Дочь Вороньего Короля (СИ) - "Sleepy Xoma"

Вот с губ Блаклинт сорвался крик, а ее ногти впились в спину принца, оставляя длинные багровые полосы, вот секунду спустя Таривас Вентис — ее принц, ее первая любовь, ее выдуманная сказка — хрипло выкрикнул имя северянки и запечатал губы девушки жарким поцелуем…

Игнис больнее не могла смотреть на это, она отшатнулась, и, шатаясь из стороны в сторону — силы неожиданно покинули ее — двинулась прочь, сама не зная, куда идет.

* * *

Едва слышный стук вывел Лариэса из легкой дремы, в которой тот пребывал уже несколько часов. Юноша поднялся, а его пальцы сами собой сжались на рукояти кинжала — привычки, выработанные годами, изжить было невозможно.

«И кто бы это мог быть?» — подумал полукровка. — «Я же просил меня не беспокоить!»

Сутки, прошедшие после прощания с погибшими, он не выходил наружу, ничего не ел и пил лишь воду. Щит тяжело переживал свою несостоятельность как командира, ведь из-за него погибло почти два десятка лучших бойцов королевства! Его товарищей. Его друзей. Членов его семьи. Эрик останется калекой до конца своих дней, да и Кларисса будет восстанавливаться не один месяц.

Возможно, он был и несправедлив к самому себе, но не мог поступить иначе, а потому строжайше запретил даже приближаться к его покоям, оставив Марка охранять принца. Первые несколько часов виконт выл и только не бился головой об стену, затем — немного успокоился и взял себя в руки. И вот сейчас Щит принца почти был готов принять случившееся и двинуться дальше, а потому очень хотел до утра побыть наедине с собой…

«Но что, если с его высочеством случилась беда?» — промелькнула в его голове мысль, заставившая моментально позабыть о собственной печали и тоске.

Лариэс резко поднялся с места, подошел к двери и открыл ее… И обомлел.

На пороге стояла Игнис и выражение ее лица было таким — маску девушка держала в руках — что у полукровки сразу же отпало желание задавать какие-нибудь вопросы.

— Проходи, — просто сказал он, и Игнис, не заботясь о том, что порядочным дамам, да еще и королевского происхождения, вообще-то не пристало вечером запираться с мужчиной в одной комнате, вошла и села на кровать.

Она не произнесла ни слова, но этого и не требовалось — Лариэс не один и не два раза видел такое выражение лица у девушек, знававших принца.

«Проклятье, как же не вовремя! Наверное, она, едва очнувшись, решила навестить его высочество, и застукала того, развлекавшегося с какой-то девкой».

Он налил в кубок воды, затем сел рядом и протянул его принцессе.

— Будешь?

Та без единого слова приняла дар и отхлебнула.

— Его высочество? — спросил Лариэс, чтобы хоть как-то завязать разговор.

Он знал, что сперва нужно вынудить собеседницу раскрыться, иначе ничего не получится.

Та кивнула и опустила голову.

— И с кем он был?

— Блаклинт, — выдохнула Игнис.

Ее губы задрожали, а из глаз полились водопады слез. Сперва кубок, затем — маска, вывалились из вмиг ослабевших пальцев, и в освободившиеся ладони уткнулось искаженное мукой лицо.

— Блаклинт, Блаклинт, он трахал Блаклинт, — точно заклинание повторяла Игнис. — Ее. Эту северную суку! Я считала ее подругой!! Какая же я дура!!!

Она сорвалась на визг, а затем рыдания стали еще сильнее.

Лариэс тяжело вздохнул и отработанным движением обнял девушку, прижав ее голову к своей груди. Всхлипывания и причитания стали звучать тише, но и не думали прекращаться.

«Ничего нового», — грустно подумал юноша. — «Но на этот раз его высочество, конечно, перещеголял себя».

Он почувствовал, как в груди зарождается нечто новое, то, чего он еще не испытывал, либо старательно прятал на самое дно своей души — неодобрение.

«Игнис заслуживает лучшего, она не должна вот так сидеть и рыдать у меня на руках», — думал он.

И в то же время Щит принца был человеком разумным, он понимал — что сделано, то сделано, и нужно постараться успокоить подругу, которая сейчас вряд ли в состоянии адекватно воспринимать реальность.

Всхлипы постепенно затихли и Игнис, немного отстранившись, посмотрела на него. Алые волосы растрепались, глаза распухли от слез, шрамы, казалось, тоже, но все равно в этот момент огнерожденная показалась Лариэсу невыносимо прекрасной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Лучше? — осведомился он.

Она кивнула.

— Я так и думал.

— Я не первая, кто плачется у тебя на груди? — девушка выдавила из себя жалкое подобие улыбки.

— Нет. Четвертая, или пятая.

— Стало быть, в свободное от защиты Тара время ты тратишь на успокаивание дур, втрескавшихся в него по уши? — она шмыгнула. — Все как ты и говорил за вечер до штурма.

Лариэс, ощущая, как кончики ушей начинают бешено дергаться, проговорил самым официальным тоном:

— Прошу простить меня, ваше высочество, тогда я перебрал и совершенно себя не контролировал. Надеюсь, что ничем не оскорбил вас. Я хотел извиниться, но обстоятельства немного помешали, как вы, должно быть, понимаете.

— Ничего страшного, ты лишь хотел предостеречь, и я благодарна за это. Скажи, а эта Талисса тоже плакала у тебя на плече? Или сразу намеревалась оказаться в гареме Тара… Тариваса.

«Ох черти бы меня драли! Я что, и об этом рассказал по пьяной лавочке!»?

Несмотря на то, что большую часть событий той беседы Лариэс вспомнил еще во время своего последнего посещения Грани, некоторые моменты упрямо не желали всплывать из мрачной бездны алкогольного угара. Например, этот.

Скрыть изумление было невозможно, и Игнис грустно улыбнулась.

— Да, ты немного рассказал о том, что именно произошло между вами… тремя.

— Ничего… Ничего не произошло.

Огнерожденная пожала плечами.

— Ничего? Ну ладно, как скажешь. Так что же, о чем ты говоришь идиоткам вроде меня, чтобы успокоились? Может, и на мне потренируешься?

— Обычно я говорю им, что его высочество не создан для любви к одной женщине. Что он — избранный Богом, а потом должен оставить как можно больше отмеченных небесами детей. Напоминаю о его щедрости и доброте.

— Талиссе тоже говорил все это?

— Ей, — Лариэс помялся, но все-таки закончил, — не пришлось ничего говорить.

— Не хочешь облегчить душу?

— Зачем? Что было, то прошло, — соврал Лариэс. — И, кажется, это не я, презрев все приличия, пришел к вам в покои с распухшими от слез глазами.

Игнис отстранилась и залилась безрадостным смехом.

— Какая же я все-таки дура…

Лариэс промолчал. Он мог бы многое сказать, но какой в этом был смысл? Что бы изменили его слова? Ровным счетом, ничего. Игнис требовалось плечо, на которое можно опереться, друг, которому можно выговориться, который все поймет. В том, что она не пропадет, Лариэс не сомневался, а уж что делать теперь, девушка могла решить и сама.

— Представляешь, — продолжала она, меж тем, — я влюбилась в него с первого взгляда. Обокрала отца, сбежала из дома, и все ради чего? Ради того, чтобы посмотреть, как он затаскивает в кровать Блаклинт? Ну конечно, у нее ведь белоснежная кожа и груди, как арбузы, а что я?

Игнис коснулась своих ужасных шрамов и посмотрела Лариэсу прямо в глаза.

— Скажи, я ведь уродлива?

Лариэс понял, что на этот раз он попался. Ни один прямой ответ не устроил бы огнерожденную, а ее следовало успокоить любой ценой.

Чтобы выиграть несколько секунд, он поднялся и подошел к окну, выглянув во двор, туда, где продолжалось веселье — солдаты уже вторые сутки продолжали отмечать невероятную, достойную сказаний и легенд, победу.

— Ну? — услышал он требовательный голос собеседницы и понял, что больше тянуть время нельзя.

«Господи, пожалуйста, дай мне сил и позволь уверенно пройти это испытание», — взмолился Лариэс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он повернулся и встретился взглядом с Игнис. В глубине ее карих глаз застыла мольба, и только сейчас Лариэс полностью осознал, как же на самом деле одинока и несчастна приемная дочка одного из самых влиятельных людей мира. Только теперь до него наконец-то дошел весь ужас ее существования — существования человека, ненавидящего зеркала, человека, уставшего от постоянных жалостливых взглядов одних, и отвращения других.