Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

Фридрих тоже остановился.

- Я знал, - процедил он, - что разложение в России зашло достаточно далеко, вы принимали даже китайцев. Но это...

- Я же говорю, вы не поняли! - Гельман явно не знал, куда девать руки. - Это не настоящий негр! Это актёр! Это просто краска! Он такой же ариец, как вы и я!

Власов невольно рассмеялся: простодушное нахальство юде, по ходу записавшего себя в арийцы, была и впрямь забавно.

Гельман, видимо, не понял причины смеха, поэтому засмеялся сам.

- Давайте всё-таки вернёмся, - предложил он мягко, обходя вокруг неподвижно стоящего Власова. - Ничего страшного ведь не произошло, не правда ли? Ведь мы на меня не обиделись? Клянусь, я просто забыл про этого несчастного портье, я здесь завсегдатай, я давно перестал его замечать, я даже не думал... - он всё обходил вокруг Фридриха, как будто заворачивая его в рулон из мягких слов.

Власов сделал усилие, чтобы не слышать этого голоса и подумать самому.

Скорее всего, решил он, Гельман врёт: он вполне сознательно привёл его именно сюда и именно в расчёте на его, Власова, реакцию. Да, галерейщик хотел его задеть, причём задеть не просто так, а совершенно определённым образом, он чувствовал это в интонациях Гельмана, в его наигранной угодливости... тоже, кстати, имеющий вполне определённый оттенок. Нет, не зря он отпустил фразочку насчёт арийцев...

- Ну что ж. Если вам угодно, - Власов сделал ударение на "угодно", - вернёмся. Не зря же я отказался от приглашения Льва Фредериковича?

- Да, конечно, - согласился Гельман с едва заметной запинкой. Он явно не ожидал, что Фридрих так быстро согласится.

Когда они вернулись, на месте злополучного "негра" сидел "индеец" в уборе из перьев. Он был даже немного похож на индейца, как их рисовали в старых книжках. Фридрих молча отдал ему куртку и прошёл дальше. Зелёный пакет с книжкой он, однако, прихватил с собой: мало ли что.

Помещение клуба было невелико. Некрашеные столы, тяжёлые деревянные табуреты, на стенах - барометры, секстанты и колчаны со стрелами. Окна были занавешены тяжёлыми бордовыми шторами, потолок слегка подсвечен. Очень тихо играла музыка: Власов узнал "Времена года".

В самом центре на возвышении стояли стеклянные ёмкости с разноцветными жидкостями. Внизу поблёскивали краники.

- Настоечки, - преувеличенно бодро потёр руки галерейщик, - клюковка, рябиновка, брусничная... вот там хреновушечка... на грецких орехах, на травах всяких... Вы уж как хотите, а я себе брусничной возьму к оленине. Это настоящая русская кухня...

Пока они усаживались за столик - Власов выбрал местечко у окна, - у Гельмана ещё два раза звонили целленхёреры, сначала один, потом другой. Галерейщик каждый раз отделывался "спасибо - всё хорошо - всё после - у меня переговоры". Произносил он эти слова с такой интонацией, как будто стоял прямо посреди Тверской на разделительной полосе.

Появилась официантка в каком-то странном цветастом платье. Власов прищурился: похоже, это был намёк на цыганскую одежду, хотя не более чем намёк. Насколько было известно Фридриху, в прошлом столетии цыгане были популярны у московских и петербургских кутил, но та мода давным-давно прошла; отношение же к ним простого народа в России было традиционно скверным. В данном случае расовые законы легли на подготовленную почву.

Официантка принесла меню и две крошечные стопочки с кроваво-красной жидкостью. Власов понюхал жидкость и отодвинул свою стопку: от неё разило спиртом. Гельман же сразу же схватил свою, запрокинул голову и буквально вытряс её содержимое себе в рот.

- Как вы собираетесь ехать обратно? - насмешливо осведомился Фридрих. - Учтите - с пьяным водителем я не поеду. И более того - не имею права и вам позволить нарушать закон.

- А, ничего страшного, - отмахнулся галерейщик. - Никаких нарушений. Вызову одного мальчика, он нас отвезет. И, между прочим, почему сразу "с пьяным"? Всего-то стопочка для аппетита... Нет-нет, я понимаю, какие законы в этой стране, - он подчеркнул голосом слово "этой". - И вынужден им повиноваться. Я просто хочу сказать, что в нормальном мире давно нет этой вот паранойи. К примеру, во Франции вы можете совершенно легально садиться за руль после, скажем, бокала шампанского. И вино там наливают даже детям, и никто не делает из этого трагедии... Неужели вы даже шампанское не пьете? По праздникам, а?

- Не понимаю людей, которые берут такую вкусную вещь, как виноградный сок, чтобы превратить ее в такую дрянь, - искренне сказал Фридрих. - Помимо всех своих прочих недостатков, алкоголь еще и отвратителен на вкус.

- Ну, знаете, на вкус и цвет... - пробормотал Гельман и раскрыл черную кожаную папку с меню.

Изучение меню не заняло и пяти минут. Фридрих согласился на стейк из оленины под соусом из лесных ягод и напиток из лимонника. Гельман распорядился насчёт такого же стейка, долго выбирал напитки, о чём-то советовался с официантом. Потом снова затрезвонил целленхёрер и у галерейщика начался очередной разговор.

Власов тем временем продолжал обдумывать ситуацию. Итак, сегодня он приглашён на ужин с Фрау. Приглашён почти вынужденно, спасибо Льву Фредериковичу. Что касается Гельмана... Власов прикрыл глаза и представил себе сцену: он разговаривает со старухой, но тут вмешивается галерейщик... он что-то говорит Власову, что-то резкое и неприятное... Власов чувствовал, что всё это как-то связано с фальшивым негром: хитрому юде зачем-то понадобилась эта сцена, он разыграл её в расчёте на что-то... но вот суть этого расчёта Власов не улавливал.

Меж тем, Гельман закончил свои переговоры. На этот раз он не просто сунул приборчик обратно в карман, а демонстративно его отключил.

- Задёргали, - пожаловался он, - сегодня весь день звонят. У меня сегодня днём художественная акция была, - объяснил он, - ну, вы знаете... а утром ещё эта лихачёвская книжка... А вечером я должен проследить за ситуацией на ужине. Вокруг Фрау очень много лишних людей.

- Вроде Льва Фредериковича? - усмехнулся Власов.

- Ну, от него мало вреда, - отмахнулся Гельман, - так, беспокойство разве что. Очень инициативный старикан. Говорят, он когда-то работал на какую-то серьёзную контору... Не знаю, не знаю, очень сомневаюсь. Но сейчас он почему-то вообразил... - тут у Гельмана зазвенел второй, невыключенный целленхёрер.

- Что? - закричал галерейщик, прижимая трубку к уху. - Не слышу! Кого? Направьте туда наших. Адвоката и ещё кого-нибудь! Что? Что? Не слышу!

Он бросил трубку на стол. Целленхёрер закрутился от удара.

- Очень плохо, - сказал он куда-то в пространство. - Плохо жить в стране, где нет искусства, - добавил он, несколько успокоившись.

- Кажется, - заметил Власов, - мы встретились возле музея? И не самого плохого?

- В музее есть картины, - раздражённо сказал Гельман, - кстати, в основном западные. Я не про то. Искусство - это деятельность. Это то, что существует сейчас. Если в стране нет художников, нет и искусства. Оно, конечно, может быть завезено извне... хотя ведь они и этого не хотят! Но нет, они борются с художниками, несчастные идиоты... Лучше бы они боролись с собственной глупостью и ленью. Знаете, - он попытался заглянуть Власову в глаза, - если бы я не знал, что всё это кончится вот-вот, я бы уже давно отсюда уехал. Куда угодно. Даже в Китай, и то лучше... Хотя нет: в Китае, конечно, то же самое. Музеи, музеи, музеи...

- Ну, положим, музеев у них не так много, - усмехнулся Власов. - Насколько мне известно, вся китайская культура пошла на продажу. Коммунистам нужна валюта.

- Может, и хорошо, - не поддержал Гельман, - что на продажу. Ну, продали они какие-нибудь вазы эпохи Мин, купил их какой-нибудь западный банк, поставил в холле. Богатые клиенты ходят, изумляются, читают табличку - "вазы эпохи Мин". Кто выиграл? По-моему, Китай. Потому что он распространил свою культуру, заставил западных людей интересоваться ею. А если бы не продал, эти минские вазы были бы никому не нужны и не интересны. И стоили бы они гроши, это я вам говорю как специалист. А так - существует рынок китайского искусства, там идёт жизнь, крутятся деньги...

- Вы много говорите о деньгах. Вас они так интересуют? - прервал излияния Гельмана Власов.

- Меня интересует жизнь, - отбрил галерейщик, - а где начинается жизнь - там появляются деньги.

- Жизнь? - приподнял бровь Власов.

- Ну да, жизнь, - продолжал галерейщик, подливая себе ещё настойки. - Когда что-то происходит, понимаете? Вот вы - вы боретесь с изменениями, с любыми переменами, вам кажется, что они несут вам угрозу...

- Мне? - решил уточнить Фридрих.

- Ах, боже мой, ну не будем делать вид, что мы ничего не понимаем. Разумеется, я имел в виду не вас лично. Вы, вы все, то есть ваша контора, и всё то, что за ней стоит, что она защищает... или думает, что защищает. На самом деле ни черта она не может защитить, и вы скоро в этом убедитесь...

- Вы так в этом уверены? - иронически осведомился Власов. - Может, вам и подробности известны?