Преданья старины глубокой - Александр Рудазов

– Не-а…

– Марфута! – крикнул Фома, наваливаясь на бортик всей грудью. Повозка качнулась, едва-едва не опрокидываясь под тушей грузного боярина. – Марфута!

Из соседней повозки высунулось толстощекое блинообразное лицо. Боярыня Марфа строго посмотрела на муженька и пробасила:

– Да не видала я твоего Ярему, дурак пузатый! Поди, по нужде отошел! Спи давай, неугомонный!

– А что там случилось?.. – приподнялась рядом с ней голова княжны Елены.

– Достукался, дурачина?! – всплеснула руками боярыня. – Оленку разбудил! Спи, спи себе, Оленушка, то мой муженек разоряется невесть с чего… Языком ему, вишь, почесать не с кем – уж на что дружка княжеский терпелив, так и то сбежал от него куда подальше!

– Ладно, заглохни, курица бестолковая… – злобно пробурчал боярин, уже сам не радуясь, что растревожил этакое осиное гнездо.

– Курица!.. Ишь, нашелся тут!.. – возмущенно пыхтела боярыня. – А ты спи, Оленушка, спи! Разбудили мою бедняжку…

– Да ничего, тетушка Марфа, ничего… – вежливо ответила княжна. – Ой, смотри, какая огромная сова!

– Это не сова, это филин, – негромко поправил десятник Суря. – Ишь, здоровущий-то…

– Ну, филин, ну и что с того?.. – Боярыня проводила крылатую тень равнодушным взглядом и широко зевнула. – Он-то как раз днем спит, а ночью добычу промышляет… А людям ночью спать полагается!

Яромир тем временем все больше углублялся в рощу. Чуткий нюх оборотня уловил слабый-слабый запах – как будто рыбы испорченной душок. Среди припасов поезжан рыбы нет. Рек-озер поблизости тоже не намечается – неоткуда этакой гадостью пахнуть.

Однако Яромиру хорошо помнилось недавнее столкновение кое с кем, кто смердит именно так…

В волчьем обличье обонянье сразу усилилось во много раз. И теперь Яромир уже не сомневался – лембои! Да немало – как минимум полусотня! Чем дальше он уходил в чащу, тем сильнее пахло тухлой рыбой… ну, не рыбой, конечно, просто очень похоже. Лягушечье мясо, вон, вкусом курицу напоминает – а разве ж лягушка курице родня?..

Осторожно выглянув из-за куста, огромный волк злорадно усмехнулся. Так и есть – лембой. Правда, всего один. Видно, караульщик – остальные поблизости прячутся. Надо проследить…

Лембой ничем особенным не отличался. Лицо бледное, полы неправильно застегнуты – а в остальном точь-в-точь человек. Слежки не замечает – идет спокойно по ночному лесу, не торопится, по сторонам не смотрит. На палку суковатую опирается.

Яромир тихо-тихо крался за кустами, с каждой минутой все больше недоумевая – да где же остальные-то?! Пахнет несколькими десятками, а видно всего одного! Остальные что ж – невидимки?

Понемногу волколак начал серчать. Он сделал вокруг неспешно бредущего лембоя несколько кругов, на глаза тому по-прежнему не показываясь. Ни рядом, ни поодаль других лембоев не видно, не слышно. Да и не пахнет почти. Чуть отдалишься – уже запах слабеет. Будто этот единственный своих товарищей по карманам рассовал…

И тут Яромир замер, охваченный ужасной мыслью. Уже не мудрствуя зря, он выпрыгнул из зарослей, сбил лембоя с ног, в кувырке оборачиваясь волколаком, и люто прорычал:

– Где остальные?!!

Лембой, прижатый к земле тушей матерого чудища, ошалело крутил глазами, разевая рот, как рыба в сетях, и ничего не отвечал.

– Где остальные, падаль?!! – встряхнул его за плечи человек-волк. – Откуда вонь такая?! Говори, не то глотку вырву!

Лембой наконец опомнился. Он посмотрел в глаза оборотня, горящие желтым огнем… и рассмеялся. Сухо, язвительно, словно радуясь чему-то. Бледная рука медленно-медленно полезла за пазуху и вытащила оттуда… грязную тряпку.

Яромир, уже изготовивший когти – вдруг нож выхватит! – опустил лапу и недоуменно нахмурился. Тряпка, покачивающаяся перед носом, была насквозь мокрой и ужасно смердела тухлой рыбой – как будто на нее помочилась сразу сотня лембоев…

– Не может быть… – ахнул оборотень, чувствуя, как сердце обрывается и летит куда-то в пропасть.

– Обманули… кх-х-х… обманули… – злорадно проскрипел лембой, все еще тряся вонючей тряпкой.

В следующий миг он замолчал. Ужасная пасть волколака резко опустилась, единым рывком вырывая у нечисти кадык, и уже мертвый лембой обмяк, роняя злополучную ветошь.

Яромир взлетел с трупа, точно подброшенный катапультой. Кувырок в воздухе – и вот уже огромный волк с окровавленной пастью что есть духу мчит сквозь заросли, едва касаясь земли лапами.

А в голове стучит одна только мысль – поздно, поздно, уже поздно!!!

Молодой гридень, стоящий в карауле, сонно клевал носом. Спать хотелось нестерпимо. Мешал только грозный десятник, сидящий на пенечке в какой-то дюжине шагов, да страшенный храп, доносящийся из-под большой повозки. То княжич Иван почивает – ничего не скажешь, здоров молодец храпеть! Коли он уснул – так никто уж больше не уснет!

В кустах что-то прошуршало. Гридень лениво почесал бок и потянул из-за пояса чекан – скорее всего, просто кто-то из своих по нужде пошел, однако надо все ж сходить проверить для порядку…

Но он не успел даже сдвинуться с места. Новый шорох послышался уже сзади – из-за спины скользнула бледная ладонь, накрепко зажимая караульному рот, а миг спустя к ней присоединилась вторая – с тонким ножом, выточенным из человечьей кости. Одно быстрое движение, и гридень медленно оседает наземь с перерезанным горлом.

Почти одновременно на другом конце лагеря точно так же осел другой караульный. А за ним – третий…

Четвертым стал сам десятник Суря. Бывалый ратник мирно сидел на пенечке, вполоборота к почти потухшему костру, одним глазом следя за дремлющим лагерем, а другим – зорко оглядывая окрестности. Слева донесся шум и вроде бы легкий стон… десятник начал разворачиваться… и тут ему тоже зажали сзади рот!..

Но на сей раз орешек оказался покрепче! Суря не позволил зарезать себя так легко – он мгновенно пригнулся и с силой ударил локтями назад, вышибая из лазутчика дух. Резкий разворот, блок, прихват запястья… и вот уже нож падает из вывернутой руки лембоя, а тяжеленный кулак русича врезается ему в челюсть, выбивая передние зубы!

Один лембой грохнулся обезоруженным. Но десятника за плечи уже обхватил другой, а из кустов, пригнувшись, выскальзывал третий. Бывалый гридень заработал кулаками и локтями, отбиваясь от кривых ножей нечисти, круша им ребра, челюсти и кадыки. Лембои хранили гробовое молчание, молчал и десятник – он все еще полагал, что перед ним пара-тройка бродячих разбойников, и не желал полошить лагерь из-за такой малости. Вот-вот на помощь подоспеют остальные караульные, и наутро они с ребятками гордо похвастаются перед боярином славной победой…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});