Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони

class="p1">Мария-Луиза подернула плечом.

— Несчастна? Разве я могла бы быть несчастной? Будущая королева Испании мертва, а мертвые ничего не чувствуют.

И затем без всякого перехода у нее сорвалось с губ:

— А что стало с доном Годоем?

Жиль почувствовал, как пол под ним пришел в движение, сделался скользким. Он почувствовал всю опасность обсуждения интимных дел с этой непостоянной женщиной, у которой все чувства были на поверхности, и осторожно сказал:

— Меня не было весь день, я вернулся из Карабаншеля лишь поздно вечером и сразу заступил на дежурство. Я лишь недавно узнал об отъезде дона Луиса. Отъезд несколько поспешный, как говорят.

— До скандальности поспешный! — вскричала принцесса, чеканя слова. — Нарушены все законы королевства, все армейские законы. Это стыд, отказ в правосудии. Бедный мальчик! Почти без состояния. Выгнать, словно нерадивого лакея!

Куда он мог поехать. Бог мой?

Она побагровела от гнева. Жиль попытался ее успокоить:

— Домой, Ваше Высочество, в Эстремадур, где, как говорили, его отец владеет каким-то состоянием. У него еще есть сестры и младший брат.

Как по волшебству, выражение муки мгновенно исчезло с лица Марии-Луизы.

— Да, действительно, дон Луис мне об этом говорил. Да, младший брат, не намного младше его, на год или два. Это же прекрасно, младший брат, не правда ли, его зовут дон Мануэль?

— Не знаю, сударыня. Мы с доном Луисом не были особенно близки. Я поступил на службу испанской короне лишь семь месяцев назад.

Однако, по всей видимости, принцесса ничего не слышала из того, что он сказал. Она, казалось, следовала своим мыслям.

— Да, да, кажется, именно дон Мануэль, — говорила она, обращаясь к самой себе. — Он приедет на будущий год, и это будет справедливо. Жалованье гвардейца значительно, особенно для семей с малым состоянием.

Турнемин сдержал улыбку. Чем был вызван такой порыв благотворительности королевы — заботами об этой семье с малым состоянием или же о своей незанятой постели? Однако она не дала ему времени на поиски ответа. Тревога снова овладела ею.

— Вы уверены, что дон Луис действительно уехал?

— Я не понимаю вопроса, который Ваше Высочество соизволили мне задать.

— Мне кажется, что вопрос очень простой, — сказала она возмущенно, но тут же успокоилась. — Я хочу сказать, что монарх располагает многими способами, чтобы удалить кого-то.

— Понимаю. Если Ваше Высочество думает, что дон Луис смог удалиться не к себе в Эстремадур, а в мир иной, то она может быть спокойной. Многие из моих сослуживцев видели, как он сел на коня и выехал из дворца. Мне известно также, что он поехал с письмом от графа де Флорида Бланка к его отцу. В этом случае, я думаю, не следует опасаться даже опасностей в дороге.

— Ах, теперь благодаря вам мне совсем хорошо, — вздохнула Мария-Луиза, откидываясь на

подушки кресла. — Камень свалился с моих плеч, тоска прошла. С самого утра мной овладело такое беспокойство за этого бедного мальчика. Но теперь уже лучше. Я пошлю кого-нибудь, чтобы удостовериться, что он благополучно прибыл на место.

Полагая, что аудиенция закончена. Жиль поднялся.

— Ваше королевское Высочество разрешит мне вернуться на свой пост?

В первый раз Мария-Луиза улыбнулась. Такая проказливая улыбка была совершенно неожиданной на ее обеспокоенном лице. Она внезапно как будто помолодела на десять лет.

— Никто вас не торопит. Вам, должно быть, очень неудобно в вашей комнатке, я просто не представляю, кому может прийти мысль проверять, там вы или нет.

— Я тоже, но я получил твердое предписание.

— А я вам предписываю другое: оставайтесь еще со мною. Меня развлекает разговор с вами.

Мы же с вами почти соотечественники. Да, откройте окно, здесь очень душно, а ночь так прекрасна, — вздохнула принцесса с легким воркованием в голосе.

Он открыл окно. Действительно, ночь была великолепной, блеск звезд отдавал серебром. Приятные запахи из парка проникали в комнату. Затылком, плечами, спиной он чувствовал взгляд принцессы, острый, как укол иглы.

— Напомните мне ваше имя, — прошептала она так близко от него, что он вздрогнул.

Должно быть, она встала с кресла, подошла к нему. Терпкий запах гвоздики смешивался теперь с благоуханием сада.

Он мужественно, превозмогая себя, обернулся, прямо перед ним были ее сверкающие глаза, влажный рот и окутанная белым фигура. Ее Высочеству было так жарко, что она скинула халат.

Почва все более ускользала из-под него, но уже в другом направлении. Стараясь изо всех сил сохранить подобие приличия, Жиль ответил в поклоне:

— Шевалье де Турнемин де Лаюнондэ, к услугам вашей…

— Не это, другое имя, каким вас называют женщины.

— Мать мне дала имя Жиль, — ответил он, даже сам удивленный своим ответом.

Наверное, чувство крайней опасности заставило его искать защиты в этом воспоминании о суровой Мари-Жанне Гоэло, которая против своего желания когда-то дала ему жизнь. Однако Мария-Луиза была далека от того, чтобы понять, чем была мать для этого красивого молодого человека.

— Какое красивое имя, — проворковала она, учащенно дыша. — Ваша мать была женщиной со вкусом, шевалье… Но вам не душно? Эта форма, в ней же жарко! Снимите же мундир, вам будет лучше.

Каким бы странным ни был приказ, тем не менее он был отдан, а за ним чувствовался совершенно другой. Исполняя этот, Жиль подумал, что сейчас надо будет, для поддержания чести его имени, его страны, совершить не совсем обычный подвиг, а именно: заняться любовью с женщиной, которую он не желал. Но тело этой женщины было, в конце концов, достаточно приятным, чтобы это желание пришло, ведь для любовных игр его не нужно было понукать.

Прежде чем Мария-Луиза успела еще что-либо сказать, он поднял ее, понес к постели, небрежно бросил на нее принцессу, разодрал надвое ночную рубашку, не обращая ни малейшего внимания на украшавшие ее драгоценные миланские кружева, а затем прильнул к принцессе, обнял и принялся ласкать рукой ее обнаженное тело, дрожавшее от желания. Она обвилась вокруг него, как вьюн, прильнула губами к его губам с такой страстью, что зубы их столкнулись.

У него возникло впечатление, что какой-то спрут высасывает из него все его дыхание, но губы принцессы были очень умелыми, и очень скоро его собственное тело возгорелось желанием. Он хотел отстраниться от нее, чтобы освободиться от оставшейся одежды, но она удержала его с невероятной силой, прохрипев:

— Не снимай сапог! Мне всегда хотелось, чтобы меня изнасиловал грубый солдафон при разграблении города.

До того как Жиль полностью утонул в этих страстных плотских играх, он успел удивленно подумать, что мечты принцесс бывают подчас очень уж неожиданными.

«Разграбление города» продолжалось добрых три часа.