Синий взгляд смерти - Вера Камша

— Фу, — сказала она, — разве это пение? Эти глупые мелкие пичуги ничего не смыслят в музыке!

(Ворона была очень образованна: какое-то время она жила на тополе возле харчевни, где по праздникам играло четверо музыкантов. Потом у нее случились разногласия с харчевником, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)

— Нам нравится, как поют наши птички, — робко возразила Ромашка.

В ответ Ворона лишь расхохоталась:

— Дурной вкус и отсутствие образования! Ласточка... Малиновка... Писклявые неучи, не различающие ни нот, ни ладов. Конечно, для вас они хороши — ведь вы не слышали настоящих певцов. Любой, даже самый жалкий соловей, любая морискилла...

(Ворона была знакома с настоящими певцами. Какое-то время она часто бывала во дворе дома, на окне которого стояла клетка с морискиллами. Потом у нее случились разногласия с хозяином дома, но не будем останавливаться на этой грустной истории.)

— В наших краях нет морискилл, — заметил Шмель. — Может, они и хороши, но почему из-за того, чего нет, мы должны пренебрегать тем, что есть и приносит радость?

— То, что не одобрено мастером, может нравиться лишь глупцам и невеждам, — отрезала Ворона. — Вас в некоторой степени извиняет лишь то, что у вас не было возможности услышать морискилл и соловьев, но сейчас вы услышите меня и поймете, что значат уроки мастеров в сочетании с талантом и трудом!

(Ворона знала, о чем говорит. В детстве она жила на ясене около ювелирной мастерской. Потом у родителей Вороны случились разногласия с ювелиром, но не будем останавливаться и на этой грустной истории.)

Шмель переглянулся с Пчелой и промолчал.

Ворона неторопливо взлетела на липу, окинула взглядом притихший сад и раскрыла клюв.

— Кар-р! — раздалось над поляной. — Кар-кар! Кар... Кар! Кар-р, кар-р-р!

— Это вы откашливаетесь? — спросила Ромашка, которая понимала в кашле, так как сама была средством от него. — Вам помочь?

— Глупый овощ! — ответила Ворона. — Я пою! Сравните мое пение с бессмысленным и безграмотным щебетом вашей мелочи, и вы все поймете!

И все всё поняли...»

Она обещала Левию историю — она ее сочинила, только вышло злобновато. Письмо Ли, в котором он развлекал матушку злоключениями обретавшегося в регентской ставке поэтика, тоже добротой не блистало. Сын был в бешенстве, каковое и прятал под забавными подробностями. В детстве, скрывая злость, Ли взахлеб рассказывал про жучков и улиток, позже пошли в ход людишки... Лучше так, чем не вылезать из дуэлей или... рассориться с регентом и разнести по всей армии свое мнение о летней западной кампании. Наверное, лучше.

— Сударыня, эскорт ждет.

— Спасибо, Жильбер.

После пакости с кавалеристами Халлорана по Олларии в одиночку ездит лишь Карваль, хотя город тих. Горожане сидят по домам, солдаты — по казармам, барсинцы и те спят на ходу. Лето, лень...

— Сударыня!

— Добрый вечер, Никола. Представьте, я только что про вас вспоминала.

— Что-то случилось?

— Нет, просто сами вы разъезжаете по столице без эскорта, а нам не даете.

— У меня под мундиром кольчуга.

— Тем не менее...

— Сударыня, заверяю вас, я не получаю от таких поездок ни малейшего удовольствия, напротив, но горожане должны видеть, что комендант не боится. Так им спокойнее, а мне спокойней, когда вас и Монсеньора сопровождают, тем более на ночь глядя. Могу я узнать, куда вы направляетесь?

— В Ноху. К концу вечерней службы.

— Тогда я бы вас очень просил... — Смущаться Карваль не умел, он просто подыскивал подходящие, с его точки зрения, слова. — Вы в дружбе с его высокопреосвященством, спросите, что он думает про убийство Гамбрина. Признаюсь, я в тупике. Не верится, что это грабеж, и еще меньше верится, что Салиган найдет убийцу, хотя, похоже, маркиз прав и кто-то прячет старые грешки.

— Конечно, я спрошу, — пообещала Арлетта, — но поговорите еще и с мэтром Инголсом. Он, в отличие от кардинала и нас с вами, был здесь все время. — И еще мэтр не брал деньги у Гамбрина, потому что брал у Ли, но зачем Роберу с Карвалем такие подробности?

— Мэтр Инголс, спасибо ему, назвал тех, кто, по его мнению, невиновен. Кроме того, он связывает убийство Гамбрина с убийством Штанцлера, но тут я согласиться не могу.

— Дриксенский гусь павлину не товарищ?

— Я не столь сведущ в политике, — неохотно признался маленький генерал, — зато я видел оба трупа. Штанцлера убили, не стесняясь, и я готов поклясться, что убийца был один. С Гамбрином разыграли грабеж, да и с охраной в одиночку не справишься. Конечно, убийц могли нанять, только где? Тень заставил свое отребье поклясться слепой подковой и поклялся сам...

— Эта клятва столь нерушима?

— Насколько мне известно — да, хотя клятвопреступники обитают не только в судах.

— Кстати, о клятвопреступниках, — вот он, подходящий момент! — и «старых грешках»... Все время забываю сказать: ваш брат Аннибал в Валмоне и находился там все это время.

— Сударыня!

— Напишите ему, — посоветовала графиня, — он будет рад. И еще одно. Мой старший сын навестил в Бергмарк Колиньяров и кое-что прояснил. На честь Ивонн Маран никто не покушался, что и требовалась доказать. Девица подтверждает, что ее вместе с братьями и сестрами вывезли из Старой Эпинэ и передали людям Сабве.

— Вы уже сказали об этом Монсеньору?

— Еще нет. Видите ли, Ивонн ничего не знает о судьбе своего старшего брата Жюстена. Робер уверен, что дети были именно с Жюстеном, а их сопровождали только Дювье и несколько солдат.

— Это так и есть. Без сопровождения они бы не добрались до... спокойных мест.

— А какова судьба Жюстена Марана?

— Он расстрелян за покушение на Монсеньора. Я счел неправильным его отпустить.

— Мой сын именно так и подумал, — кивнула Арлетта. — Более того, он считает, что вы поступили разумно. Как, впрочем, и я.

— Благодарю вас, сударыня.

— Пустое, но вам самому будет спокойней, если правда о Жюстене Маране станет известна. Само собой, я не настаиваю, меня это вообще не касается... И я могу ошибаться, но мне кажется, после смерти ее величества ваш Монсеньор несколько изменил свое отношение к помилованию.

— Не в этом дело. Я все расскажу Монсеньору, когда смогу с чистой совестью оставить Олларию и вернуться в действующую армию. Я был неплохим офицером до того, как меня вышвырнули вон. Могу я узнать, что пишет ваш сын о войне в Придде?

— Он пишет о войне в Гаунау и о Бергмарк, — ушла в полуправду Арлетта. — Там для нас все складывается благополучно...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});