Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале - Алексей Ракитин

Следует, однако, отметить, что и без специальных «пыточных» приемов интенсивный допрос является весьма и весьма болезненной процедурой в силу того, что допрашивающий постоянно сидит на груди допрашиваемого. Создаваемое таким образом статическое давление окажется провокатором того самого «карминового» отека легких, о котором было сказано чуть выше. То, что вес крепкого мужчины, облаченного в зимнюю одежду, с оружием в руках, может достигать (и заметно превосходить) центнер, представляется вполне разумным допущением. Такой мужчина в положении сидя создаст статическую нагрузку на грудь лежащего под ним человека, намного превосходящую 50 кг, которые Лакассань считал «порогом» развития «карминового» отека легких. Любой взрослый мужчина, сомневающийся в эффективности подобного воздействия, может провести эксперимент в домашних условиях — лечь спиною на пол и попросить кого-либо из домочадцев соответствующей комплекции сесть на грудь, вытянув ноги, и спокойно посидеть так некоторое время. Двух-трехминутный натурный эксперимент все расставит по местам и заметно обогатит жизненный опыт.

Итак, когда иностранные разведчики выскочили к кедру, они явно почувствовали себя обманутыми, не увидев возле костра всю группу. Вместо 9 человек там находились всего двое, причем один из них (Георгий Кривонищенко) либо сидел на дереве, либо успел туда залезть при приближении убийц. Поэтому оставшийся под деревом Юрий Дорошенко был подвергнут интенсивному допросу по всем правилам «диверсионной науки» — с приведением в положение лежа и статичным медленным удушением. Он должен был сказать, куда ушла вся группа и каков их план спасения, но он не ответил на заданные ему вопросы (и мы это докажем). Возможно, ему задавали и какие-то другие вопросы, например связанные с персональным составом участников, их родственными связями и пр., — мы этого знать не можем, да это знание и не даст нам понимания случившегося. Важно то, что расправу над Юрием Дорошенко могли наблюдать (по крайней мере, слышать) все члены группы, остававшиеся к тому времени в живых, поскольку расстояние от кедра до настила в овраге вполне перекрывается человеческим голосом. А крик под кедром в случае интенсивного допроса (считай, пытки) должен был стоять ужасный.

Положение допрашиваемого усугублялось общим охлаждением тела и потерей сил, вызванной борьбою с холодом. Кроме того, на быстрое развитие «карминового» отека повлияло то, что Дорошенко лежал на мерзлой земле, что усилило спазм сосудов и ускорило наступление фатальных последствий. Можно предположить, что агония задыхавшегося последовала довольно быстро — минут через 5–7 с момента начала допроса. Это вполне достоверная оценка, даже вполне возможно, что завышенная. В любом случае, убийцам пришлось прервать допрос, так толком его и не начав. Увидев, что у Дорошенко изо рта и носа пошла кровавая пена, мучители остановились и, возможно, даже предприняли простейшие меры по оказанию помощи — перевернули на грудь, постучали по спине, — надеясь, что это поможет восстановить дыхание. Но спасти Юрия Дорошенко могли только неотложные реанимационные мероприятия. Он скончался, лежа лицом вниз, в таком положении убийцы и оставили тело, но мы точно знаем, что сначала он лежал на спине и отек легких у него начался именно в этом положении, поскольку выделявшаяся пена стекала изо рта и носа вниз, на щеку, к уху. Кроме того, в волосах Юрия оказались найдены хвоя и мох, что было бы невозможно, если бы он все время находился лицом к земле.

Завершая разговор о насильственном умерщвлении Юрия Дорошенко, остается указать на два момента, важных для исключения возможных кривотолков. Во-первых, следует подчеркнуть, что «карминовый» отек легких не мог быть следствием лавины, завалившей его на склоне. Смерть молодого человека находилась в прямой следственной связи с отеком легких и была отделена от последнего очень незначительным промежутком времени. Если бы отек начался в палатке на склоне горы, то Дорошенко до момента наступления смерти никак не успел бы спуститься к кедру. И уж тем более не принял бы участия в разведении костра под деревом (чем он активно занимался, в этом нет никаких сомнений). Во-вторых, необходимо пояснить, что изменение первоначально алого цвета пены на серый объясняется разрушением кровяных телец в течение длительного времени, прошедшего с момента ее образования. Хорошо известно, что кровь на воздухе темнеет, так что приобретение пеной серо-бурого оттенка удивлять не должно. Для нас важно то, что изначально пена не была белой, а стало быть, в ней присутствовала кровь.

За допросом Дорошенко наблюдал — не мог не наблюдать — Георгий Кривонищенко. Как было написано выше, в момент появления противника у кедра он либо находился на дереве, либо успел вскарабкаться наверх. Действия его, несмотря на кажущуюся бессмысленность, были вполне рациональны: Георгий, скорее всего, понимал, что противник, хотя и грозит оружием, на самом деле не намерен его использовать. Снять же с дерева активно сопротивляющегося взрослого мужчину без применения огнестрельного оружия довольно проблематично, есть немалый риск получить травму (чего иностранные агенты, понятное дело, допустить не могли). Поэтому, вполне возможно, Георгий рассчитывал пересидеть некоторое время наверху в надежде, что какие-то события отвлекут преступников от дерева и он получит возможность спуститься, чтобы попытаться скрыться уже на земле. Впрочем, на что действительно рассчитывал Георгий, мы не знаем и знать не можем, так что его мотивация — всего лишь домысел, не имеющий прямого отношения к фабуле повествования.

Но мы точно знаем, что Георгий Кривонищенко залезал на кедр и в последние минуты жизни изо всех сил старался на нем удержаться. Тому в уголовном деле есть неожиданное свидетельство, к сожалению, никем из исследователей трагедии должным образом не оцененное. О чем идет речь?

Судмедэксперт Возрожденный, проводя вскрытие трупа Георгия Кривонищенко, обнаружил во рту покойного кусок эпидермиса размером 1 х 0,5 см. Он даже связал происхождение этого куска кожи со скальпированной раной на пальце правой руки. Все это выглядело так, словно погибший в момент агонии сжимал зубами пальцы — именно сжимал, стискивал челюстями, а не согревал, скажем, дыханием. Для чего же Гебргий мог грызть собственную руку?

Тут надо сказать, что в криминальной истории человечества сохранилось немало (многие десятки!) абсолютно достоверных примеров тяжелых самоповреждений кистей рук зубами.

Все они связаны с попытками человека ускорить наступление собственной смерти. Известно, что подавляющая часть заживо похороненных либо заживо замурованных людей наносили себе зубами тяжелые повреждения запястий и даже отгрызали кисти рук в надежде вызвать обильное кровотечение. К аналогичным саморанениям способны и душевнобольные. Однако при всей занимательности этой информации она нам ничего не дает, ввиду невозможности провести параллель с ситуацией, в которой оказался Георгий Кривонищенко. С ним явно происходило нечто иное. Но что именно?

Думается, ответ надо искать в неотвратимом переохлаждении организма, с которым столкнулся Георгий Кривонищенко. Понижение температуры тела автоматически приводит к замедлению всех биохимических реакций, в частности так называемого «тканевого дыхания». Количество кислорода, переносимого кровью в каждую клетку человеческого тела, начинает понижаться, в результате чего развивается явление, получившее в медицине название «тканевой гипоксии». Оно проявляется в виде внезапной сонливости, чувстве глубокой апатии, адинамии (нежелании двигаться), резкой слабости. При наступлении тканевой гипоксии активная борьба за жизнь, как правило, прекращается, хотя замерзающий некоторое время остается в сознании и отдает себе отчет в происходящем. Если в начале замерзания человек испытывает резкую боль в остывающих конечностях, то на этом этапе их чувствительность практически исчезает. А вместе с нею исчезает и способность к точным координированным действиям. Георгий в таком состоянии не мог держаться за ветви кедра, сжимая их ладонями, — руки его уже не слушались в должной степени, пальцы просто разжимались под весом тела. Но он мог охватить ствол или ветку рукою и, закусив зубами палец (или несколько пальцев, или край ладони), создать своеобразный «замок», удерживавший его от падения. Когда процесс переохлаждения зашел уже слишком далеко и Кривонищенко потерял сознание, то вместе с ним он утратил и контроль за своими действиями — это привело к тому, что зажатая зубами рука выскользнула, оставив скальпированный кусочек кожи во рту.

Если считать, что Кривонищенко и Дорошенко все время оставались под деревом одни и никакого «устрашающего фактора» рядом не было и в помине, то совершенно непонятно, почему никто из них ничего не предпринимал для самоспасения! Даже ощутив полный упадок сил и неспособность самостоятельно передвигаться, любой из них мог бы крикнуть: «ребята, умираю! замерзаю!», и к кедру обязательно примчались бы обутые и одетые Тибо и Золотарев. Спасти они, конечно, уже никого не спасли бы, но хотя бы унесли в овраг с продуваемого всеми ветрами пригорка…