Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына - Семен Резник

В каталоге Библиотеки Конгресса книга Сидорченко не числится; найти ее в других библиотеках США мне тоже не удалось. Спасибо московским друзьям, приславшим ксерокопию той части книги, которая опубликована под именем А. И. Солженицына, а с ней и аннотацию ко всей книге.[852]

Из аннотации следует, что фолиант издан за счет самого Анатолия Сидорченко (видать, бессребреник!) и состоит из трех разделов: первый — работа А. Солженицына «Евреи в СССР и в будущей России», а два других принадлежат перу самого публикатора: «Soli Leo Gloria» и «„Тиходонская“ трагедия писателя Федора Крюкова».[853]

Сидорченко заявляет себя «горячим поклонником Солженицына», а свои собственные творения именует «плодотворным откликом на творчество великого писателя со стороны творческой личности другого поколения „родом из войны“» (стиль автора — С.Р.). По его словам, первая из вошедших в книгу его собственных работ «продолжает солженицынское рождение русской евреелогии — науки о евреях»; вторая же — «по средством дальнейшего развития магистральных идей Солженицына по „тиходонской“ проблеме наконец-то кладет конец всем загадкам и тайнам „Тихого Дона“» (снова стиль автора. — С.Р.).[854]

Как видим, г-н Сидорченко хотя и упивается собственными творческими достижениями на поприще евреелогии, но свое место знает. Пальму первенства он отдает великому вдохновителю и организатору магистральных побед. Потому и открывает книгу «шедевром Александра Солженицына о евреях: взгляд 1968 года».[855]

Взгляд 1968 года?

Это интересно! Подделать текст объемом 72 страницы книжного формата (больше четырех печатных листов!) под стиль и реалии столь отдаленного прошлого — задача не из легких. Надо досконально знать специфические реалии того времени, четко представлять настроения, дискуссии, споры, атмосферу конца 1960-х. Причем, не только официальную атмосферу, но и ту, что превалировала в диссидентских и полудиссидентских кругах, близких Солженицыну. И ни в чем не промахнуться, не допустить никаких более поздних наслоений. Стоит упомянуть что-то относившееся, допустим, к 1969-70-му году, и сразу же обмишуришься! Между тем, датировка работы определена не только в предваряющей ее аннотации, но и в итоговых строчках текста, приписанного Солженицыну. Для автора (кто бы им ни был) это важный опознавательный знак:

«1-я редакция — дек. 1965 г.

2-я редакция — сент. / дек. 1968 г. пос. Рождество-на-Истье».[856]

Не слишком это ли большой риск для фальсификатора?

Я не имел ни возможности, ни желания провести полную историко-литературо-источниковедческую экспертизу текста, но читал его въедливо. Ни одной подробности, которая бы указывала на более позднее написание этой работы, я не обнаружил.

Затем — язык, стихия языка! Прозе-публицистике Солженицына свойственен особый, несколько архаичный, вернее архаизированный, ни на кого не похожий, — стиль. Кое-кому он  представляется нарочитым, но это дело вкуса. Я лично считаю, что своим неповторимым слогом — не только содержанием! — Солженицын внес в многоцветную палитру русской литературы особые тона. Его повествовательная манера остро своебычна. Надо быть лишенным обоняния, чтобы не чувствовать острого аромата солженицынского слова. И вот работе, о которой мы говорим, присущ этот аромат. Вчитаемся хотя бы в ее зачин:

«Обломистый, острозубый, неухватистый камень, который и поднять нам как-будто не по силам и не поднять — нельзя» (стр. 3).

Или чуть дальше:

«Но едва мы отсадим все живые ветви окраин и захотим остаться одним стволом, в своем доме одни — как узнаем, что не все национальные переплетения мы распутали: еврейское — останется. Тут-то и натянутся до звона его нити, и всегда больные, всегда напряженные» (стр. 3).

Если это подделка под Солженицына, то очень умелая, выполненная мастером стилизации, владеющим пластикой русской речи вообще, и проникшим в строй солженицынской языковой стихии в особенности. У самого Сидорченко до звона натянуты струны отношений с русским языком, ему этот обломистый, острозубый камень точно не поднять! Но что ж с того? Подделку мог изготовить другой искусник, а подсунуть ее Анатолию Сидорченко — даже и третий. Как установить, является ли предполагаемый подлог подлогом или нет?  Не миновать сопоставления двух текстов: «шедевра 1968 года» (в дальнейшем ШЕД-1968) и двухтомника «Двести лет в месте» 2001–2002 годов (в дальнейшем ДЛВ-2001 и ДЛВ-2002).

2.

Взявшись за такое сопоставление, я обнаружил, что глава «В лагерях» перекочевала из ШЕД-1968 в ДЛВ-2002 не полностью — Н. Пропирный действительно преувеличил. Зато текстуальные совпадения — иногда всего в несколько строк, а иногда и в несколько абзацев — обнаружились не только во втором томе, но и в первом, хотя в нем их немного. Оно и понятно: Первый том «Двухсот лет» посвящен дореволюционному периоду, тогда как в «шедевре 1968 года» этот период затронут мало.

Параллельное выписывание совпадающих кусков текста заняло у меня три дня, но поручиться, что я выявил все совпадения, не могу: почти уверен, что какую-то часть пропустил. Задача осложняется тем, что не во всех случаях текстовые совпадения стопроцентны. Текст 1968 года подвергался-таки редакторской правке. Но в иных случаях именно правка еще сильнее обнажает пуповину, соединяющую две работы, написанные с разрывом более тридцати лет. Например, часты замены настоящего времени на прошедшее, что логично: то, что в 1968 году было настоящим, теперь стало прошлым. Кое-где текст 1968 года уточнен или эмоционально усилен. Куски не просто переписывались из одной тетрадки в другую, но продолжалась работа над словом. Например, в ШЕД-1968 можно прочесть, что евреям свойственна «чуткость к общественным течениям, к миру будущего» (стр. 29). В ДЛВ-2002 «мир будущего» превратился в «проступ будущего» (т. II, стр.252). Это, конечно, изящнее.

Но чаще текст 1968 года, напротив, разжижен, приглушен, сглажен; его эмоциональный накал ослаблен. Почему, с какой целью — об этом разговор впереди.

Пока же сосредоточимся на полных или почти полных текстовых совпадениях.

(Совпадающие фрагменты выделены жирным курсивом, так как простым курсивом пользуется Солженицын в «Двести лет вместе», а жирным шрифтом даются выделения в работе «Евреи в СССР и будущей России» в книге А. Сидорченко).

Итак, начнем с начала — с объяснения  замысла работы:

ШЕД-1968: «Рад бы я был не пытать своих сил на этой нестерпимой остроте: она еще не подступила, а сегодня так много другой, острейшей боли… Я встал однажды на путь говорить обо всем „запрещенном“» (стр. 3).

ДЛВ-2001: «Рад бы я был не пытать своих сил еще на такой остроте. Но я верю, что эта история — попытка вникнуть в нее — не должна оставаться „запрещенной“» (т. I, стр. 5).

ШЕД-1968:  «Даже писать о еврейском вопросе — идти по лезвию ножа. С двух сторон ощущаешь на себе ненавидящие глаза, укоры, обвинения, и проклятья. За одну и ту же самую недвусмысленную фразу одновременно слышишь: одним ухом — „предался жидам!“, другим — „и ты с антисемитами!“ (стр. 3)

ДЛВ-2001: „Но, по порывам общественного воздуха, — получается чаще: как идти по лезвию ножа. С двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и еще нарастающие упреки и обвинения“ (т. I, стр. 6).

Чем дальше в лес, тем больше дров.

Вот, например, такая пара фраз:

ШЕД-1968: „Но и вся история человечества в том, что из самых естественных порывов людей вырастают неестественные чудовища“ (стр. 29–30).

ДЛВ-2002: „Но в истории человечества не раз бывало, что из самых естественных порывов людей — потом вдруг да вырастали неестественные чудовища“  (т. II, стр. 251–252).

Вот два отрывка, освещающие такую „тонкую“ для „евреелогии“ материю, как библейская концепция богоизбранности евреев:

ШЕД-1968: „Что Бог избрал для своего человеческого воплощения и, во всяком случае, для исходной проповеди именно эту нацию и уже потому она избранная — этого не может отрицать христианин. Не вопить, что „нашего Христа распяли“, такие-сякие, — то было обычное ожесточение всякой фанатической толпы против своего светлого пророка, — но вспомнить: а Христос-то их избрал почему-то, хотя рядом были ясноумные эллины.