Счастливая звезда (Альтаир) - Владимир Немцов

Зазвонил телефон. Придерживая очки, Пичуев опрометью побежал в кабинет.

— Вячеслав Акимович, — услышал он, — это я, Багрецов. — В трубке тяжелый вздох. — Нас не ждите.

— Кого это вас?

— Меня и Бабкина. К нему жена приехала.

— Новое дело! — рассердился Пичуев. — Какая жена? У него не было. Кстати, а вы тут при чем? Приезжайте один, если он не хочет.

— Очень хочет. — Вадим замялся. — Но как-то неловко…

— Что за щепетильность? Приезжайте втроем. А кто она? Вот неожиданность!

Вадим опять вздохнул.

— Нет, Вячеслав Акимович, никакой неожиданности. Четыре года я дрожал за Тимку, думал, — вдруг уедет? Так и случилось. Недоглядел. Стеша категорически заявила, что останется в Девичьей Поляне. Теперь Тимка ждет, когда там откроют филиал Института погоды. На днях приехала Стеша и тут же вышла замуж за Тимку. Он получил отпуск и вместе с ней едет к старикам. Вот что делается на свете, Вячеслав Акимович… Прямо грабеж средь белого дня! Я думал — они еще года три переписываться будут.

Даже не видя собеседника, Пичуев почувствовал, как тот расстроен. В трубке что-то потрескивало, шумело, слышалось жалобное гудение, словно вторило печальному голосу ограбленного друга. Вячеславу Акимовичу была известна последняя ссора Бабкина и Багрецова, наконец, их трогательное примирение. И вдруг — разлука, пока на месяц, а через годик, когда в Девичьей Поляне будет открыт филиал института, Бабкин переселится туда навсегда. Вот что значит женское упрямство. Видно, уже не удастся друзьям работать вместе!

Инженер спросил Вадима — а как же Бабкин откажется от телевидения? Ведь он сейчас прикомандирован к его лаборатории? Пичуев даже писал в институт метеорологии, не смогут ли они отпустить Бабкина совсем.

— Я говорил с ним, — признался Вадим. — Не хочет. Теперь и в Девичьей Поляне можно заниматься телевидением.

Вячеслав Акимович взял с него слово, что приедет обязательно, и не один, а с Тимофеем и Стешей. Этого только и надо было Димке. Последние дни ему хотелось провести вместе с другом, пусть на людях, в компании веселее, а то уж больно тоскливо на душе.

До прихода гостей времени оставалось порядочно. Хозяин не знал, куда себя девать. Звонок Багрецова напомнил ему, что в мире существует личное счастье, причем полное, без всяких стыдливых «но» и оговорок. Взять бы того же техника Бабкина. Двадцать три года, изобретатель, всё впереди. Но не этому завидовал Пичуев, а тому, что есть на свете любящие и решительные девушки, вроде Стеши. Потребовала — и Бабкин уедет с ней в Девичью Поляну. Правда, это требование разумное, Бабкин и там найдет себе дело по душе. Но все же он уступает желанию Стеши. Возможно, в этом и есть счастье. Хотелось, чтобы и ему, Пичуеву, поверяли желания, он с радостью выполнял бы любые, пусть даже капризы. Впрочем, какие там капризы. У Зин-Зин (понравилось ласковое имя, придуманное Левкой) особый характер, абсолютно идеальный, чудесный, ни с каким другим не сравнимый. И казалось ему, как всем настоящим влюбленным, что такого совершенства мир еще не видывал.

За три недели Пичуев мог ее узнать хорошо. Во всяком случае, так он думал. И не нужно его разубеждать, хотя народная мудрость говорит обратное: пуд соли надо съесть. За три недели это невозможно. Но какие недели!

Что же случилось после первого опыта Набатникова?

Афанасий Гаврилович вместе с комиссией вылетел в Москву, откуда привез решение — опыт повторить, но уже в другом месте. Пичуева попросили установить несколько телевизионных передатчиков, крайне необходимых для новых испытаний. Он с радостью остался в экспедиции, тем более что это входило в планы его исследований.

Зная характер Зины, можно было не удивляться, что сразу же после болезни она села за штурвал самолета. Один из телепередатчиков был предназначен для наблюдения с воздуха. Студенты уже уехали — первого сентября начало занятий, Багрецов отправился в Москву еще раньше, а Пичуев вместе с другими специалистами продолжал пробные телепередачи.

Но вот и для него настала печальная пора расставания. Простился с Зиной, думал, что не увидит ее до весны, но, к счастью, вышло иначе. Опыты Набатникова перенесли на Север. Зина Аверина хорошо освоила полеты с контрольными аппаратами (для измерения радиации), знала и условия работы телевизионных камер, с которыми летала не раз, а потому по просьбе Набатникова ее перевели из лесной авиации в специальный институт, где Зина должна была заниматься теми же делами, что и в экспедиции.

Месяц назад Зина приехала в Москву. Пичуев устанавливал в самолете новые аппараты для передачи цветного изображения, Зина полетит с ними на Север, туда, где методом Набатникова будут вскрываться рудные пласты.

Виделись ежедневно, бродили по тропинкам желтеющих подмосковных рощ, бывали в театрах. И каждый раз, как только Пичуев затрагивал единственно интересующую его тему: о линиях жизни — они просто уже не имеют права быть параллельными, — Зина обрывала его: «Придет время — сама скажу». Инженер, к стыду своему, начал уже сравнивать ее поведение с Надиным кокетством, считая, что девушки, мол, все одинаковы, но потом долго злился на себя и мысленно просил у Зины прощения.

И вот она улетела. «Крылышко мое!» — растроганно, с несвойственной ему нежностью, думал Пичуев, с тех пор в молчаливом разговоре с самим собой так и называя Зин-Зин: «Крылышко». Писем от нее не было, но инженер, принимая очередную телепередачу с самолета, знал, что ведет его Зина, — картинка на экране не шелохнется, а при вираже лишь слегка поплывет вверх.

Пичуева словно подменили. На столе появились томики стихов Тютчева, Фета. Никогда в жизни он их не читал, а сейчас понравились. Потом неожиданно для себя открыл, что настоящая, глубокая музыка может вызывать волнение и слезы. Это было совершенно непонятно. Конечно, он человек культурный, «Крейцерову сонату» читал, но ведь разные бывают натуры: чувствительные и вполне обыкновенные, которых значительно больше, к ним Пичуев причислял и себя.

Все изменилось, все стало иначе. Раньше никогда бы в голову не пришло, что «Альтаир» можно назвать счастливой звездой, — наивная символика, придуманная Левой Усиковым, — но разве не «Альтаир» привел его к Зине? Конечно, это самая простая случайность, а все же нет-нет да и подумаешь: какие, однако, бывают, счастливые случаи!

Перед самым отлетом из Москвы Зина обмолвилась, что по утрам кормит каких-то пичуг, прилетают к ней на балкон гостиницы. И Вячеслав Акимович стал кормить воробьев. Они привыкли, ждали на балконе, а инженер регулярно и педантично, перед тем как ехать на работу, крошил им булку, думая, что Крылышку это приятно. Кто знает, не они ли прилетали к ней? Во всяком случае, вон тот хромой воробушек, рыжий и задиристый, обязательно бывал у нее на балконе. Старый знакомец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});