Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

Смерть потом расскажет совершенно другое, не смотря на истинность!

–Первым из нас двоих или первым из всех?

–Из всех! – воскликнула она. – Без него бы жизнь на Земле не появилась! Если бы он принял другое решение, то и ты, Арлстау, никогда бы не родился! Однако, первыми людьми на Земле должны быть те, кто выживет на этой планете. Сам по себе человек на Земле не появится…

«Зачем ты так со мной судьба, ведь на всех я смотрю, как на равных?! Только понял, как надо жить, и ты так со мной поступаешь!».

–То есть, я лишён выбора? – спросил он, зная, что это не так.

Он любил, когда победа приносит другие победы, когда поражение поступает точно также! Здесь же, в этом, чужом мире всё иначе!

–Что для тебя душа? – спросила она вопросом.

–Душа это всё, что есть во мне! Все мои слова и мысли, чувства и эмоции.

–А нарисованные тобою души это что?

–Это, то, что я могу сказать на данный момент жизни. – начал он мысль, но перевёл её в другое русло. – Я верю, что это начало, что всё, что создал за короткий миг это лишь первая душа, а те, что ожидают после, будут сильнее и насыщеннее!

–Так и есть. – ответила Жизнь и добавила. – Это дар!

–Дар прокладывать дороги, созидать мосты?

–Возможно. Всё, что ты создал это лишь то, что ты не побоялся сказать. Был бы ты безжалостней или похитрей, ты бы пошёл другими рельсами и совсем иное рисовал, но выбрал ты красивую дорогу, а в красоте есть мир. Потому ты достоин того, чтобы это было только началом…

–Ты веришь в это? – спросил он у Жизни так, словно она человек.

–Верю! – ответила она легко, непринуждённо. – Верю и в то, что две планеты смогут жить в одной Вселенной!

–Я не могу целостно нарисовать свою душу, – сказал ей с горечью художник. – Я сделаю, как Данучи!

–Можешь! – заверила Жизнь, подняв указательный палец повыше. – Последний штрих души это её продолжение, а не окончание! Ты уже проспал век из-за того, что убил свою душу. Рисуй! Тебе уже нечего терять! Как Данучи нельзя! Это шах!

И Жизнь исчезла, растворилась в лунном воздухе, оставив его выбирать. Выбор предсказуем. «Каждый, кого я встретил на своём пути, на моём месте нарисовал бы душу на Луне, но не Анастасия!».

Она была вне себя от возмущения, ярость бушевала в ней! Готова погибнуть от осколков спутника, но не уступить Жизни ни капли своей судьбы! «Как же так!» – возмущалась она! – «Ещё посмела сказать: «Шах!»! Не хочется мне жить по чьим-то правилам!».

–Зачем играть те роли, что нам отведены?! – воскликнула она, когда осколкам оставалось лететь лишь минуту. – Ведь мы с тобою вовсе не актёры! Они, можно сказать, подвели нас за руку к тому, что мы сначала убьём твою душу, а потом ты её нарисуешь.

–Не они подвели, а мы сами! – ответил с тоскою Арлстау, во второй раз прощаясь со своей душой.

–Жизнь сама толкнула тебя на то, что ты проспал весь свой век, который принадлежал, лишь тебе! Не играй по её правилам, прошу тебя!

В её словах мольба, а в его мыслях: «Как же ты не понимаешь?!».

–Рисую, потому что быть хочу с тобой всегда! – воскликнул ей бездонными словами, и у обоих на сердце стало горячо.

–Думаешь, не родимся, если пойдём против них? – тихо спросила она, лишившись прежнего пыла, и слеза скатилась по и так уже мокрым глазам.

–Я не знаю этого! – ответил ей он честно и отчаянно. – Я знаю, что мы уже простились век назад с моей душой, и нет смысла вновь о ней печалиться! Зачем лить слёзы о том, что мы уже пережили, о том, что оплакали давно?

Чем-то хотела возразить, но тот пал на колени, вытащил кисть и повёл её медленно, вокруг себя по белой почве. Семь долгих секунд он шёл с нею по кругу, три вздоха и три выдоха, и лишь раз замерло сердце, и душа была нарисована!

Обычный круг, казалось бы, но он вспыхнул сильнейшим светом, и художник воскликнул мыслями, глядя на него: «Ни на что моя душа не похожа! Нет ей подобия, как и каждой душе! Сам себя лишь обманывал!».

Попытался выйти из круга, но ничего не вышло, ноги не смогли сделать и шага. Запер своё тело в своей же душе – всё наоборот у него, не по тем законам, по которым все привыкли жить!

Его любовь в слезах глядит на своего художника, прижала ладонь к невидимой преграде и тянется к нему! И он взаимно протянул к ней пальцы, и он почувствовал её ладонь, не смотря на преграду, не смотря, что заперт он.

Круг вспыхнул, и свет души художника взлетел наверх. Летел так быстро, как умел, чтобы успеть. Осколки были слишком близко, и луч света остановился на высоте трёх километров, и вся Луна накрылась яркой оболочкой, что цвета волн и океана.

Оболочка состояла из слабого света. Наверное, чтоб видеть, что за мир вокруг тебя, ведь мир их больше не узреет неба, не утонет в сиянии звёзд, но каждый житель этой планеты поблагодарит за это обоих художников!

Мир, изменивший всем краскам – он стал совершенно другим. Даже белая почва изменила себе, смешав себя с синевой.

Несомненно, в такой красоте кто-то точно останется жить, и не все полетят наслаждаться Землёй.

Люди и авры глядели на всё, как на новую жизнь, на запертого художника, как на спасение. Они молились за близкие им души, считая, что за их помолятся другие и ждали удар, который всё решит.

Удар настал, осколки рухнули одновременно, со страшным грохотом, с неудержимым свистом, и всё исчезло на миг. Но миг, и свет вернулся к ним, хоть и стал чуть темнее.

От осколков на оболочке остался лишь налёт. Лишь налёт и только. Он не мешал, но скрыл нутро планеты от будущих Землян.

Люди и авры, что отложили войну друг с другом на долгие годы, искали глазами художника по имени Арлстау, горячо желали к нему обратиться, подарить искренние, тёплые слова, но он уже покинул их, выбрался из своей же души вместе со своей Анастасией, оставив им другую, которой суждено править их миром, как пожелал Данучи.

Не нужны ему слова! Всё понятно и так, что желают сказать; всё понятно и так, что ответит. Когда тебя благодарят, и ты отвечаешь: «Спасибо!».

Удар не расколол планету, не