АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Майор, он сзади по голове не треснет? — негромко спросил Свиридов.

— Да нет, — весело ответил Золотарёв. — Он спокойный, — и еле заметно подмигнул Свиридову, — когда без приказа.

Они говорили по-русски, и Эркин старательно удерживал лицо неподвижным.

Пока машина крутилась по улицам, небо посветлело, и на выезде Свиридов выключил фары, поглядел в зеркальце на безучастное тёмное в ещё неярком свете лицо и плавно вступил в игру.

— Вы бы поспали, майор.

— И то, — согласился Золотарёв. — Путь не ближний.

— Точно. А… вопрос можно?

— Ну?

— Зачем его в больницу? С виду здоровый.

— На исследование, — вздохнул Золотарёв. — Спальников положено туда сдавать.

Исследование и спальников он сказал по-английски, внимательно следя в зеркальце за индейцем, и с удовлетворением отметил про себя еле заметно дрогнувшие ресницы.

Свиридов кивнул.

— Жаль парня.

— Кто бы спорил, — опять согласился Золотарёв, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.

Эркин медленно отвернулся. Окрика не последовало, и он остался сидеть, глядя в окно остановившимися глазами.

У Свиридова чуть дрогнули под усами в улыбке губы. Точно рассчитал майор — проняло парня. То-то, от майора не отвертишься. До донышка вывернет и выскребет. Не было ещё случая, чтобы майор не нащупал болевую точку, не нашёл, за что дёрнуть. Держи лицо, парень, но зацепило тебя, точно зацепило.

После подъёма и утренней оправки, вернувшись в камеру, ждали обычного: завтрак, уборка, может, допросы, а может, и прогулка… Но вместо этого в окошко рявкнули:

— Крейс, Мюллер, Андерсон. На выход. С вещами.

Спортсмен, Адвокат и Филолог, растерянно оглядываясь, подошли к двери.

Когда дверь за ними захлопнулась, Айртон неуверенно спросил:

— Выпускают?

Ночной Ездок пожал плечами.

— Возможно.

— Но на тот свет, — подал голос из своего угла Маршал.

— В таком случае не смею вас опережать, — откликнулся Джонатан.

Фредди удивлённо посмотрел на него. Со вчерашнего допроса в себя не придёт? Неужели зацепило?

— Бредли. Трейси. На выход. С вещами.

С вещами — это шляпы с собой. Остальное немногое на них и в карманах. Ну, куда они не попадут, но сюда уже не вернутся.

— Руки за спину. Вперёд.

Направо — на допрос, а налево… во двор? Дворы бывают разными… Чёрт, такие глухие стены даже в Уорринге только в карцерном отсеке. Идёшь и ждёшь удара…

Михаил Аркадьевич выехал до завтрака. Доктор будет ругаться, но отпуск закончен. Машина знакома и столь же давно знакомый сержант за рулём. Недаром "армия на сержантах держится".

— Здравия желаю, генерал. С ветерком?

— Доброе утро, сержант. Как всегда.

— Принято, генерал.

Первые фразы почти по Уставу, вожжи всегда лучше отпускать постепенно.

Шофёр прибавил скорость, искусно вписав машину в поворот. Михаил Аркадьевич улыбнулся. С кем бы без него Тромб ни ездил, но квалификации не только не утратил, а даже похоже кое-что и приобрёл.

— С кем тренировался, сержант?

— А что? — улыбнулся Тромб. — Заметно? У нас в хозяйстве ещё зимой, даже… да, перед капитуляцией парень один прибился. Из бывших рабов, — Михаил Аркадьевич заинтересованно кивнул. — Машину водит… как бог. Ну и… потренировал нас. И меня, и остальных.

— Значит, как бог, — улыбнулся Михаил Аркадьевич, — сильно сказано, Рыгорыч.

— Так правда же, Михаил Аркадьевич. Оформили его вольнонаёмным. И работает. Хороший парень. С заскоками, правда. Но у кого их нет?

— Тоже правда, — согласился Михаил Аркадьевич. — Значит, из рабов?

— Да, негр. И вот ведь интересно. Так, с кем из бывших ни поговори, такого нарасскажут, таких ужасов распишут… А этот — нет. Да и по нему видно, что не бедствовал особо. И выучили его, а это ведь запрещено было. А он грамотный, представляете?

— Совсем интересно, — подбодрил его Михаил Аркадьевич. Но и в самом деле интересно. Второй случай. Ларри и… — Как его зовут?

— Парня-то? Тим. А пацана, он пацана подобрал, усыновил, Димом. Тим и Дим. Смешно.

— Большой пацан?

— Да нет, Михаил Аркадьевич, лет семь, а может, и меньше. И самому Тиму и четвертака ещё вроде нет. Так сначала он и, что грамотный, скрывал, и пацана от нас прятал. Потом перестал.

— А заскоки у него какие?

— Ну так, кто без них. Да и нормально всё у него сейчас, — Тромб негромко рассмеялся. — Он слова боится.

— Слова? Как так? И какого?

— Situation. Да-да, Михаил Аркадьевич. Скажешь при нём по-английски, ну, нормальная ситуация, так он затрясётся весь, глаза сразу дикие, или столбом станет.

— И сейчас?

— Нет. Застынет так, постоит секунд пять, будто ждёт чего-то, и опять нормальный. А по-русски когда он и не дёргается.

— Интересно, — задумчиво сказал Михаил Аркадьевич. — Очень интересно. Он сам пришёл?

— Ну-у, и да, и нет. И сам, и позвали. Один из наших на дороге застрял. Мотор раскрыл и возится. А он подошёл и помог. Так с ним на базу и приехал. Ну, и остался. Война, считай, уже кончилась, засылать к нам незачем, да и не заслали бы раба. Приглядывали, конечно, за ним первое время, проверили, как положено, а летом он уже на доверии был. Может, отдохнёте пока?

— Да, пожалуй.

Михаил Аркадьевич откинулся на спинку и прикрыл глаза. Да, действительно водить Тромб стал лучше. И почему-то из всех накопившихся новостей решил рассказать именно об этом? Но очень интересно. Грамотный шофёр. Боится слова "ситуация". Неизвестно, когда и для чего понадобится, но и самому интересно, и просят обратить внимание.

Бурые осенние поля, корявые деревья с редкой жёлтой листвой вдоль дороги. Эркин смотрел и не видел их. Значит, больница, исследование… да, тогда точно конец. Двадцать пять лет — срок спальнику. Всегда знал это. Ещё с той первой сортировки…

…Ему пять лет.

— Ну-ка, наклонись. А вот так ногу поднимешь? Коленкой к уху. Ну, хорош.

Смеющееся румяное лицо, круглые очки. Он удивлённо смотрит снизу вверх на этого беляка. Так его ни разу ещё не смотрели, не командовали.

— А теперь разведи ноги, шире, ещё шире и нагнись. Ай браво! И улыбнись. Нет, смотрите, интересный какой экземпляр.

— Да, — соглашается второй, постарше, но тоже в очках. — Иди сюда.

Он послушно подходит, встаёт на указанное место. Сильные мягкие пальцы пробегают по его телу, всего обшаривают.

— Согласен. Очень интересен.

— А может, лучше на племя?

— Ну… не думаю. Как спальник он будет доходнее. Отправляйте.

И первый, похлопывая его по ягодицам, смеётся:

— Запомни, раб. Тебе ещё двадцать лет жить. А всего двадцать пять. Ну, благодари.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});