Единственная сверхдержава - Анатолий Уткин

Неприемлемые материальные расходы. Такие американские исследователи как У. Грейдер (посетивший немалое число заграничных баз — места дислокации американских войск на самых разных широтах) приходят к выводу, что на определенном этапе чисто материальная цена поддержания огромной зоны влияния окажется неприемлемой для большинства американцев. Грейдер пишет: «Даже если современный консенсус по поводу поддержания текущих уровней вооруженных сил сохранится, бюджетное напряжение, уже видимое и ощутимое, станет в конечном счете непереносимым. Цена еще более дорогостоящих исследований и разворачивание новых систем вооружений, необходимых для обеспечения минимального уровня американских потерь, значительное повышение зарплат и пенсий военнослужащим, рассчитанное на предотвращение их ухода в гражданские области, на поддержание нынешнего масштаба воинского контингента и индустриальной инфраструктуры, создаст бремя, которое, попросту говоря, станет невыносимым для американцев даже в период экономического процветания».*

С одной стороны, ослабление желания выполнять внешнеполитические обязательства и предпринимать инициативы за пределами границ США произойдет еще более естественным образом в случае замедления роста американской экономики, когда расходы на социальные нужды выйдут на первый план и нанесут удар по бюджету вооруженных сил США. При этом создание высокотехнологичных видов вооружений может очень быстро стать настолько дорогостоящим (учитывая безусловный настрой американского населения на предотвращение всех возможных потерь), что начнут поглощать основную массу ассигнований на военные нужды, создавая объективно нужду в его увеличении.

С другой стороны, усилия по сохранению в армии «лучших и самых ярких» станут бессмысленными в случае продолжения экономического бума в экономике страны. Американская армия начнет терять самый квалифицированный персонал. Скажем, гражданские авиакомпании будут сманивать лучших военных пилотов. Способность содержать армию, годную к глобальной миссии станет все более трудной. Эти взгляды наиболее убедительным образом выразил бывший пилот ВМС сенатор Маккейн, весьма ярко проявивший себя на начальной стадии избирательной кампании республиканцев в 2000 году.

С третьей стороны настроения молодого поколения американцев едва ли окрашены в героический дух жертвенной обороны трансконтинентальных границ — вех всемирной зоны влияния. Американское общество эволюционировало в направлении не тяги к имперской славе, а в направлении ценностей комфорта, долголетия, индивидуального самоутверждения. «Наше общество, — подчеркивает Д. Риефф, — сделало здоровье общепризнанно наиболее важной социальной ценностью... В Америке индивидуумы, попавшие в катастрофу или ущемленные неудачным поворотом событий, немедленно принимаются искать, кого можно в этих несчастьях обвинить. В таком культурном контексте старые доблести жертвенности, подчинения, дисциплины и риска теряют свой смысл и неудивительно, что армия США должна приспособиться к этим реалиям».*

В течение уже долгого времени американцы полагают, что проблема может быть решена за счет революции в передовой военной технологии, позволяющей наносить сверхточные удары, сохраняя при этом людскую силу. Отсюда огромные усилия по созданию целого потока направляемых лазерным лучем ракет, управляемых снарядов и бомб, которые должны минимизировать людские потери. Подлинная проблема заключается в том, что, не желающее ничего слышать о людских потерях, американское население в то же время выросло в твердой вере в буквально безграничную американскую военную мощь.

Для лидерства в мире США нуждаются в самом образованном населении. В то же время серьезные исследователи отмечают, что американская система образования дает сбои, что американские дети учатся меньше на 40-80 дней в год, чем их сверстники в Европе и Японии; качество образования также желает лучшего. Инвестиции в образование, инфраструктуру и исследования сократились. Американцев будет заботить, что их правительство “ничего не сделало для повышения уровня образования тех, кто не учится в университетах. Для экономики первого мира массивная рабочая сила третьего мира — не самый прочный экономический фундамент”.*

Мир не разделяет многие из американских ценностей. Мы видим как возглавляемая канадцами группа из 20 стран отвергла «американский культурный экспорт», целые коалиции фактически препятствуют Соединенным Штатам снова осуществить меры военного воздействия на Ирак. Собственно, остается загадкой, не это противодействие, а удивительное непротивление европейских и азиатских стран диктуемому Америкой порядку, их прямая и косвенная поддержка.

«Другие нации, — размышляет У. Пфафф, — имеют собственные мифы национального происхождения, своей уникальности и судьбы. Американский опыт представляет для других народов некоторый исторический интерес, но особого политического значения он не имеет. Другие общества могут восхищаться Соединенными Штатами, эти общества могут завидовать американцам по-хорошему и по-плохому. В Соединенные Штаты продолжается иммиграция тех, кто жаждет того, что воспринимается как свобода и приобщенность к материальным богатствам. Но огромное большинство человечества индифферентно к американским порывам, если вовсе не враждебно к ним; элита прочих наций мира не готова воспринимать такую иерархию политических обществ и культур, в которой Соединенные Штаты всегда находятся на вершине».*

Как долго

Построение империи обречено на поражение: все империи в истории, неважно, насколько могущественными они были, пали под напором недовольства своих подданных и врагов. Соединенные Штаты, слишком углубившись в односторонность, идут по этому же пути.

М. Хирш, 2002

Ничто не вечно, любой процесс имеет как начало, так и конец. Сомнения в способности США долго вести за собой мир проникают в собственный анализ, в прогнозы американского будущего. «В ближайшем будущем — от пяти до десяти лет — американское вмешательство в заграничных делах,— пишет американский исследователь Ф. Закария,— будет происходить благодаря стимулам внешнего мира — вакуум власти, гражданские войны, проявления жестокости, голод; но характер вмешательства в дела внешнего мира будет определяться внутренними обстоятельствами — прежде всего внутренними приоритетами, боязнью крупных потерь и стратегического перенапряжения, гибели американцев. Американцы будут стремиться достичь своих целей, вооружившись риторикой интервенционизма — делая вид активной задействованности — и в то же время в действительности отстоя от реального участия в том, что касается траты времени, денег и энергии. В результате Вашингтон во все большей степени будет превращаться в пустого по своей сути гегемона»*.

Даже многие апологеты «мировой вахты» Америки определяют образовавшийся в начале третьего тысячелетия мир несравненного американского могущества как не владеющий полностью инструментами этого могущества, как такой, в котором есть «единственная сверхдержава, но не сформировался однозначно однополюсный мир» или как «однополюсный мир без гегемонии». Тем самым подчеркивается «неабсолютный» характер американского преобладания в мире, где США, являясь единственной сверхдержавой, «периодически проявляют себя как гегемон в двусторонних, региональных и функциональных отношениях, но не могут позволить себе самоутверждения всегда и везде, что не позволяет считать Америку в полном смысле системным гегемоном»*.

Когда идеологи, подобные Р. Кагану и У. Кристолу, утверждают, что «мир во всем мире и безопасность Америки зависят от американской мощи и воли использовать эту мощь» и говорят о необходимости поддерживать «стратегическое и идеологическое превосходство»*, они, собственно, говорят об исчезнувшем мире, где была жесткая дисциплина. О мире, который более не существует, который ушел невозвратно вместе с берлинской стеной. «Творцы американской политики уже не смогут создать парадигму, которая была бы безусловно поддержана всем американским обществом... Энергичное использование мощи зависит от ощущения исполняемой миссии, а этого ощущения, увы, нет. Последние рейганисты плетут соломенных чудовищ, пользуются алхимией слов, стараясь укрепить хребет иррациональности в американцах, пытаясь превратить побочные конфликты в центральные, но время крестовых походов ушло, нечего призывать туда, где нет цели»*.

В этих сомнениях зреет ответ на вопрос, обречено ли мировое сообщество в грядущие десятилетия на американское лидерство вплоть до гегемонии? Такой обреченности, такой исторической заданности в развитии человечества не существует. При всей своей колоссальной силе, контроль США над внешней для этой страны сферы не абсолютен и уж, более того, никак не свободен от человеческой ошибки. И все большую значимость будут приобретать процессы внутри Соединенных Штатов, общества меняющегося демографически, социально, нравственно.