Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

он произвел на меня наилучшее впечатление своим разговором. Дай Бог, чтобы дело у Тебя с ним шло бы дальше, как до сих пор! Очень рад назначению Зыкова начальником 1-й кавал<ерийской> дивизии, Ты, наверное, будешь им доволен. Я его хорошо знал еще командиром л<ейб>-гв<ардии> Драгунского полка!

Я хотел предупредить Тебя об одном, может быть неудобном или скучном обстоятельстве: дело в том, что нынче в Июне будет праздноваться 60-летний юбилей царствования Granny (бабушки — англ.). Она очень надеется видеть у себя одну из русских внучек. Очевидно выбор между вами или нами; но так как нам решительно невозможно уехать до осени, то вы оба являетесь единственными представителями русского семейства, которые могли бы присутствовать на празднествах в Лондоне. Я знаю, что это путешествие расстроит Твои планы насчет объезда округа и лагеря, но эта командировка займет всего 2 с чем-то недели! Надеюсь, Ты не будешь на меня гневаться — я понимаю, что это скучно, но что же делать?

Благодаря «Москов<ским> вед<омостям>», которые я всегда читаю, я имею возможность подробно и точно знать о том, что вы делаете? Мне чрезвычайно нравятся статьи и вообще тон этой газеты и успел уже почерпнуть из нее кое-что полезное для себя.

Будем очень рады принять вас у себя здесь на 2-й неделе. Д<ядя> Павел расскажет, как мы живем и наслаждаемся жизнью в милом Ц<арском> С<еле>. А пока до свидания. Крепко обнимаю Тебя и дорогую Эллу. Господь с Вами.

Всем сердцем Твой Ники.

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 71.А. 14–17об.)

Вел. кн. Сергей Александрович — Николаю II

27 февраля. Москва

Дорогой Ники,

Сердечно благодарю за письмо с Павлом. Я всегда готов исполнять все твои приказания: мы с удовольствием устремимся в Англию к началу июля и будем ублажать Granny. Мои смотры в лагерях всегда успею сделать…

Назначение Зыкова меня радует, радует, что ты доволен «Моск<овскими> вед<омостями>»[1126]; вчера, т. е. 26[1127], были хорошие статьи, какой для меня это сугубо памятный день, и вечно буду его оплакивать в душе и сердце.

Павел вам сообщил о своем пребывании; folle journee (на масленице. — Сост.), было, кажется, удачно. Рад был видеть Владим<ира> и Михен — оба в прекрасных «духах». У Сумароковых были очень оживленные плясы; жена послала Аликс рисунки «des tetes» (головок — фр.) — это было очень удачно и красиво. Жене шло очень стар<инный> греческий костюм и прическа a la Tanagra[1128]. Бывали часто в театре; прелестный новый одноактный балет «Фея кукол» — музыка очень милая. Были и преображенцы, и в том числе Гартонг.

Вообще все, слава Богу, благополучно, и дела идут мирным ходом; даже 19 ф<евраля>[1129] прошло вполне благополучно — никаких тенденциозных панихид не было, и это в первый раз за все 6 лет, что я здесь. Перепись показала, что в Первопрестольной столице 989 тысяч жителей без пригородных — с ними же гораздо больше миллиона. Все езжу по казармам — из коих некоторые ужасные, как напр<имер> Сумского полка. Усердно занимаюсь кавалерийским уставом. В будущий вторник еду в Александров, на юбилей саперного бат<альона>; в сей раз знамя поспело! В конце второй недели думаю сделать парад Моск<овскому> гарнизону — маленькое подбадривание.

На третьей неделе надеемся быть у вас в Царском, если вы нас примете. Теперь мы говеем, и я прошу прощения. Храни вас Господь — мы вас нежно обнимаем.

Твой Сергей.

Только бы глупые критские дела нас миновали!

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1340. Л. 150–153 об.)

Николай II — вел. кн. Сергею Александровичу

28 февраля. Царское Село — Москва

Сердечно благодарим за письмо, будем очень рады, если Вы поживете у Нас здесь; прошу простить сегодня. Крепко Вас обоих обнимаю.

Ники.

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д.81.А. 40.)

Начался Великий пост.

Дневник вел. кн. Сергея Александровича

26 февраля.…в 11 к милой прежде осв<ященной> обедне!..

27 февраля.…В 4 ч. с женой в Вознесен<ский> мон<астырь> к мефимонам — прекрасно служили и пели монахини…

28 февраля.…Во время всенощной Трепов сообщил, <что> на городской фабрике беспорядки были и прекращены — все тоже движение. Обедаем en deux с женой, а около 10 ч. собираемся исповедоваться в церкви у о. Благоразумова. Господи, прости и пощади мя! Аминь.

1 марта. 4° м. — в 9 ч. к обедне заупокойной — счастье и утешение приобщение Св. Таин — все наши с нами… В 3 ч. с женой в Успенский и Чудов — масса народу…

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 33. Л. 61–64.)

Вел. кн. Сергей Александрович — Николаю II

10 марта. Москва

Дорогой Ники,

Только два слова, чтоб сказать тебе, что мы завтра вечером выезжаем и надеемся быть под вашим милым кровом в среду, около 12 ч., оба мы сейчас же по приезде в Питер летим на Ц<арско> С<ельскую> чугунку и дальше. Радуемся мы сердечно вас видеть!

В субботу состоялся смотр Моск<овскому> гарнизону и удачный, хотя погода не благоприятствовала — были оттепели — шел мокрый снег хлопьями. Засим все начальники отдельных частей у нас завтракали.

Пользуемся мы теперь итальянской оперой, что весьма приятно.

Итак, до скорого свидания — обнимаем вас крепко — храни вас Бог!

Твой Сергей. (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1340. A. 154–155 об.)

С 11 по 19 марта великокняжеская чета в Царском Селе.

Дневник гр. С. Д. Шереметева

10 марта. <Разговор с императрицей Марией Феодоровной>.…Говорил о разобщенности Госуд<аря>; «il ne voit personnel» «Je le lui dis toujours». (Он никого не видит! Я это ему всегда говорю. — фр.) Я сказал, что помимо деловых отношений, есть и другие, и что в них-то вся суть — и всякому человеку свойственно общение, и что этим общением <нрзб.> и укрепляется жизнь, что спок<ойно> жить для себя и только — неестественно и вредно. Она дала понять, что и она так думает но… помеха не от него. Сказала, что ждет Сер<гея> Ал<ександровича>, кот<орый>, конечно, остановится в Царском. Я сказал, что тем хуже и тем неприятнее <?> впечатление — <нрзб.>, что никого не видят <?>, но делают <?> подобные исключения. Импер<атрица> сказала: «On la dirait <нрзб.> quautrefois on ne croyait personne — et maintenant?» («… раньше они никому не верили — а теперь?» — фр.) «Mais Madame, — отв<етил> я, — сеих qui le disaient ne comprenaient rien — et maintenant c’est autre chose, c’est triste et troublant» («Но, Мадам, — отв<етил> я, — те, кто так говорили, ничего не понимали — а теперь другое дело, это грустно и неприятно»