Моя профессия - Сергей Образцов

... Сегодня, второго мая, в двадцать три часа тридцать минут в честь исторического события – взятия Берлина советскими войсками – столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий».

А через неделю:

«Говорит Москва. Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Приказ Верховного Главнокомандующего по Войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту.

Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.

... В ознаменование полной победы над Германией сегодня, девятого мая, в День Победы, в двадцать два часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий».

Кончилась война. Кончилась война. В каждом доме радость. Огромная. Больше не бывает. Но почему на глазах у этой женщины слезы? Горькие, тяжелые. Кончилась война, почему же она плачет? Почему не пошла к соседям? Ее же звали. Там было весело. Там пели песни и пили шампанское.

Стихотворение Симонова «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди...» было чуть ли не молитвой каждого солдата, оно утверждало веру в жизнь, в победу, оно имело не меньшее значение, чем статьи Эренбурга.

Только зачем поэт обидел мать? Разве так можно? «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня, пусть друзья устанут ждать, сядут у огня...». Это неправда. Матери, даже получив похоронную, не верили и ждали. Плакали и ждали. И в День Победы плакали. И в День Победы продолжали надеяться и ждать.

У другого поэта точнее: «Увы! утешится жена, и друга лучший друг забудет; но где-то есть душа одна – она до гроба помнить будет! ...То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, погибших на кровавой ниве, как не поднять плакучей иве своих поникнувших ветвей...»

В конце июня я получил маленький билетик, и на нем было написано: «Тов. Образцов С. В. Правительство Союза ССР приглашает Вас на прием в честь участников парада Победы. Прием состоится в Большом Кремлевском дворце 25 июня 1945 года. Георгиевский зал».

На приеме был концерт, и мы с женой в нем участвовали. Я пел и показывал кукол, жена аккомпанировала.

Не в первый раз я выступал в Георгиевском зале, но, конечно, вечер двадцать пятого июня сорок пятого года навсегда останется в дневнике моей памяти.

Он был золотой. От золота люстр. От золотых имен георгиевских кавалеров, написанных на мраморе стен, от золота погон, от сверкающего золота бесчисленных орденов, от золота шампанского в хрустальных бокалах, от ощущения счастья.

Первая послевоенная

Кончилась война. Театр работает в полную силу. Ставим «Обыкновенный концерт» (потом мы его назвали «Необыкновенным концертом») – сатиру на эстрадные штампы. Почему ставим именно это? Объяснить и легко и трудно. Может быть, просто от ощущения счастья. От радости. А если докапываться до первопричин, то, вероятно, их две.

Во-первых, я эстрадник. Знаю эстраду вдоль и поперек. Люблю ее. Люблю и одновременно злюсь на то, что в ней плохо. На псевдоюмор некоторых конферансье. На штампы певцов и певиц. На многое.

Во-вторых, наша фронтовая программа была прежде всего сатирой. И мы заразились сатирой. Ведь сатира буквально зовет кукол в свои помощники. Во все времена истории кукольного театра она занимала большое место в его репертуаре.

В коллективе возник спор. Часть актеров непременно хотела играть что-то серьезное, какую-нибудь романтическую классику. Например, «Бурю» Шекспира или «Сон в летнюю ночь». Я вновь перечитал и то и другое и, по правде сказать, не очень понял их темы, да, кроме того, мне очень хотелось поставить что-то сегодняшнее.

У нас в театре труппа разбита на две самостоятельные группы. И вот одна группа не захотела ставить пародию на концерт, а другая, наоборот, увлеклась.

Мы начали работать. Кто мы? Семен Самодур, я, Зиновий Гердт, писатель Алексей Бонди и композитор Григорий Теплицкий. В дальнейшем к нам присоединился художник Валентин Андриевич и вернувшийся с фронта актер Владимир Кусов. Каждый день собирались, обсуждали, сочиняли, выдумывали. Андриевич сделал эскизы декораций и кукол, Теплицкий написал отдельные элементы музыки. Долго выдумывали и долго ставили спектакль, но нам повезло: новый спектакль был принят зрителем буквально с восторгом.

С тех пор он прошел больше шести тысяч раз. В какой бы город, в какую бы страну мы ни выезжали, нас всегда просили и просят: «Привезите с собой «Необыкновенный концерт». Мы показали его почти в четырехстах городах нашей страны и в тридцати четырех странах мира, а это значит, что он, этот самый «Необыкновенный концерт», показал нам всю нашу страну и еще тридцать четыре страны. И если «По щучьему велению» мы назвали нашей «Чайкой», а «Волшебную лампу Аладина» второй «Чайкой», то «Необыкновенный концерт» мы обязаны назвать нашей третьей «Чайкой».

В Польше и Чехословакии

Осенью сорок восьмого года наш театр впервые выехал на гастроли за границу. В Польшу и Чехословакию.

Гастроли эти забыть невозможно. Они не просто записаны, они буквально выгравированы в дневнике памяти.

Сердца наши колотились так, что становилось трудно дышать, а глаза не просыхали от слез. А как могло быть иначе, если на вокзалах нас встречали министры, представители заводов, профсоюзов, учителя и очень много детей. Оркестры исполняли гимны. Встречавшие приветствовали нас, говоря в микрофон, в микрофон же я отвечал. И все это звучало по радио по всему городу.

Советские флаги украшали и вокзалы, и театры, в которых мы играли, и гостиницы, в которых мы жили, и столики ресторанов, за которыми мы завтракали, обедали и ужинали. Все это было похоже на радостную встречу друзей после долгой разлуки, вернее, после долгих общих страданий и общего горя.

А горе это видно на каждом шагу. Раны не зажили. Кровь не высохла.

Нет города, около которого, а часто и внутри которого в парке, на пустыре, на площади не было бы кладбища советских воинов. Могилы, могилы, иногда общие, иногда отдельные с фамилиями русскими, украинскими, белорусскими, грузинскими, армянскими, азербайджанскими, узбекскими, казахскими, еврейскими. Разными фамилиями советских людей. Они пришли сюда за тысячи километров от своих городов и деревень, чтобы умереть, спасая жизни тех, которые нас встречали, спасая города, в которых мы будем играть наши спектакли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});