Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер

– У тебя прекрасные способности. – Девчонка перешагнула через корчившегося в агонии стражника и, не оборачиваясь, приказала: – Запри ворота. Сейчас мы здесь хозяева.

Население замка, объятое ужасом, уже высыпало во двор. Были тут и не успевшие вооружиться суровые воины, и изнеженные франты, и смазливые молодцы, самой природой предназначенные для любовных утех, и придворные дамы самой разной комплекции, по большей части облаченные в ночные рубашки, и прислуга всех званий, начиная от звероватых на вид конюхов и кончая вышколенными дворецкими.

Многие при виде Рагны пытались шмыгнуть в какое-нибудь укромное местечко, но могучая воля максара очертила посреди двора круг, покинуть который человек был не в состоянии.

– Как поживаете? – мрачно осведомилась Рагна и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Не рады разве меня видеть? Наверное, и о существовании моем забыть успели? На колени, быдло! И даже глаз на меня поднимать не смейте!

Все, как подкошенные, рухнули на камни вниз лицом. Живая курица, вырвавшаяся из рук повара, с истеричным кудахтаньем бросилась в дальний угол двора. Наиболее слабодушные из слуг от испуга пускали ветры.

– Давай лучше делом займемся, – тихо сказал Окш. – А то, как я погляжу, ты на расправу настроилась.

– Ты в чужие дела не лезь, – отрезала Рагна, подбирая оброненную кем-то из конюхов плеть. – Холопов надо учить. Тут, между прочим, есть такие, которые по маменькиному наущению плевали мне в лицо. Разве максар это простит?

– Ладно, поступай как знаешь. – Окш с досадой махнул рукой. Он уже успел убедиться, что спорить с упрямой девчонкой бесполезно.

А та уже расхаживала среди распростертых на камнях слуг, не забывая отвешивать направо и налево удары плетью.

– Службу вы нашли себе завидную, – говорила она при этом. – Поразъедались. Спите допоздна, вином от вас разит. Поворовываете, наверное. А ведь здесь, между прочим, все мое. Надеетесь, что мамаша будет вечно жить? Как бы не так! Если она от распутства не подохнет и на войне с Карглаком не загнется, я ее скоро сама в могилу загоню. Вот тогда будет вам настоящий суд. За каждую украденную монетку, за каждую бочку вина, за каждый глоток воздуха спрошу. Подать сюда ключи от подвалов!

Никто на приказ Рагны не отреагировал, и тогда она за волосы вздернула на ноги дебелого, роскошно одетого мужчину, на чьем лице отпечатались узоры брусчатки, которой был вымощен двор.

– Пощадите! – заверещал тот срывающимся на визг голосом. – Нет ключей! Их ваша матушка с собой изволила взять! Не доверяет мне!

– Что же это такое случилось? – Рагна состроила удивленную гримасу. – То доверяла, то вдруг перестала.

– Не знаю, несравненная! – продолжал оправдываться толстяк. – Лично сама все подвалы заперла и в походный мешок ключи сложила. Только один и оставила. От темницы.

– А кто там сейчас?

– Никого, несравненная! Были кое-какие зловредные людишки, да померли от лихорадки.

– Голодом, наверное, уморил, крыса алчная. – Рагна отшвырнула ключника от себя, однако знаком не позволила ему вновь рухнуть ниц. – Ну да ладно… Слушай мою волю. И вы все, сброд вонючий, тоже слушайте. Прямо отсюда ступайте в темницу и сидите там тихо. Если вы меня больше ничем не огорчите, может, и на волю вернетесь… А ты, – обратилась она к ключнику, – запрешь их хорошенько и на страже станешь. Если что, я с тебя первого спрошу. Понял?

– Понял, несравненная! – с готовностью отрапортовал тот. – Кормить их прикажешь или голодом уморить?

– Обойдутся, – с презрением обронила девчонка. – Я к вам ненадолго заглянула… За такой срок они и жира не растрясут. Но бочку воды все же поставь.

– Будет исполнено, несравненная! – С проворством, удивительным для его комплекции, ключник грохнулся Рагне под ноги и тут же как ванька-встанька вернулся в прежнее положение.

– Только особо не торопись, – она покосилась на лежавших вповалку слуг. – Конюхи, сюда!

Некоторое время Рагна внимательно изучала кучку странно одетых и странно причесанных молодцов (тела их прикрывали жесткие, невыделанные шкуры, а головы – пышная поросль волос, где шевелюра, усы и борода составляли единое целое). Пахло от них конским потом и навозом. Под взглядом белобрысой пигалицы эти здоровяки начинали трястись и заикаться.

Наконец Рагна остановила свой выбор на том из конюхов, чью буйную шевелюру время уже изукрасило серебряными нитями.

– Приготовь трех самых лучших лошадей, – приказала она. – Двух верховых и одну вьючную. Давай им вдоволь зерна, но не перекармливай. Оседлай, но подпруги не затягивай. Кроме меня, никого к конюшне не подпускай. Иди.

Конюх выдавил из себя какой-то звук, более похожий на лошадиный храп, чем на человеческую речь, и на полусогнутых ногах побежал в ту же сторону, куда успела скрыться чудом спасшаяся из-под ножа курица.

– Ты так крепко запечатала ему мозги, что он будет выполнять твою волю до конца своих дней, – сказал Окш, глядя вслед конюху.

– Ничего, – возразила Рагна, оглядываясь по сторонам. – Мамаша распечатает, когда вернется.

Ни одной живой души уже не было во дворе, только повсюду валялись оброненные хозяевами вещи: кухонная утварь, клубки шерсти, расчески, ночные колпаки, домашние туфли и драгоценные четки.

– Это будет больно? – спросил Окш, вдруг осознавший, что именно его ждет в самое ближайшее время.

– Очень больно! – с садистской ухмылкой ответила девчонка. – Нестерпимо больно! Больно-больно-больно! Я буду кромсать твою плоть ножами, крючьями, щипцами, иглами. Если не сможешь терпеть, научись усмирять боль.

– Честно сказать, я всегда боялся боли, – признался Окш.

– Это меня не касается. – Глаза Рагны были опущены долу, но вся она дергалась из стороны в сторону, словно ищейка, старающаяся уловить уже почти неуловимый запах дичи. – Ты думаешь, я загнала в темницу всю эту погань? Где уж там! Кое-кто успел спрятаться… Причем те, кого я больше всех ненавижу. Затаились сейчас, как змеи в норах. Конечно, надо было бы их всех вытащить на свет белый, да времени жалко… И самая подлая тварь спаслась… Последний любовник моей мамочки. Хоть и человек, но в разврате никакому максару не уступит. Если бы ты только видел, что они с соизволения мамаши вытворяли при мне… Вдвоем, втроем, вдесятером… С маленькими детьми, с животными, с мертвецами. Хотели и меня совратить, да не вышло. С тех пор я поклялась, что не буду принадлежать никому. Ни зверю, ни женщине, ни мужчине… Особенно мужчине…

– Я просто повторю твои недавние слова, – сказал Окш. – Это меня не касается.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});