Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

— Альк… А как же теперь… — спохватилась она, пятясь.

— Никак, — ровно ответил саврянин, отряхивая клинки. — Подай-ка ножны.

— А вдруг бы…

— Нет. Он врал. Или мне, или себе.

— Точно? — Рыска пошарила по полу, почти сразу наткнувшись на рубашку. Ножны пришлось искать дольше, они отлетели почти к стене.

— Точнее не бывает.

— Откуда ты знаешь? Ты ж говорил, что дара здесь нет!

— Это не дар. — Саврянин наугад протянул подруге руку. — Это мозги. Уверяю тебя, их вполне хватило для верного выбора.

ГЛАВА 31

В день травли чужой крысы все члены стаи относятся друг к другу раздраженно и недоверчиво.

Там же

Жар сидел у костра нахохленный и злой. Челюсть у него опухла и ныла, даже цигарку смолить больно. После мизантропа не очень-то и хотелось, но больше делать было нечего — с руганью нарезать круги у входа парень устал. К тому же зловредные саврянские комары разделяли отвращение Алька к курению и с недовольным писком вились за пределами дымного кокона.

Путник относился к ожиданию куда спокойнее. Сначала листал маленькую пухлую книжицу в потертом переплете, потом достал из сумки перо с чернильницей и стал что-то дописывать в конце, чутко вскидывая голову на шум. Но тот приходил большей частью с реки, невидимой за деревьями, а не из пещер.

— В тайной службе, что ль, подвизаетесь? — без особого интереса спросил Жар, щелчком отправляя окурок в костер. Комары взвыли от восторга. — Отчет им кропаете?

— Нет, — рассеянно ответил путник на оба вопроса. — Это для себя. Ну и для Пристани, когда будет что показать.

— А чего строчите-то? — Подглядеть вор не пытался: все равно читать не умеет. Эх, Рыска ж сто раз предлагала научить… Если все обойдется, то непременно согласится! Сам попросит! Лишь бы обошлось…

— Наблюдения.

— Гляжу, много уже наблюли? Крысолов усмехнулся.

— Это мои заметки о путничьем даре, — пояснил он. — Предположения, откуда он берется, размышления о его сути, смысле и цели. И… исключения.

— А Альк с Рыской у вас навроде крыс у лекаря? — прозорливо заметил Жар. — Сдохнут — значит, слишком густо снадобье заварил?

— У крыс нет выбора. А у твоих друзей — есть. И я не мешаю им его делать.

— Угу, только убить грозитесь, если ошибутся, — мрачно поддакнул вор, забывчиво хлопнувший по комару — и несчастной челюсти.

— Если бы ты видел то же, что и я, то предпочел бы пресечь саму возможность ошибки.

— А сейчас не боитесь?

— Боюсь, — со вздохом признал путник.

— Но верите в своего ученика? — предположил вор. — Что он все сделает правильно?

— Верить в Алька?! — Крысолов в шуточном ужасе закатил глаза. — Это все равно что верить в ураган, нашествие саранчи или лично Сашия. Я верю только, что он сделает. А дальше нам остается только молиться.

— Но что в них с Рыской такого особенного?

Путник отлистнул книжку на несколько страниц назад, задумчиво поглядел на разворот, не читая, а будто размышляя: просто не ответить или ответить и убить, чтоб никому не разболтал.

— Она не пытается подчинить себе свечу даже в мыслях. А он добровольно одалживает ей свой дар. Видно, поэтому их связка и обрела такую силу. Удача, как и птица, не любит сидеть в клетке. Сколь бы высоким ни был потолок, для свободного полета ей нужно небо. — Путник одобрительно двинул бровями, обмакнул перо в чернила и принялся записывать красивую мысль.

— И чего, такое впервые за всю историю Пристаней произошло? — не поверил Жар. — Все путники жадно вцеплялись в эту треклятую свечу, а она так же яростно противилась?

— Нет. — По лицу Крысолова скользнула тень. — Не впервые. Думаешь, нам самим нравится терять учеников и друзей? Мы уже веками ломаем головы, как этого избежать.

— А что тогда мешает вам лепить путников-свечей по обоюдному согласию? Или боитесь, что такие ученики живо вас с трона скинут?

— Ты забываешь о еще одной заинтересованной стороне.

— Какой?

Путник молча положил перо между страницами и пробежался пальцами по бедру — будто маленькими шустрыми лапками.

* * *

На ночлег работники укладывались поздно, прежде в это время уже третьи сны глядели. Ветер уволок с острова дым, но тревожный запах остался. Гореть-то тут больше нечему, камыш — зелень одна, ивняк тоже в самом соку, от закатившегося уголька не займется. Да и откуда угли после сена? Пламя стеной стояло, а на его месте только два черных пятна осталось. Но поди объясни это свербящему внутри червячку.

Особенно неспокойно почему-то было Цыке. Уж он по-всякому ложился: и на спину, и лицом к костерку, и задом, но Саший продолжал щекотать его соломинкой. Попеременно вспоминались то лица побитых и обкорнанных саврян, когда их плот отпихивали от берега, то стоящая в воротах Фесся — зареванная, растрепанная, чем-то неуловимо на них похожая. Может, незаслуженной обидой на него, Цыку?

Батрак сердито ударил кулаком по скатанной в трубку безрукавке, заменявшей подушку. Не надо ему ни сена, ни тсарской милости, как-нибудь и так проживет! Лишь бы домой поскорее отпустили.

Мимо, насвистывая, прошел йожыгский возница. Рожа у него была довольнющая: до пожара, с милостивого разрешения знаменного, успел кинуть в телегу несколько охапок сена и прикрыть рогожкой, чтоб не разлеталось. Только оно и уцелело. Остальные глядели на мужичка кисло, с завистью, хотя пара-тройка тючков все равно бы их не утешила: вот целый стог — это да! Возница же радовался малому и в конце концов огреб-таки по шее, под предлогом: Спать мешаешь, окаянный!

Спустя лучину Цыка наконец начал задремывать, но тут его внезапно дернули за рукав.

— Чего? — вскинулся батрак, приняв неслышно подкравшегося человека за вора.

— Тихо ты, — шикнул Мих, и Цыка с изумлением заметил, что друг как будто вовсе не ложился. Или собраться успел, вплоть до объемистого мешка за плечами. — Уходить отсюда надо. Я нашел, где белокосые лодчонку в камыше спрятали, — чернобородый кивнул в ту сторону, — припасов в обозе хватанул — тех, хо-хо, что нам весь месяц не докладывали… Ты со мной?

— Ты что! — испугался Цыка. — Если поймают — повесят!

— Вот еще! Кто ж рабочую скотину вешать станет? Плетей дадут, и все.

— Тоже не мед…

— Паутиной замажешь — подживет.

— А кольца? — тряхнул рукой батрак. На тсарских харчах да работах он похудел, и железяка легко крутанулась на запястье. — По ним же сразу беглого признают!

— Я одного кузнеца поблизости знаю, расклепает.

— А толку? У тсеца же записано, где мы живем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});