Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

Тут, наверное, есть отчасти и его вина.

Он так долго желал жить спокойной и достойной жизнью, без прижиганий каленым железом эпохи, что в итоге все-таки получил желаемое.

Даже в приводимой выше цитате (равно как и во многих иных критических статьях на ту же тему) претензии по финалу «Золотой кареты» направлены почему-то к режиссерам спектакля, а не к автору пьесы, депутату Верховного Совета и лауреату Ленинской премии.

С другой стороны, вскоре критиковать Леонова станет почти не за что просто потому, что за сорок лет после «Русского леса» он опубликует лишь две небольшие вещи: киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» и долго лежавшую в столе, с 1938 года переправляемую повесть “Evgenia Ivanovna”.

С середины 1950-х Леонова не терзают в прессе, но почтительно изучают. Книги и исследования о нем начинают выходить ежегодно и массовыми тиражами.

Всевозможные театральные, а затем радио— и телепостановки также станут традиционными.

Одновременно с «Золотой каретой» в Московском театре имени В.Маяковского режиссером Николаем Охлопковым будут поставлены «Половчанские сады» под названием «Садовник и тень».

В декабре 1958 года в Ленинградском драматическом театре пройдет инсценировка по роману «Русский лес» — «Живая вода».

Но писать при этом Леонову хочется все меньше и меньше, и уж точно — писать о современности.

Сталинская эпоха хотя бы заслуживала серьезного разговора: глаза в глаза с огромным, суровым и яростным временем. А на исходе пятидесятых, быть может, начало происходить измельчание и тем, и трагедий.

23 октября 1958 года Борису Пастернаку — второму после Бунина из числа русских писателей — была присуждена Нобелевская премия по литературе. Тут, безусловно, имел место фактор политический; в качестве претендента до Пастернака рассматривался Шолохов, и заслуживал ее куда больше, но его «задвинули». Впоследствии Нобелевский комитет будет трижды рассматривать кандидатуру Леонида Леонова — но ему, в отличие от Шолохова и Пастернака, премию так и не дадут. Отчасти это объяснимо: кто ж там на Западе умел читать на «пятой горизонтали» — это и в России мало кто мог!

Пастернаку тем временем пришлось пережить унизительные проработки, в которые традиционно вовлекли и писателей.

25 октября состоялось заседание партийной группы Президиума СП, присутствовали 45 человек, в том числе Лев Ошанин, Мариэтта Шагинян, Николай Грибачев, Сергей Михалков; последние двое призвали выслать Пастернака из страны, и Шагинян их поддержала. 27-го состоялось уже совместное заседание Президиума Правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей РСФСР, тоже собравшее большое количество литераторов видных и маститых: там были Николай Тихонов, Валентин Катаев, Вера Панова, Борис Полевой, Александр Твардовский…

Большинство литераторов Бориса Пастернака осудили, некоторые смолчали.

По болезни на собрание не явились Шолохов, Лавренёв, Гладков, Маршак, Тычина, Всеволод Иванов, а Леонов — не явился без причины. Он уже сказывался больным в 1930-е, добрую сотню раз за десять лет. Теперь мог позволить себе просто не ходить, не затрудняясь поиском оправдания.

Не то чтоб ему было жалко Пастернака. Наверное, чувство жалости у Леонова стало к тому времени каким-то иным по составу, чем у большинства людей. С тем же успехом можно спросить: а умеет ли жалеть валун или насколько человечно древесное кольцо…

Борис Пастернак как поэт истинный и чувствующий недоступное многим иным как-то понимал это. Да, он знал об отказе Леонова участвовать в судилище над ним, и даже был дружен с Леоновым в 1942-м, и восхищался им несколько раз — и при всем этом, кажется, боялся его не бесчеловечности, а вне-человечности, обращенности в какие-то другие сферы, темные и мучительные.

Они несколько раз встречаются уже после отказа Пастернака от Нобелевской премии, и о содержании их разговоров мы можем догадаться по одному факту.

В 1958 году Леонов начинает работать над очередным вариантом «Пирамиды», одним из сюжетов которой является, как известно, приход дьявола на землю.

Борис Пастернак умрет 30 мая 1960 года, за сутки до дня рождения Леонова, и в предсмертном бреду увидит его у изголовья — как он сидит и говорит о «Фаусте» и о дьяволе; и глаза Леонова строги и нездешни, и часть лица недвижна.

Очнется ненадолго и попросит Леонова не пускать в дом.

Глава десятая

Evgenia Ivanovna и мистер Мак-Кинли

«Опасный человек»

В ноябре 1959 года, в связи с приближением 50-летия со дня смерти Льва Николаевича Толстого, был создан Юбилейный толстовский комитет. Леонид Леонов стал его главой.

Профессор Владимир Аникин, назначенный секретарем Юбилейного комитета, вспоминал, как все начиналось: «Леонов приехал на улицу Воровского (ныне Поварскую) и, отпустив шофера, поднялся по небольшой парадной лестнице. <…> Леонид Максимович стремительно прошел по коридору к секретарям правления, пожимая руки знакомым. Я увидел его мельком, высокого, стройного, несмотря на возраст. Первое впечатление — совсем не похож на руководителя. В том, как он здоровался со знакомыми, не было нарочитости, в жестах замечалась обходительность, а в движениях — порывистость».

Здесь мы остановимся на минуту и попытаемся понять, что за Леонов предстает пред нами теперь.

Это уже совсем другой человек — в сравнении с тем, которого мы знали до сих пор.

Леонов — действительно сановник, и мы не склонны вкладывать в это определение хоть какой-нибудь негативный смысл. Он человек, облеченный саном, и благо снизошло бы на ту страну, где подобных ему сановников было бы большинство.

Отныне весомо не только его слово — само присутствие Леонида Леонова наполняет смыслом всякое мероприятие, заставляя видевших его запоминать все детали произошедшего.

Леонов пережил кризис середины 1950-х и наглядно бодр. Роман «Пирамида», переименованный из «Ангела» в «Большого Ангела», в работе, завершается вторая редакция «Вора» — новый вариант романа будет опубликована в том же 1959-м.

Минувшей весной страна торжественно и с фанфарами отметила 60-летие Леонида Леонова, и его — во второй раз — наградили орденом Ленина. Писателей такого уровня в Советском Союзе всего двое, ну, может быть, по гамбургскому счету, трое, но, как Есенин в свое время писал, «да, не обойдешься с одним Пастернаком».

С каждой наградою писательская неприкосновенность Леонова становится все более прочной, но, надо признать, читатели рефлексирующие и сомневающиеся со временем начнут сторониться его книг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});