладони, уставшие от работы жизни, к тонким листам сыновних писем и вбирала ими сыновье тепло».
Ночи Марии Андерсен становились всё длиннее, дни — короче. Она вспоминала свою жизнь в поисках уголка, где бы могла отдышаться от невзгод и унижений, пересидеть хоть денёк в покое, посмотреть тихо и спокойно на солнышко, чтобы заботы не тяготили грудь — и не находила такого денька. Лишь сейчас в старушечьем доме — так называла она «Докторскую лавку» — она могла пару часов спокойно погреться на солнце, как старая уставшая кошка, и не думать о том, что будет есть завтра. Вспоминала она чаще всего детство — как сидела под мостом и плакала, потому что не подавали милостыню, и казалось ей, что это было не десятилетья назад, а только вчера, вчера, вчера — именно вчера. И она вовсе не старая — древняя кожа лишь оболочка, а под ней сидит и плачет та самая маленькая девочка, которой она была когда-то. И она всё не могла понять, в какую же бездну ушли её годы, все улыбки и слёзы, и увидит ли она перед смертью своего любимого, единственного сыночка, которому так повезло в жизни, что о нём знает сам король.
— Мария, нет ли письма? — спрашивали её подруги по старости.
— А вам чего? — ей казалось иногда, что они отнимали её единственное оставшееся у неё право на обладание славой матери её замечательного сына.
— Да так, — отвечали ей, — хочется послушать, как он там...
— Мой сын вашим не чета, — она была уверенна, Что разговоры об успехах сына в гимназии и Копенгагене могут сглазить его. — Мой сын вашим не чета, не пьяница какой. Это ваши сорняки разбрелись по миру и забыли о матерях, а мой-то пишет, помогает мне, последние свои деньги присылает... А ваши, кто пьёт, кто лежит в земле с ножом в сердце...
— Мария, не распаляйся.
И она сама чувствовала, что не надо бы ничего больше говорить, но говорила, говорила, говорила...
— Повезло тебе с сыном-то, — говорили завистницы...
— Повезло, — говорили товарки...
И она успокаивалась, вздыхала, соглашалась:
— Повезло...
А писем всё не было и не было... Ну, да ладно, только бы жив был да здоров. И её побыстрее отсюда забрал. И Оденсе в старости казался ей единственным городом на земле, где не было счастья...
Теперь мать уже не жалела, что не ходила по воскресеньям в лес с сыном и мужем, а пропадала за работой. Труд был ей в охотку, но сейчас она понимала — сколько бы ни трудилась она, никогда не могли бы Андерсены разбогатеть. Только самостоятельный поступок сына помог ему вывернуться из хищной нищеты — наследственной болезни её семьи.
Может быть, и ей нужно было уйти? Но куда? У неё не было высокой мечты, как у сына. Но и Карен, её первая дочь, старшая сестра Андерсена, ушла в Копенгаген и кем стала? Стыд один...
Но она Анн-Мари Андерсен — честная женщина, и её сын — честный человек. Ей не стыдно умереть и предстать перед очами Господа... И жить было не стыдно...
Она посмотрела на небо, ища поддержки своему выводу. И небо молча согласилось с ней.
И она увидела ангелов:
— Вон, ангелы летают, — воскликнула она, словно перед ней отдёрнулся полог неба.
— Где, где? — закричали товарки.
— Да вон! Вон! — кричала мать Андерсена... с радостью... — И она, волнуясь, показывала пальцем на небо, следя за только лишь ей одной ведомым полётом.
— Не видим, — огорчались старухи, слыша её восторженный голос, побеждающий земное притяжение.
Товарка ответила тусклым молчанием — так много уверенности было в глазах Марии. Она вглядывалась в небо, как в огородную грядку — голодным взглядом — уже убранную — в поисках счастливой морковины или картофелины.
Но были пусты грядки неба для неё.
— Видно ангелов я увидела к приезду сынка, — обрадовалась она и засмеялась...
— Дай-то Бог, — сказала подруга и показала гнилые, как забор, зубы. Казалось, подует сильный ветер, и они выпадут.
Мария Андерсен продолжала смотреть в небо, словно именно оттуда должен приехать долгожданный сын...
— Больше не видать? — спрашивали у Анн-Мари.
— Не видать, — отвечала она, глядя в великодушное небо. Но она не огорчалась:
— У них свои дела есть. Разве король всё время на людях?
— И вправду, — соглашались с ней.
К вечеру весь Оденсе знал, что Мария Андерсен, у которой сын учился на королевскую стипендию, видела в небе ангела. И говорила, что это к приезду сына.
На следующий день сын не приехал...
Через день она умерла...
Анн-Мари Андерсен умерла в абсолютной бедности и никому ненужной в 1825 году. Скоро её могила затерялась среди множества могил обитательниц дома престарелых.
Андерсен был в Италии и не смог приехать на похороны...
СКАЗОЧНИК, КОТОРОМУ ПОМОГАЛ БОГ
Я чувствую в себе силы и знаю, что они
с Божьей помощью созреют!
Из письма Эдварду Коллину, Париж, 28 мая 1833 г.Друг короля Дании, Друг мировых знаменитостей. Невозможно было назвать дверь, которая бы не открылась перед ним.
Когда в последние годы Андерсен не мог по нездоровью прийти к королю, сам король приходил к нему.
Но королей было много на земле, а Король сказки был один.
Сказка учит быть самим собой. Сказка — лучшее состояние души. Если человек понимает сказку, значит, у него есть душа. Небо — это сказка, рассказанная звёздами. Ганс Христиан Андерсен — звезда, на время превратившаяся в человека. Смысл жизни — стать хорошим сказочником. Война — это отсутствие сказки. Любовь — лучшая сказка, придуманная людьми. Сказка — это тоска народа по идеалу. Прекрасное принадлежит сказочникам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Василий III - Александр Филюшкин - Биографии и Мемуары
- Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера - Лайонел Дамер - Биографии и Мемуары / Детектив / Публицистика / Триллер
- Демьян Бедный - Ирина Бразуль - Биографии и Мемуары
- Вице-адмирал Нельсон - Владимир Шигин - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Отец и сын. Святые благоверные князья Александр Невский и Даниил Московский - Александр Ананичев - Биографии и Мемуары
- Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин - Биографии и Мемуары
- Генрих III - Кондратий Биркин - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания Том I - Отто Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары