Сто полей - Юлия Латaынина

Сероглазый и темноволосый чужеземец улыбнулся; у него были удивительно белые зубы, ровные, как обкатанная водой галька, и когда он улыбался, кончики его темных густых бровей приподнимались вверх, и внутри усталого, осунувшегося лица словно загоралась свеча.

– Меня зовут Клайд Ванвейлен.

У него не было ни меча, ни секиры. Но Баршарг ни мгновения не забывал, что, вероятно, этот человек вооружен лучше его.

– Я торговец и приехал в империю вместе с Даттамом.

– И уже успели посоветовать всякой сволочи требовать доли в управлении государством, – резко сказал Баршарг.

«Зачем, зачем такой вопрос, – отчаянно заметалось в голове Баршарга. – Это же шпион со звезд, а может, и вовсе не человек!»

– Почему? Почему вы это предложили?

– Потому что государством должен править народ.

– Народ, – почти вскрикнул Баршарг, – вы видели мой народ? Вы знаете, что первое, что он потребовал после смерти экзарха, – это разделить попавшие в частную собственность земли? Вы слышали, что мой народ жжет по деревням богачей, и что только мое войско в силах предотвратить самосуд? И этим людям вы хотите дать право голоса? И вы думаете, они проголосуют за что-нибудь, кроме возвращения в империю?

– Простите, – проговорил тихо, словно оправдываясь, Ванвейлен, – я не имел права давать советы.

Он был разительно не похож на свой мертвый, лишенный рисунков корабль.

За спиною Баршарга выбиралась на берег конная лава: громко фыркали мокрые лошади, орали сотники, равняя ряды: но чужеземец не сводил глаз с командира войска, казалось, пораженный чем-то сверх меры.

– Даттам далеко? – спросил араван.

– Боюсь, он уже в поместье, мы отстали, а он поскакал вперед.

Полные губы аравана Баршарга изогнулись в улыбке. Голубые глаза остались холодны, как труп.

– Что ж, господин Ванвейлен, – сказал Баршарг, – почтем за честь сопроводить вас. Нам по дороге.

* * *

Конница Баршарга шла к столице на рысях. Копыта коней – игреневых, черных, каурых, – взбивали в пыль императорский тракт, аккуратно обсаженный маслинами и милевыми столбами, и Клайд Ванвейлен понимал, что те полторы тысячи всадников, которые движутся с ними – это лишь малая часть целого.

Покойный экзарх Харсома держал дороги в безукоризненном порядке; три крупных тракта вели к столице провинции, Анхелю, и конники шли по всем. Может быть, они и состояли из варваров – но команд они слушались, как струна смычка. Ванвейлен еще нигде не видел такой выучки, и заранее прикидывал, что может войско, где безумная храбрость горцев соединена с железной дисциплиной империи.

А во главе этой лавины копейных значков, кольчуг и коней, на корпус впереди Ванвейлена, несся полководец в белом плаще, таком тонком, что сквозь него просвечивали кровавого цвета доспехи, в белых боевых перчатках, – правой, смыкающейся намертво на рукояти меча, и левой, увенчанной тремя стальными шипами, светловолосый, а скорее с волосами цвета речного песка, или выгоревшего в полдень солнца, – и он был поразительно, невероятно похож на Марбода Кукушонка.

Марбода, постаревшего на пятнадцать лет и разучившегося улыбаться.

Да, Харсому убили, но если в столице думали, что партия в «сто полей» выиграна – они ошибались. Исход партии зависел от скакавшего во главе войска белокурого аравана – и от того, сказал ли ему покойный экзарх о корабле со звезд.

* * *

Баршарг ехал молча, время от времени посматривая назад, на своего сероглазого спутника. Тот сидел в седле не лучше селедки.

С Баршаргом было полторы тысячи конников; он мог приказать схватить Ванвейлена в любой момент, и чем бы тот ни был вооружен, это бы ему не помогло.

Проблема была в остальных шестерых. Баршарг был убежден, что у этих людей есть средства связи друг с другом. По правде говоря, если бы Баршаргу, как полководцу, предложили выбирать между чудо-оружием и чудо-связью, он бы выбрал связь.

Нет, если схватить одного, остальные сразу узнают. Если они дураки, они попытаются добраться до своего корабля. А если умные – бросятся за помощью к Даттаму.

Собственно, кто сказал, что Даттам не знает, кого он привез с собой? Что эти люди не признались ему во всем в обмен на обещание невиданного могущества? Они могли перевербовать его, как когда-то Харсома. Бывший бунтовщик, продавший собратьев империи, – трудно ли ему продать империю новым хозяевам?

Нет, ему, Баршаргу, надо быть очень осторожным. Его знание – его единственное оружие. С чужеземцем можно шутить, с чужеземцем можно дружить – но ему нельзя задавать ни одного из тех вопросов, что крутились на языке у Баршарга.

Араван осадил лошадь, равняясь с неискусным всадником.

– В этом году оливки созреют на месяц раньше, – поднял руку в белой боевой перчатке Баршарг.

– А?

– Оливки. Их сажают вдоль дорог, чтобы от пыли плоды созревали быстрее.

Пыль, поднятая его всадниками, закрывала горизонт.

* * *

Сайлас Бредшо съездил в соседнюю деревню, купил там у рыбаков целый короб лещей и вернулся в Козий-Гребень.

В резном камушке, который сперли контрабандисты, много чего было: был передатчик, был и детектор. Бредшо уже вчера вычислил, что если копать до аварийного люка, лучше всего копать в ежевичнике – метра три. И еще вчера показалось, что корабль вроде цел.

Бредшо копал скоро, скинув серую куртку: на него так вчера поглядели из-за кафтана, что сегодня он сбежал в одежде батрака. Страх его прошел: Иршахчан со своей круговой порукой перехитрил самого себя, корабля никто не нашел, лагерь был разбит левее. Время от времени Бредшо выпрямлялся, чтобы утереть пот. День был в самом разгаре. Плясали в восходящем солнце хвосты на боевых веерах аравана Баршарга, визжала реквизированная свинья, страшно ухали барабаны и катилось по небу огромное, как колесо истории, солнце.

«Если, – думал Бредшо, – перевести действия Баршарга на наш язык, это вышло бы вот что: провозгласил независимость Варнарайна, раздал государственные земли в частное пользование и хочет установить в нем республику. Это, однако, опасное дело – заниматься переводами с вейского. К черту! Улететь, доложиться – и пусть специалисты переводят. Опять же они могут с переводом опоздать: история не всегда на сносях».

Бредшо повернулся спиной к далекому лагерю и продолжал копать. Он был уже по плечи в земле, когда кто-то сверху сказал:

– Да, если бы ты так свое поле копал, то верно бы его не упустил!

Бредшо поднял глаза: на краю ямы стояли трое в желтых куртках, и двое из них натянули арбалеты, а третий, с драной губой, подцепил и поволок к себе куртку с деньгами, с оружием.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});