Правофланговые Комсомола - Сборник

Еще в 1959 году имя Бориса Гайнулина стало известно не только на строительстве гидростанции, но и во всей Восточной Сибири. В те дни Борис еще донашивал морскую форму. В котловане будущей ГЭС с доски Почета смотрел крепкий парень с такой «морской» шеей, для которой не существует стандартных воротничков, и с крутой, бугристой, тоже «морской» грудью, словно специально созданной для полосатой тельняшки.

Серые глаза по-детски широко открыты; мохнатые брови, вьющиеся волосы и улыбка — доверчивая, стеснительная и в то же время лукавая — делали лицо примечательным. В жизни он не был таким великаном, каким казался на фотографии, о подобных людях принято говорить, что они скроены на славу. И руку, когда здоровался, Борис жал так, что сам краснел от смущения и при этом извинялся.

Собственно, не так уж много прошло времени с тех пор, как он появился в Братске. Но время здесь в ту пору было настолько спрессованным, что, как полушутя, полусерьезно говорили, оно здесь, как и на фронте, идет год за три, а то и больше. Да и по существующим законам шло год за два. Север, хоть и не крайний, но Север. Работы в котловане шли в три смены. Ночью, вечерами, туманными утрами трудились при мощных прожекторах. Работали в жару (бывает в Братске и такое время в июле и августе), и в пятидесятиградусные морозы, и в дождь, и в снег, и в слякоть, и в пургу, и в благостные солнечные, прохладно-горьковатые от полыни и лиственничного духа дни, когда в самую бы пору отдыхать. Это было время невиданного подъема, строительного азарта, которому равного в мире ничего не существует, разве только знаменитая «золотая лихорадка».

Бригада Гайиулина входила в славу, а самого бригадира одолевали корреспонденты, фоторепортеры, киношники и прочий пишущий и показывающий люд из радиокомитетов, телестудий, газет и журналов и даже писатели.

Однажды приехал и фотокорреспондент из «Огонька», сфотографировал всю бригаду, тогда еще малочисленную — всего 23 человека (23 богатыря!), пообещал прислать фотографии, но так навсегда и канул в неизвестность. И все же в «Огоньке» на всю полосу появилась фотография гайнулинской бригады, все в стеганках, в лихо заломленных на затылки шапках, в валенках, все смеются над чем-то, заливаются (что-то сказал опытный фоторепортер), а с самого левого края этой братии примостился бригадир. Уж он-то, кажется, хохочет и громче и заразительнее всех. Известное дело — Боря самый смешливый из смешливых.

Номер журнала с фотографией бригады коммунистического труда имени 40-летия ВЛКСМ стал с годами реликвией каждого, кто на ней запечатлен.

К шестидесятому году бригада стала комплексной и с двадцати трех человек увеличилась до девяноста семи.

Так уж принято говорить и писать о знаменитых людях, что они избегают журналистов и неохотно общаются с ними. Борис, наоборот, дружил со многими приезжими и местными корреспондентами.

Одному из них под настроение он и рассказал о некоторых своих заботах.

— Понимаете, теперь бригада выросла в пять раз. Вчера только пришло тридцать новичков, а сегодня я слышал уже, как один из них похвалялся: стал членом коммунистической бригады. Конечно, он член нашей бригады, а если разобраться, очень уж легко ему далось это звание. Чужим горбом досталось. Тут что-то мы недодумали. А вот что? — Гайнулин стал серьезным, сосредоточенным. — Я придумал одну штуку, да боюсь, как бы меня не заругали, что я не в те ворота ломлюсь. Вот послушайте. Что, если сделать так: скажем, мы, старые члены бригады, даем торжественное обещание, как присягу в армии. Я тут набросал. А новички торжественное обещание не дают до тех пор, пока мы их не узнаем. Пока своим трудом и поведением они не докажут, что достойны называться полноправными членами нашей бригады.

Борис достал из кармана ватника свернутую тетрадь, и корреспондент прочел в ней следующее:

«Торжественное обещание.

Я, Гайнулин Борис Николаевич, принимая на себя звание члена бригады коммунистического труда, в присутствии всех своих товарищей торжественно обещаю всегда и везде своим трудом и поведением оправдывать это высокое звание.

Никогда я не позволю себе быть в числе отстающих на производстве; все свои знания, физическую силу, настойчивость и упорство в преодолении трудностей — все для родной бригады. Не может быть и речи, Чтобы я опозорил высокое звание члена коммунистической бригады выпивкой, некультурным поведением, сквернословием.

Я обещаю постоянно учиться. Сначала на курсах подготовки в техникум. Потом, после окончания техникума, — институт. Пока строится Братская ГЭС, я обещаю быть в числе ее строителей до самого конца. И считаю для себя обязательным выполнять не меньше полутора норм. Законом своей жизни считаю девиз: я отвечаю за всю бригаду, и бригада отвечает за меня. Дружба, дружба и еще раз дружба

А если я хоть в чем-нибудь не выполню свое торжественное обещание, то пусть товарищи прямо мне об этом скажут. Если же я не захочу исправиться, то буду считать для себя справедливым самое большое наказание, пусть товарищи лишат меня права называться членом своей коммунистической бригады».

— Ну как? — с тревогой спросил Гайнулин.

Корреспондент ответил, что торжественное обещание ему кажется искренним, а главное — бьющим в цель.

— Да? — обрадовался Гайнулин. — Я ночь не спал, все сочинял и рвал.

В этот день Борис рассказал корреспонденту газеты «Советская Россия» многое из своей в общем-то короткой жизни. Это был рассказ, где все казалось очень обычным и вместе с тем необычным.

Уже тогда можно было отметить в Борисе Гайнулине одну черту: он был интеллигентен в самом высоком значении этого слова. Это была внутренняя, глубокая интеллигентность, несмотря на то что за плечами у него всего семилетка.

Корреспондент газеты «Советская Россия» внимательно рассматривал фотографию того времени, когда Гайнулин возглавил бригаду. Рядом с ним стоит незнакомый парень с перфоратором у ноги.

Можно было поручиться, что Борис не видел, как его щелкнул кто-то на пленку: уж очень непринужденно выражение лица, вся его поза. И хотя лица бурильщика на фотографии не видно, его закрывало опущенное ухо шапки, чувствуется, что этот парень рассмешил Бориса.

На скале виднелся намерзший лед и снег. Зима, лютая братская зима в пятьдесят градусов.

Но Гайнулин стоял в лихо заломленной шапке, она держалась на затылке; стеганка и ворот рубахи распахнуты, выглядывает полосатая тельняшка.

Нетрудно было догадаться, что произошло: просто: в котлован пришел новичок, он закутан так, как здесь совсем не принято. Тот, кто держит в руках перфоратор весом в двадцать килограммов или долбит ломом диабаз — породу почти такую же крепкую, как сталь, — не испугается при любой температуре. Да и не так уж здесь холодно — с двух сторон защищают от ветров стометровые скалы, а с низовой и верховой сторон Ангары — дамбы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});