Справедливость силы - Юрий Власов

С лихорадкой тренироваться и вовсе несладко. В каком-то двойном огне – и от тренировки, и от болезни. После тренировки ноги дрожат, от слабости готов свалиться. Со мной такое впервые. Правда, нечто похожее все же было в Париже, на выступлении весной 1962 года.

С литературой не ладится. Работаю из последних сил. И даже спад в нагрузках, за которыми отдых, не радует. Заезжен экспериментальными тренировками и литературными нагрузками (по пять-шесть часов за рукописями).

Вчера пять часов кряду записывался на радио. Вымотался, но интересно. Вдруг увидел, что мой готовый рассказ очень слаб. А мне-то казалось!.. Ехал после записи по вечерней Москве. Прохожих мало, хотя на улице и не так сыро. Сегодня первый такой день после ненастий – бледная голубизна, словно выстиранное небо…"

Глава 212.

Есть привычка к труду, а есть потребность и, что выше всего, призвание. Есть страсть создавать новое, назначенность к этому новому.

"В семьдесят восемь лет, простонав всю ночь, Ренуар заставлял нести себя в мастерскую…" Скрученные ревматизмом пальцы не держали кисть. Ее привязали к руке. Ренуар писал, подпирая правую руку левой. И так много лет. (Из воспоминаний А. Воллара.)

Призвание – уже своего рода долг. Поступить иначе ты не можешь. Но тот, кто хочет добиться успеха и чувствует себя способным, должен отказаться от подражания. Да, усвоить все прошлое и пойти своей дорогой.

Мир стремится к совершенству. Это в природе материи. Лишь наиболее совершенное и есть наиболее жизненно стойкое. Совершенство в искусстве, науке и любой деятельности человека – проявление этого всеобщего закона. Совершенство – это потребность, это внутренняя необходимость развития. Совершенство – это всеобъемлющий закон природы и человеческого общества…

Уйди так глубоко в себя мечтой упорной,

Чтоб настоящее развеялось, как пыль!..

И тогда, и особенно теперь не покидает мысль: а если бы отдаться тренировкам без остатка – весь спорту! Что за результат можно было бы добыть! Понятно, любой результат обречен на заурядность времени. И все же…

И все же сколько бы я ни тренировался, измождения не ведал. Я уставал до немоты мышц, до обезвоживания организма, но после короткой паузы снова оживал и был готов к работе. И я работал. Даже кожа на руках не всегда выдерживала, лопалась обувь, сгорали рубашки, а я все еще был могуч силой…

Благословенна работа.

Сочна и правильна жизнь, осмысленная через работу. Крепка здоровыми чувствами. Все мгновения полновесны. Ни единого дыхания вхолостую. И вся земная твердь особенно близка и понятна…

На мой взгляд, атлет значителен не победами. Новое, что несет с собой атлет, и превращает его в настоящего чемпиона – чемпиона среди чемпионов, в имя среди тысяч медальных имен – в этом значение такого человека.

Борис Кузнецов в книге об Альберте Эйнштейне писал: "Гений не тот, кто много знает, ибо это относительная характеристика. Гений много прибавляет к тому, что знали до него… Эпигоны гения знают, как правило, больше него, но они не прибавили ничего или почти ничего к тому, что люди знали раньше, их деятельность характеризуется, может быть, большим объемом познанного, но нулевой или близкой к нулю производной по времени…"

Своим существом большой спорт не составляет исключения. Он тоже – от жизни общества. И при всей внешней далекости от науки подчинен тем же законам. Ее категории приложимы и к его смыслу. Все в развитии человечества переплетено в единый клубок общего.

Тяжело и жалко смотреть на людей, которых страх смерти вынуждает жить с опущенной головой и в вечном бережении каждого шага.

Да пусть она провалится, смерть, чтобы она, пока бьется сердце, диктовала поведение! Пусть подождет в передней, а еще лучше – на дворе, под дождем и в слякоть. Никто, пока я жив, не станет хозяином моих страстей и желаний. Никто и никогда не затенит мне солнце.

Смерть есть, но это не значит, что ты у нее в холуях.

Пока я жив – буду искать радость и улыбку себе и людям.

Я склоню голову только перед радостью – "радостью, имеющую тысячи лиц…".

Слово "подвиг" – производное от слова "движение". Подвиг – это значит что-то продвинуть, вырвать из заурядного, познанного. А это всегда – новое.

Друг мой, храни героя в своей душе!

Глава 213.

Я без удержу пробовал сверхнагрузки – больше, больше!..

Богдасаров пытался образумить меня, уговаривал: "Не нужны потрясения, опасны эти сверхнагрузки и пробы. Довольно! Твоей силы хватит на добрый десяток лет вперед. Верь: я тебе не принесу вреда, ты мне как сын…"

"Ты мне как сын…"

А я видел только "железо" и будущую силу.

Это уже было не честолюбие, а какое-то опьянение: любой ценой грести силу, повелевать силой, доказывать знание силы.

Нет, это было даже не опьянение, а какая-то наркомания, когда наркотиком стала сила.

Я мог тренироваться сутками все годы – и мне было мало. В мышцах постоянно зрела жизнь. Неукротимость этой жизни, ее широта, ее безмерность лишали меня чувства реальности…

Я честолюбив, и даже очень, но мое честолюбие лишь в особых случаях способно ранить или давить другие жизни – в этом я убедился. Оно целиком сосредоточено на мне. Я себя не щажу, я себя превратил в средство достижения всех своих устремлений. За все плачу я – только я. Это чувство делает меня беспощадным – я уже ни во что не ставлю себя. Исполнить назначение – прочее не имеет смысла.

Запись из дневника 16 апреля 1963 года:

"Это не тренировка – мучение. Я люблю тренироваться и тренируюсь с радостью, но эти тренировки – мучение.

Эти тренировки из тех, которые должны пробивать дорогу, вытаскивать организм вверх по восходящей линии физических возможностей.

Для этого надо столько поднять и такие большие веса, чтобы все в тебе было выработано, запасы были на нуле. Лишь тогда восстановительные процессы наиболее эффективны и лишь тогда происходит расширение твоих физических возможностей, а с ними захват новых весов во всех упражнениях.

Именно такой была тренировка и сегодня.

Я ехал домой с одним желанием – пить.

И пил все подряд: молоко, компот, а когда все кончилось – кефир и воду. Я раздулся от жидкости, а пить хотелось по-прежнему, то есть я горел от жажды. И я в самом деле горел. Я лежал весь остаток вечера, но это не доставляло ни облегчения, ни удовольствия. Эта необычная работа перешла в сильное возбуждение. Хотелось резких движений. И раздражали какие-то незначительные мелочи, музыка, шум за окном. Этот шум за окном и в нормальном состоянии не дает спать-дни и ночи по шоссе грохочут самосвалы, ревут дизели. Окно на эту сторону я заделал книжными полками, получилась не комната, а нора. Но от шума все равно не удается избавиться. А после таких тренировок он невмоготу. Я затыкаю уши ватой, накрываю голову подушкой – и все равно не могу заснуть. А уж воздух… одна гарь…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});