Обсидиановый нож - Александр Мирер

Он почувствовал, что земля вздрагивает под их ногами. Втянув ноздрями резкий запах гепарда — Укха боится, жмется к ногам — он оттолкнул ногой глупую кошку. Прижал натянутую тетиву к щеке, в просвете между листьями поймал в прицел круглую безглазую голову, выпустил стрелу. Мгновенно поймал тупец второй стрелы и снова прижал тетиву к щеке.

Тварь, взмахнув длинной рукой, отбросила стрелу в полете — сверкнуло белое оперение. Гиганты не могли остановиться сразу, они скользили, упершись ступнями в траву, и между их массивными телами проскользнула согнутая белоголовая фигурка.

Ахука ослабил тетиву — перед ним стоял Хранитель Памяти. Он пересек поляну перекрестка и был так близко, что концом стрелы Ахука мог бы прикоснуться к красному жуку на его груди.

— Человек, уходи! — приказал Хранитель. — Ты слышишь меня?

Ахука молчал.

— Уходи! Ты должен знать меня, — утвердительно сказал Хранитель. — Со мной идут посланцы Великой Памяти; повинуйся!

Твари стояли недвижные, как скалы над Рагангой. Ни малейшего движения не было на перекрестке, и Ахука понял, что дороги закрыты от самого Подземелья. Бессознательно он начал думать не на раджане, а на языке Памяти. Пропел, обращаясь к Хранителю:

— Учитель, а ты с трудом говоришь на раджана!

— Ахука, сын мой! — безмерно удивился старец.

— Зачем ты ведешь их, учитель?

— Такова воля Нараны.

— Разве Нарана приказывает?

Таков совет Нараны. Уходи.

— Я бы ушел, — сказал Ахука. — Но с тобой нардики. Не дам я убить пришельцев, учитель.

— Дитя… — сказал старец.

Луна уже всплыла над кронами. Ахука видел мудрые, воспаленные глаза старого Хранителя, застывшую на его лице улыбку, и гигантских нардиков, застывших на дороге. «Они должны весить две дюжины дюжин горстей, — думал Ахука, — а обычные нардики весят одну горсть… быстро распорядилась Великая Память… воистину, ее возможности безграничны…»

— Дитя, — повторил учитель. — Пришельцы угрожают Равновесию, нардики отнесут их, посадят на Птиц, и они уйдут. Равновесие будет спасено.

— Ты волен был попросить их уйти.

— Они полны любопытства, сын мой. И ты полон любопытства… таковы ученые. Сын мой, не ставь знание превыше Равновесия… Забудь о пришельцах. — Он обернулся. — Веди их, Кхиру!

Дрогнула земля. Округлые гигантские тела миновали полосу лунного света. За ними пробежал один из младших Хранителей, бывший Кузнец, скрылся в тени. Ахука услышал, как испуганно пыхтит Тан, и, спохватившись, присвистел собак, карауливших вход в лечилище.

— Приходи ко мне завтра, Ахука, — сказал старец. — Нарана ценит, что первое предупреждение о Звезде передал ты. Сын мой, не говори с людьми об этом деле, остерегись. Нарана не остановится ни перед чем для спасения Равновесия…

Глава 2

— Дхарма! — звали от входа.

Девушка оттолкнула Кольку и длинным прыжком, как кошка, метнулась на голос.

— Что она хотела сказать? — спросил Володя. — Бешеная.

— Да уж, прыжочки, — выдохнул Колька. — Почему мы «большеголовые» она спрашивала.

— Это я понял — связывает Нарану с формой нашего черепа… А что она толковала о крысах?

— Ты же слышал. «Почему мы не крии или не пожиратели крыс?» Одурела совсем!

— Не так уж одурела, — сказал Володя. — Они предубеждены против нас, не имеющих живых информационных центров, как мы были предубеждены против них, не имеющих письменности. Заметим, — он стенографировал и говорил, — заметим, что предубеждения такого рода всегда, или почти всегда неоправданны… Но каков темперамент!

— Постой-ка, — сказал Колька. Он узнал басистый голос Брахака и пошел к двери, стараясь не шуметь ногами. Проклятые ботинки!

— …Опасно. Я не хочу брать сторону тех или других. Разбуди Раф-фаи, заставь подняться… посади, повтори утреннее лечение…

— Кому помешали они, Брахак?

— Смири свой нрав. Приготовь раненого в дорогу… Теплой полуночи…

Колька прошуршал на прежнее место. Догнать Брахака, поговорить? Нет, навязываться мы не будем…

— Что такое? — спросил Володя.

— А ничего. Флиртует.

— Энергичная женщина, — затем невнятное бормотанье. Сидит, пишет.

Именно в эту секунду Кольку и прихватило безошибочное ощущение: влип. Бессмысленное такое, но безошибочное. Во что-то он ввязался или ввяжется сию секунду — он понял это по острой, мгновенной зависти к Бурмистрову, который спокойно собирает информацию, не влипнет и спокойно уйдет. Может, поблюет после перехода. А я влипну. На какой секунде? Кабы знать где упасть, так соломки подостлать. Стоит советоваться с Дхармой, не стоит? Где же этот Ахука, интеллигент чертов? «Приготовь раненого в дорогу…» Хорошо, если к баросфере, а, может, и еще кой-куда.

Он бы меньше беспокоился, разгуливай вокруг вооруженная охрана или толпы любопытных, пускай враждебные, или еще какие. Любая определенность лучше, чем это — просторный пустой дом, крякающие лягушки в стенах, белый профиль Рафаила и непонятная женщина.

Становилось не то чтобы страшно, а неприятно, как во сне. Нажимаешь, оно подается во все стороны, как резиновое, не прорвешь, одна надежда — проснуться…

Да, надо вырываться отсюда.

Дхарма вернулась, смотрит. Он кивнул ей, Володе сказал: «Ты, значит, посиди, а мы потолкуем». Подошел, присел на лежанку с нардиками. Как обращаться — «Дхарма» или «Мин»?

— Мин, я слышал голос Брахака. Он говорил об опасности?

Она сидела, зажав руки между коленями.

— Опасно… сопротивляться тем… кто придет за вами… — мысленно переводил он её слова, — чтобы отвести вас… к железной дыне.

Неожиданно и фальшиво он осведомился:

— Разве мы мешаем кому-либо?

Она промолчала. Колька заглянул ей в лицо, и взгляд его отдернулся, как рука от раскаленного металла. Он отвернулся будто бы посмотреть на Рафаила, а глаза ее горели на нем, как два ожога.

Очень хотелось курить. Он шесть лет не курил. Сейчас руку бы отдал за сигарету. Смотрит! Сидит такая, какая есть — тонкая, гладкая и округлая, и коричнево-матовая, как старая скрипка — смотрит… Сопротивляясь неслыханному томлению, он злобно подумал что такие глаза надо под паранджой прятать, наглухо, насовсем…

Он разозлился — давно было пора. Злость отшибает сексуальные эмоции. Он хочет вернуться, и он вернется, тоже мне обольститель, светловолосая бестия… Злобно фыркнул на Бурмистрова — проверку придумал, экспериментатор! А ну, Карпов, прекратите эмоции… «Тик-так, тик-так, не стучите громко так». Вы еще не влипли, Карпов, и, будем надеяться, благополучно вернетесь в городок, под осенний мелкий дождичек…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});