Короли рая - Нелл Ричард

– Вы готовы стать легендой?

Клич прокатился по его кораблю и далее по веренице судов, как волна. Люди затопали ногами и взревели, и это польстило Роке достаточно, чтобы не волноваться о досках палубы. Сула скучающе фыркнул.

– Хватит ли вам смелости завоевать рай?

Громкость возросла, мужчины жаждали показать свое бесстрашие перед остальными.

– Капитаны! – воскликнул Рока, перекрывая шум, а гребцы заняли позиции для отплытия. – Следуйте за мной!

Несколько сотен его фанатиков, преступников и опозоренных принялись за дело, устремляясь в неизвестность за своим новым пророком, разворачивая паруса и занимая свои места, настолько готовые к смерти, насколько это возможно для людей.

Рока смотрел на горизонт и улыбался птицам, воображая, как в его хватке один Северный король извивается и бьется в агонии на глазах у собственной семьи.

– Скоро я увижу тебя снова, – прошептал он на диалекте Шри-Кона, вспоминая плен, и жестокость, и тысячу других вещей. – Я сдержу мое слово, король Пью.

46

Амит отправил одного из мальчиков предупредить Кейла о своем приходе. Он предложил встретиться в обсерватории – высокой, изолированной постройке в Восточном крыле, где можно будет поговорить наедине. Да и вообще старик любил то место.

Он улыбнулся, неосознанно ускоряя шаг, – несомненно, от радости, что снова увидит своего юного друга, а также Академию. У Амита никогда не было времени для жен или бытовых проблем, и потому он не имел детей – ну, разве что вероятно: на дороге восстания с его братьями женщины попадались. Но в то время шла война. Если тогда он и знал большинство их имен, то сейчас забыл. Если он когда и был влюблен, то спрятал это чувство под славой собственной борьбы.

Не моя вина, что Небесный Мандат получил мой братец, а? Не моя вина, что прежний Император был сифилитичным чудовищем. Не моя вина, что он убил наших родителей.

Не стань он бунтарем, Амит наверняка провел бы начало свой жизни здесь, в Академии. Возможно, впоследствии он бы служил имперскому двору или научным кругам или помогал строить дороги, мосты и города. Взамен он применил свой ум для убийства соотечественников и сооружения могил; он усмирил тирана, затем разобрался с воинственными соседями Нарана. Интересно, сколько крови на моих руках? А впрочем, не все ли равно?

Ныне, в размышлениях старика, все было совсем по-другому. Все убеждения, все великие идеи, все причины поступков – они просто звучали так неискренне. Оправданья молодых… В какой-то момент своей жизни, который Амит не мог больше вспомнить, слава стала тлеющим угольком в угасающем костре, бессмысленной без сверстников, с которыми можно ее разделить.

Кто вспомнит, как мы восстали против воли всех? Кто вспомнит, как мой брат добивался самой могущественной женщины в мире? Завоевал себе императрицу, чей муж только что погиб от его рук?

Ах, и что это была за женщина… Но теперь эти мысли печалили его. Ибо мертвые были забыты, несправедливость прошлого – не более чем сон, а старая, прекрасная некогда императрица заперта в тюрьме из слоновой кости собственным сыном, который считал ее угрозой и изменницей, и, быть может, поделом.

Амит взбирался по длинной лестнице к самой высокой вершине Нандзу. Она была недалеко от здания Обрядов – места, где предположительно атаковали и ранили Кейла, и от этого старик почувствовал небольшой укол вины. Как-никак, отправить юношу сюда было его идеей, зато казалось, Кейл нарывается на проблемы сам по себе. Все должно было быть устроено заранее.

Предполагалось, что он выучится на священника, получит первоклассное образование по истории континентального мира, а когда станет старше и мудрее, охотно примет Империю и будет служить связующим звеном со своей страной. Амит даже подослал к нему прелестную милую девчонку, чтобы помочь ему забыть о прежней жизни – влюбиться и отказаться от своей принцессы, а если бы Кейл захотел, мог бы позднее жениться на ней.

Но теперь – вся эта чепуха насчет чудес. Мертвые священники и студенты и публичная ересь, или богохульство, или какой-то другой подобный термин, означавший «казни». Однако Амит все равно улыбнулся – как ни крути, поэтому ему и нравился этот юноша. Тот напоминал одному старцу о старых добрых деньках – о революции; о том, как разоряли пчелиные улья и смеялись, глядя в лицо последствиям; о том, как он противостоял всему и всем и каким-то образом выигрывал.

Его племянник не понимал, потому что был рожден властвовать. Он родился с золотой дубинкой в руке, которой научился красиво размахивать – и даже порой своевременно. Но смена власти любого рода пугала Кейла, ведь почти вся власть уже принадлежала ему.

– Мастер Амит. – Мягкий голос оказался сюрпризом, однако приятным.

– Боюсь, на самом деле это Советник, мой юный друг.

Кейл стоял на верху лестницы – прямо перед главным входом в башню обсерватории. Они встретились взглядами и ухмыльнулись. Амит не без труда проигнорировал глубокий шрам у Кейла на щеке.

– Вижу, ты влез в еще большие неприятности.

Кейл поклонился.

– Да. И ты здесь, чтобы снова меня выручить?

Оскал Амита превратился в улыбку.

– Да, полагаю, это так.

Что-то изменилось в пареньке, ясно как день. Во-первых, он выглядел старше, что лишь напомнило Амиту, как тот на самом деле юн и как чертовски стар он сам. Но возраст уже означал не просто ход времени, но и уверенность. Простая ряса посвященного облегала Кейла, как вторая кожа, держался он легко и спокойно. Но внимание Амита приковали его карие глаза: они больше не блуждали и не прятались, как раньше. Они разыскали Амита и задержались на нем – решительные. Да, это подходящее слово.

– Почему бы нам не взойти на башню и не поговорить на фоне пейзажа? – Не дожидаясь ответа, Кейл вытянул руку, совсем как в ту ночь, когда вел одного старика по темному пляжу.

Амит принял опору, и, когда они двинулись по небольшой мощеной площадке ко входу, он заметил неподалеку двух иностранцев. Один определенно был кондотийцем – из кочевников, бандитов и наемников, досаждавших дюжине народов по всему центру континента, – другого он толком не знал, но оба выглядели как воины.

– Друзья твои?

Кейл оглянулся, как будто забыл.

– Ах да. Этим вечером я популярен. Они хотели поговорить и не приняли бы отказа. – Он подмигнул. – Я заставляю их ждать.

В этот момент Амит подумал, что он одинок и в принципе безоружен, но, если они друзья Кейла, бояться ему нечего. Путь наверх через белокаменную обсерваторию представлял собой винтовую лестницу, такую же чистую и красивую, какой ее запомнил Амит, а вдоль нее имелось с полдюжины балконов, разделенных короткими пролетами. В отличие от времени их первой встречи, сегодня Амит хорошо поел и выспался, набрав достаточно энергии, но все равно был благодарен юноше за опору.

– Было время, – сказал он наверху, громко пыхтя, – когда я мог бегать вверх и вниз по этим ступенькам без особых усилий. – Он держался одной рукой за поясницу и делал глубокие вдохи. – Очевидно, то время давно позади.

Принц кивнул, ничуть не запыхавшись, и в его глазах было нетерпение, которое он, казалось, пытался сморгнуть. Положив ладони на парапет, он принялся обозревать академию с отстраненным, но мрачным выражением лица.

– Тогда я сразу перейду к делу.

Амит прочистил горло и приложил все усилия, чтобы перевести дух и успокоиться. Кейл, воспользовавшись паузой, заговорил:

– Ты здесь затем, чтобы сказать мне, чтобы я не поднимал шумихи. Прекратил нести этот бред об обучении чудесам.

Амит напрягся. Заостри свой ум. Это всего лишь версия того мальца, которого ты помнишь.

– Что-то вроде этого. Но я здесь и затем, чтобы выслушать.

Молодой мужчина – ибо Амит не мог больше думать о нем как просто о мальчике – улыбнулся и выпрямился.

– Нет, мой друг, я думаю, слушание не принесет пользы. Ты должен увидеть. – Он развернулся в сторону Амита, полуприкрыл веки и выровнял дыхание, словно готовясь к огромному ментальному усилию.