Книги крови - Клайв Баркер

Снаружи было очень тихо. Ни одной птицы на деревьях, ни одной пчелы на цветах. Даже доктор, которого он видел в окно, ушел, наверное, к своим пациентам.

Рука Чарли просто взбесилась. Пот капал с нее на траву, а вся кровь отхлынула, так что она стала мертвенно-бледной. Это была уже не его рука, а совсем другое существо, с которым он, по несчастному капризу анатомии, был соединен.

Трава под ногами была влажной и холодной. Было еще только полседьмого утра. Птицы, быть может, еще спали, и пчелы тоже. Быть может, в этом саду и нечего бояться. Быть может, его рука ошиблась.

Тут он заметил следы доктора, темные на серебристо-зеленой траве. Вокруг них была кровь. И они вели только в одну сторону.

* * *

Босуэлл в коме не чувствовал ничего и был рад этому. Появилась было мысль о том, что пора просыпаться, но тут же исчезла. Босуэлл не хотел просыпаться, не хотел приходить в себя. Никогда. Он и во сне смутно чувствовал, что ждет его при пробуждении.

* * *

Чарли посмотрел на деревья. На них росли какие-то странные плоды.

Один из них был человеком: тот самый доктор. Его шея зажата в развилке ветвей. Руки закачивались круглыми обрубками, все еще ронявшими на траву тяжелые красные капли. Над ним повисли другие, еще более жуткие, плоды — руки, сотни рук, колышущихся туда-сюда, как некий парламент, обсуждающий тактику реформ.

Их вид убивал всякие метафоры. Они были тем, чем были: человеческими руками. В этом и заключался весь ужас.

Чарли хотел бежать, но рука не пустила его. Это были ее ученики, ее паства, они ждали ее. Чарли посмотрел на мертвого доктора, на его убийц и подумал о Эллен, его Эллен, безвинно убитой этими вот руками и уже остывшей. Они заплатят за это. Все заплатят. Пока остаток его тела повинуется ему, он заставит их заплатить. Было глупостью договариваться с этой тварью на конце его запястья — теперь он понял это. Это чума. Они не должны жить.

Армия заметила его. Шорох прошел по рядам, как пожар. Они спешили приветствовать Мессию, сползая по стволу или просто падая вниз, как гнилые яблоки. Еще немного, и они доберутся до него. Теперь или никогда. Он отвернулся от дерева прежде, чем рука успела схватиться за ветку, и посмотрел на крыло памяти Чейни. Оно возвышалось перед ним, двери были закрыты, окна зашторены.

Сзади зашуршала трава под бесчисленными пальцами. Они спешили к своему вождю. Они придут туда, где будет он, — это было ясно. Может, на этой их слабости можно сыграть? Он снова посмотрел на здание и увидел то, что искал: лестницу, зигзагом поднимающуюся до самой крыши. Он помчался туда с удивившей его самого скоростью. Оглядываться не было времени. Через несколько шагов взбешенная рука добралась до его шеи, но он не останавливался. Добежав до лестницы, он начал подниматься, перескакивая через ступеньки. Без рук взбираться наверх было трудно, но если он и упадет, то что с того? Ведь это только его тело.

Только на третьем пролете он осмелился взглянуть вниз. У подножия лестницы расцвел ковер цветов из плоти, и они уже лезли наверх, протягивая к нему жаждущие пальцы. Пусть лезут, ублюдки. Я это начал — я это и закончу.

В окнах крыла Чейни появились испуганные лица. С нижних этажей слышались панические крики. Поздно рассказывать им историю его жизни: может, потом они смогут понять все сами. Может даже, они найдут объяснение, которого не нашел он… хотя он в этом сомневался.

Четвертый этаж. Правая продолжала сжимать его шею. Может быть, это кровь, но, скорее всего, дождь — теплый дождь, орошающий его грудь и ноги. Еще два этажа, потом крыша. За ним гудело железо — звук сотен пальцев, карабкающихся за ним. До крыши оставалось всего с десяток шагов, и он посмотрел вниз еще раз. Лестница была усеяна руками, как цветок — тлей. Нет, это опять метафора. Хватит.

Чарли перебрался через парапет и ступил на засыпанную гравием крышу. Вокруг валялись дохлые голуби, ведро с чем-то зеленым, куски бетона. Пока он смотрел на все это, первые ряды армии уже забрались на парапет, размахивая пальцами.

Боль в горле отозвалась в мозгу, когда предательская рука нащупала гортань. Из последних сил он пересек крышу.

Нужно падать прямо вниз на бетон. Внезапно силы оставили его — ноги стали ватными, в голову полезла всякая чепуха. Он вспомнил буддийский коан.

— Как звучит хлопок… — начал он, но не смог закончить.

Как звучит хлопок…

Забыв продолжение, он приказал своим ногам сделать шаг, затем еще один. Он чуть не споткнулся на противоположной стороне крыши и посмотрел вниз. Да, отсюда он упадет прямо вниз. На пустую автостоянку напротив здания. Он наклонился, видя, как капли его крови летят вниз. "Я иду", — сказал он тяготению и Эллен и подумал, как приятно умереть и никогда уже не чувствовать ни зубной боли, ни нытья в спине, ни как мимо по улице проходит красотка, которую ему никогда не поцеловать. Внезапно рука достигла его ног и полезла вверх, дрожа от нетерпения.

"Идите, — сказал он им, когда они облепили его с головы до ног. — Идите за мной всюду, куда я ни пойду".

Как звучит хлопок… Фраза вертелась у него на кончике языка.

И ту он вспомнил. Как звучит хлопок одной ладони? Было так приятно выудить что-то забытое из глубины сознания — как найти какую-нибудь давно потерянную вещь. Это скрасило последние мгновения его жизни. Он бросил себя в пустоту и падал, пока его мысли внезапно не оборвались. Руки дождем посыпались за ним, разбиваясь о бетон волна за волной, умирая рядом со своим Мессией.

Для пациентов и врачей, столпившихся у окон, вся эта сцена казалась скорее забавной, чем страшной: что-то вроде дождя из лягушек. Продолжалось это недолго, и через пару минут самые храбрые отправились посмотреть, что случилось. Никто так и не понял этого. Руки собрали, рассортировали и складировали для дальнейшего исследования. Кое для кого случившееся стало поводом для молитв и бессонных ночей; другие восприняли это просто как маленькую репетицию Апокалипсиса — еще одну в этом мире.

* * *

Босуэлл очнулся в больнице. Он потянулся к кнопке звонка и нажал ее, но никто не отозвался. Кто-то был в комнате, прятался за ширмой в углу. Он слышал, как тот шаркает ногами.

Он снова позвонил, но звонки надрывались по всему зданию, и никто не отвечал на них. Цепляясь за полку, он подполз к краю кровати, чтобы получше рассмотреть непрошеного гостя.

— Выходи, — пробормотал он пересохшими губами. — Выходи, я знаю, что ты здесь.

Он подполз ближе и только тут окончательно понял, что у него нет ног. Было поздно — потеряв равновесие, он упал, закрыв голову руками.

Лежа на полу, он попытался осмотреться. Что же случилось? Где его ноги, во имя Господа?

Его налитые кровью глаза обшаривали комнату и, наконец, уткнулись в босые ноги в ярде от его носа. На лодыжках были привязаны бирки. Это были его ноги, отрезанные поездом, но все еще живые. В первый момент ему показалось, что они хотят напасть на него, но они повернулись и заковыляли к выходу.

Видя это, он подумал — не собираются ли и его глаза вылезти из глазниц, и язык изо рта, и каждая часть его тела — не намеревается ли она каким-либо образом предать его? Все его тело связывалось только непрочным союзом его членов, который мог распасться в любую минуту. Когда ему ждать следующего восстания?

С сердцем, подступившим к горлу, он ожидал падения Империи.

Откровение

"Revelations" перевод М. Галиной

В Амарилло только и было разговоров, что о торнадо: о коровах, автомобилях, а иногда и о целых домах, которые поднимались в воздух и вновь опускались на землю, о поселениях, опустошенных всего за несколько сокрушительных минут. Возможно, именно поэтому Вирджиния сегодня вечером ощущала такую тревогу. Поэтому, или из-за усталости, накопившейся за время путешествия по пустынным шоссе, когда единственным пейзажем за окном были расстилавшиеся над ними мертвенные небеса Техаса, когда ничего не ждет тебя в конце пути и надеяться не на что — опять бесконечные гимны и адское пламя. Она сидела на заднем сиденье черного "понтиака", спина у нее болела, и изо всех сил пыталась заснуть. Но овевающий затылок горячий воздух вызывал сны об удушении, так что она оставила свои попытки и удовлетворилась зрелищем пшеничных полей да подсчетом проносящихся мимо элеваторов, ярко-белых на фоне собирающихся на северо-востоке грозовых туч.

На переднем сиденье автомобиля Эрл вел машину, напевая себе под нос. Рядом с ней Джон — всего лишь в двух футах, но недостижимый для ее притязаний — читал Послания святого Павла и бормотал отдельные прочитанные слова и фразы. Когда они проезжали через Пантекс-вилледж (они тут собирают боеголовки — загадочно сказал Эрл и больше ничего не пояснил), начался дождь. Он хлынул внезапно, когда уже темнело, и добавил тьмы, торопливо опустив шоссе Амарилло-Пампа в мокрую ночь.